Я просто укажу вам на нее, как это делают с самим собой, или как я сделал бы это для друга.
Александр задумался.
– Вы хотите стать мной? – спросил он недоверчиво.
– И чтобы вы стали мной.
– А как мне это сделать? Я уже больше года живу с вами, но почти ничего о вас не знаю.
– Потому что вы были кем-то другим, – ответил Себастьян с нажимом. – Вы лишь в четырнадцать лет открыли для себя отца, которого никогда не видели. Я был для вас тайной.
– Вы и сейчас тайна.
– Вот видите.
Оба помолчали.
– Я восхищаюсь вами, – заговорил снова Александр. – Неужели теперь надо перестать? Если я – это вы, то мне придется подавить свое восхищение, а это наполнит меня тщеславием.
– Почему вы мной восхищаетесь?
– Ваша непринужденность, ваша таинственная способность разгадывать людей и ситуации, ваша отстраненность от них…
– Я приобрел это ценой страдания.
– Другие нет. И вы продолжаете меня удивлять.
– Отождествив себя со мной, вы тоже приобретете все это.
Молодой человек задумался над явно неожиданными для него словами.
– А вы восхищаетесь мной? – спросил он.
Вопрос был несколько провокационный.
– Да.
– Почему?
– Ваша мать прекрасно вас воспитала. Вы человек прямой, но способный на уловку. Волевой, но интуитивный. Ваша духовная утонченность проявляется в том, как вы держите себя. Все эти качества особенно заметны, когда я вижу вас в седле. Всадник сразу обнаруживает свою натуру: трус он или храбрец, простак или плут.
Похвала вызвала улыбку Александра.
– Воздайте за это честь и моей двоюродной бабушке, княгине, – сказал он. – Она была для меня второй матерью.
Юноша помолчал, потом добавил:
– Старая княгиня часто жалела, что вы уехали. Это она внушила мне желание узнать вас. Она говорила, что вы похожи на дикого коня.
– На дикого коня? – удивился Себастьян.
Александр кивнул головой.
– Она говорила, что вы, должно быть, много страдали, потому и остерегаетесь других людей.
Его взгляд стал настойчивым.
– Вы не хотите рассказать мне об этих страданиях, отец?
– Когда-нибудь. Сейчас скажу только, что их причинило рабство. Когда я был в вашем возрасте, со мной обращались как с домашним животным.
– И при этом наверняка считали, что любят вас?
Себастьян улыбнулся:
– Наверняка.
– Отсюда ваше недоверие к любви.
Себастьян кивнул: интуиция не подвела юношу.
– И вы считаете, что моя мать не сумела бы приручить дикого скакуна? – спросил Александр.
– Вот именно. Но она бы не поняла своей ошибки и однажды испытала бы разочарование.
– И так со всеми женщинами?
– Не могу поручиться за всех женщин, я их знал довольно мало. Но могу сказать, что чем они честнее, тем больше склонны смотреть на любовь как на обмен.
– Обмен?
– Да. Отдают тебе свое тело в обмен на всего тебя. Притворяются, будто считают мужчину своим господином, но на самом деле сами становятся его госпожами. Не случайно по-французски любовница и госпожа обозначаются одним словом – maitresse.
Александр встал.
– Видите ли, отец, прежде чем мы станем друг другом, позвольте мне сказать вам, что вы меня все-таки восхищаете. Я вот думаю, слышал ли когда-нибудь сын от своего отца столь удивительные речи. И столь же лестные.
– Уступаю вам свое рабочее место, – сказал Себастьян, также вставая. – Завтра отдадим наши письма управляющему. Мне осталось написать еще одно, Соломону.
Сказав это, Себастьян застыл от удивления. Кинжал, который он вытащил из ножен, чтобы отполировать и убрать следы влаги, лежал на одном из сундуков. И в блестящем клинке отражалась часть инкрустации на крышке – маленький перламутровый месяц.
Он вспомнил о другом кинжале, стиснутом рукой одного из мертвых убийц там, в Пушапуре, – в нем тоже отражалась луна, только настоящая.
Неужели существует какая-то связь между кинжалами и Луной?
38. ИСПОЛНЕННЫЕ МОЛЬБЫ
Ускользающий взгляд, краснеющие без причины щеки. Александр только что вернулся с прогулки. Себастьян рассмеялся.
Молодой человек обернулся к отцу.
– Что вас рассмешило, отец?
– Вы.
Александр глубоко вздохнул и поднял брови.
– Надеюсь, опыт был приятным, – сказал Себастьян добродушно.
– Это написано у меня на лбу?
– Почти, – ответил Себастьян. – Ваши сапоги запачканы, и от вас исходит незнакомый запах, в котором я, кажется, различаю сандал. Вы отводите свой взгляд и краснеете под моим. Я не Господь Бог. Но думаю, что могу назвать Еву: это маленькая танцовщица Индра, которая уже несколько вечеров бросает на вас томные взоры.
– Вы опасный человек!
– Нет, просто внимательный. Простите, что спрашиваю, но у вас это впервые?
– Да.
– Вам уже больше пятнадцати лет, самое время. Вы влюблены?
– Она тоже опасна, как и вы, но по-другому. Вы возбуждаете ум изощренными пытками. Она делает то же самое с телом. Я на седьмом небе.
– Значит, вы влюблены.
Александр сел и стянул с себя сапоги. Казалось, он чем-то огорчен.
– Хотел бы.
– Значит, не влюблены. Что же вам мешает?
– Я надеялся, что вы мне это скажете.
Себастьян разрезал яблоко и предложил половинку сыну.
– Даже если бы и знал, то не сказал бы. В подобных случаях прок бывает только от тех объяснений, которые дают самому себе. Я их не знаю.
– Вы же сами ратуете за тождественность наших личностей. Раз я – это вы, то и скажите мне.
– А раз вы – это я, то должны понимать, что я не могу догадаться о том, чего вы сами не знаете.
– Тогда помогите мне!
– Я это и делаю, слушая вас. Иначе бы у меня возникло впечатление, будто я диктую вам, что вы должны думать о ваших собственных чувствах.
Александр вздохнул.
– Ладно. Это всегда так бывает? Время течет так быстро, что три часа кажутся всего четвертью. Но от наслаждения остается только чувство пресыщения и запах. А потом, когда приходишь в себя, все уже превратилось в воспоминания.
Себастьян удержался от улыбки.
– То же самое можно сказать и обо всем, что мы переживаем. Когда яблоко съедено, через миг от него остается лишь воспоминание.
– Значит, настоящее не существует?
– Нет. Нет другого настоящего, кроме самой жизни, Александр. Мы сотканы из надежд и воспоминаний. Если не из страхов и сожалений. Или угрызений совести.
– Но вы меня любите, и я вас люблю, а это не надежда, не воспоминание.
– Это потому что между нами не было борьбы за обладание. Но между вами и вашей любовницей дело обстоит иначе. Она вас соблазнила, и вы стали ее добычей. В свою очередь и вы ее соблазнили, и она стала вашей добычей. Впрочем, это идеальный поединок, где бойцы одновременно наносят друг другу одну и ту же рану.
– Значит, победа обречена? – воскликнул Александр тоном, в котором сквозила безнадежность.
Себастьян встал, закурил трубку, затянулся несколько раз и прошелся в одну сторону, потом в другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109