А что бы сталось, если бы «Байкал» зимовал в Охотске и там команду растасовали бы? Теперь, при таком падении своих сил, я никогда бы не нашел новых людей!»
— На Амуре я, Геннадий Иванович, уговаривал одну… — рассказывал Фомин, когда матросы отдыхали. — Ох, соглашалась!
— Гилячка? — спросил капитан.
— Как же! Черноморденькая! Теперь бы встретить ее! Вот Козлов не верит, а я говорю, гиляки исподнее тоже носят, на бабах штаны из рыбьей кожи… Как камчадалки. Одинаково!
Матросы смеялись.
Вечером Кузьмин, Завойко, поп и Невельской опять играли в карты, пили виски, спорили…
Ночью Невельской сидел над бумагами, готовя их к отсылке в Иркутск.
Судно стояло на рейде. У Евграфа Степановича все готово. Невельской задерживался на берегу. Кузьмин уж знал теперь, что он за человек. У него мысли, кажется, рождаются сразу по две или по три, и он бегает от дела к делу, хочет исполнить то, что невозможно сделать одному, а Завойко не очень ему сочувствует, вот Невельской и крутится как белка в колесе.
Матросы тоже ожидали приезда капитана. Они не собирались его ни о чем расспрашивать, полагая, что в плавание поговорят с ним по душам. Они наслышались в Аяне, что капитаном тут недовольны, что он со здешним начальством не ладит.
Наконец приехал капитан.
— Молодец Завойко! — сказал он Кузьмину, поднявшись на палубу. — Как обещал, так все и сделал!
День был ясный. Когда вышли из бухты, море, казалось, набухло. Оно стало громадней, светлей, пошло навстречу судну большими, но пологими, светлыми, голубовато-зелеными волнами без гребней. Изредка вдали вспыхивали белые огни. Это гребни дальних волн отражали слепящее солнце.
«Я иду вперед, — подумал капитан, — а мысли мои позади». Сегодня долго думал он над бумагами, посланными в Иркутск. Не то хотелось бы написать туда…
— Что же это, Геннадий Иванович, открывали мы, а займут охотские? В десант так чужие, — говорил вечером Подобин, стоя у руля. — Такую силу везем: пушки, груз, продукты такие хорошие, товар какой! Я посмотрел — одно сукно чего стоит!
— А зачем тебе такое сукно?
— Заслужил бы… Своим послал…
На «Байкале» тихо. Кузьмин и Невельской негромко отдают команду, нет ни рева в трубу, ни матерщины. Боцман тоже не орет, люди делают все быстро и дружно. Вот они побежали к левому борту, взялись за снасти, и уж исполнено приказание: все расходятся.
— Хочу, брат Подобин, часть наших людей взять в экспедицию, — говорит капитан своему рулевому.
— Вы уж берите всех с судном… Пробили склянки.
Подобин сменился.
— Чего тебе Геннадий Иванович сказывал? — спросил его Козлов, когда капитан сошел вниз.
— Чё-то не ухватилось нашему капитану, — уверял Фомин. — Подменили его… Красоточка какая-то околдовала.
— Завойко ему не потрафил, — ответил Подобин.
— Сам сказал?
— Нет, он ничего не говорил. На «Охотске» команда из здешних; видно, Завойко хочет своим дать выслугу…
Матросы не забыли присланную на судно черемшу, бруснику и свежее мясо, они только удивлялись, почему Завойко зол на капитана. Объяснение нашлось — у Невельского чины, он в Питере был, а этот сидит в Аяне.
— Погоди еще… он нашего капитана обставит, — заметил Конев. — У Завойко — сила! — И добавил потихоньку: — Куда нашему до него! Вот у Завойко зимовать. Этот бы прокормил.
Утром синели на траверзе полосы Большого Шантара. Дул попутный ветер. Шли под всеми парусами.
Шестаков ходил заниматься к капитану и, возвратившись, сказал, что «Байкал» в Амур не пойдет.
— Нас, брат Шестаков, не спрашивают… Приказано ставить пост на Иски! — молвил старший унтер-офицер Бахрушев.
— Место нехорошее…
— Что же поделаешь! Якорная стоянка, пресная вода, что еще нам надо?
Капитан говорит: «Поставлю пост, а уж там посмотрим…»
— Это он может! — согласился Горшков.
Шестаков замечал, что капитан пишет какие-то бумаги, буквы на них крупные, писаны не по-русски. Похоже, объявления… «Где он их приклеит?» — думал матрос.
…Кузьмин покуривал трубку и молчал.
Уплывала вдаль слабая синь Большого Шантара. Прошли остров Кусова, похожий на крутую гору среди моря. Видны за кормой его темные морщины в густых лесах и желтоватые грани стосаженных скал. Море вздувается под ними, медленно подымая на скалы белые кружева.
— Где будем сгружаться, вашескородие? — спросил Фомин у Невельского.
Такие разговоры разрешались еще на «Авроре» у Литке. Когда капитан появлялся на баке, матросы говорили обо всем, что их тревожило.
— Десант высадим в заливе Счастья.
— Где рыба шла? — спросил матрос.
— Да, где шла рыба, где много было белух в прилив…
— А кто же пойдет на устье?
— Пока поставим пост на Иски.
— Надо бы устье занимать, Геннадий Иванович, — сказал Козлов.
— Конечно, надо!
— Брать, так за рога! А почему нас сменит «Охотск»?
Невельской объявил, что «Байкал» берет больше груза и нужен для транспортировки на Камчатку.
— На одну ложку две горошки хотят, Геннадий Иванович! — сказал Козлов.
Лицо Невельского быстро оживилось, взор принял воинственное, обычное для него, острое выражение.
«Вот он когда ожил!» — подумал Иван Подобин, тоже торчавший на баке. Он не был на вахте.
«Подлецы! — подумал капитан, — Матросы понимают!»
— Я, Геннадий Иванович, хочу спросить… — заговорил Шестаков.
— Пожалуйста…
— Когда описывали полуостров Князя Константина, вы говорили, что надо там пост поставить…
Невельской улыбнулся.
— Я пойду туда после.
Матросы неодобрительно молчали. «После» — это значит не с ними, а с охотскими.
— Ты много хочешь, Шестаков. Да ведь мы уже говорили с тобой.
Матросы стали вспоминать знакомых гиляков, беглого русского, названия селений, хотя и перевирали их. Теперь, когда снова подходили к устьям Амура, все вспоминалось.
— Что же, Геннадий Иванович, сгрузим десант, и все? — спросил Козлов.
— А что бы ты хотел?
Матросы утихли. Никто не ответил.
— Когда сгрузимся, тогда посмотрим! — сказал капитан. — Еще не знаем, как там наши, как Дмитрий Иванович.
— Сам Амур открыл, а говорит, что пост будет в Счастье! — рассуждали матросы.
— Что ее открывать? — отозвался Конев. — Река и река! Она сама открыта. Зашли и смерили.
— Он уж знает, где что ставить! — сказал Тихонов.
— Это мало важности, что капитан. — отвечал Конев недовольно.
Капитан сказал, что вызовет добровольцев из экипажа, которые пожелают остаться с ним на берегу в экспедиции.
Конев в душе считал себя открывателем Амура. Он первый в прошлом году во время описи заметил стада белух, решил, что, видимо, идут за рыбой на пресную воду, и предсказал, что близка большая река.
А реку первый увидел Веревкин и считал себя первооткрывателем. Оба матроса из-за этого недолюбливали друг друга.
На траверзе синел островок Рейнеке, тупой лиловый мыс Литке слился с вечерними сумерками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
— На Амуре я, Геннадий Иванович, уговаривал одну… — рассказывал Фомин, когда матросы отдыхали. — Ох, соглашалась!
— Гилячка? — спросил капитан.
— Как же! Черноморденькая! Теперь бы встретить ее! Вот Козлов не верит, а я говорю, гиляки исподнее тоже носят, на бабах штаны из рыбьей кожи… Как камчадалки. Одинаково!
Матросы смеялись.
Вечером Кузьмин, Завойко, поп и Невельской опять играли в карты, пили виски, спорили…
Ночью Невельской сидел над бумагами, готовя их к отсылке в Иркутск.
Судно стояло на рейде. У Евграфа Степановича все готово. Невельской задерживался на берегу. Кузьмин уж знал теперь, что он за человек. У него мысли, кажется, рождаются сразу по две или по три, и он бегает от дела к делу, хочет исполнить то, что невозможно сделать одному, а Завойко не очень ему сочувствует, вот Невельской и крутится как белка в колесе.
Матросы тоже ожидали приезда капитана. Они не собирались его ни о чем расспрашивать, полагая, что в плавание поговорят с ним по душам. Они наслышались в Аяне, что капитаном тут недовольны, что он со здешним начальством не ладит.
Наконец приехал капитан.
— Молодец Завойко! — сказал он Кузьмину, поднявшись на палубу. — Как обещал, так все и сделал!
День был ясный. Когда вышли из бухты, море, казалось, набухло. Оно стало громадней, светлей, пошло навстречу судну большими, но пологими, светлыми, голубовато-зелеными волнами без гребней. Изредка вдали вспыхивали белые огни. Это гребни дальних волн отражали слепящее солнце.
«Я иду вперед, — подумал капитан, — а мысли мои позади». Сегодня долго думал он над бумагами, посланными в Иркутск. Не то хотелось бы написать туда…
— Что же это, Геннадий Иванович, открывали мы, а займут охотские? В десант так чужие, — говорил вечером Подобин, стоя у руля. — Такую силу везем: пушки, груз, продукты такие хорошие, товар какой! Я посмотрел — одно сукно чего стоит!
— А зачем тебе такое сукно?
— Заслужил бы… Своим послал…
На «Байкале» тихо. Кузьмин и Невельской негромко отдают команду, нет ни рева в трубу, ни матерщины. Боцман тоже не орет, люди делают все быстро и дружно. Вот они побежали к левому борту, взялись за снасти, и уж исполнено приказание: все расходятся.
— Хочу, брат Подобин, часть наших людей взять в экспедицию, — говорит капитан своему рулевому.
— Вы уж берите всех с судном… Пробили склянки.
Подобин сменился.
— Чего тебе Геннадий Иванович сказывал? — спросил его Козлов, когда капитан сошел вниз.
— Чё-то не ухватилось нашему капитану, — уверял Фомин. — Подменили его… Красоточка какая-то околдовала.
— Завойко ему не потрафил, — ответил Подобин.
— Сам сказал?
— Нет, он ничего не говорил. На «Охотске» команда из здешних; видно, Завойко хочет своим дать выслугу…
Матросы не забыли присланную на судно черемшу, бруснику и свежее мясо, они только удивлялись, почему Завойко зол на капитана. Объяснение нашлось — у Невельского чины, он в Питере был, а этот сидит в Аяне.
— Погоди еще… он нашего капитана обставит, — заметил Конев. — У Завойко — сила! — И добавил потихоньку: — Куда нашему до него! Вот у Завойко зимовать. Этот бы прокормил.
Утром синели на траверзе полосы Большого Шантара. Дул попутный ветер. Шли под всеми парусами.
Шестаков ходил заниматься к капитану и, возвратившись, сказал, что «Байкал» в Амур не пойдет.
— Нас, брат Шестаков, не спрашивают… Приказано ставить пост на Иски! — молвил старший унтер-офицер Бахрушев.
— Место нехорошее…
— Что же поделаешь! Якорная стоянка, пресная вода, что еще нам надо?
Капитан говорит: «Поставлю пост, а уж там посмотрим…»
— Это он может! — согласился Горшков.
Шестаков замечал, что капитан пишет какие-то бумаги, буквы на них крупные, писаны не по-русски. Похоже, объявления… «Где он их приклеит?» — думал матрос.
…Кузьмин покуривал трубку и молчал.
Уплывала вдаль слабая синь Большого Шантара. Прошли остров Кусова, похожий на крутую гору среди моря. Видны за кормой его темные морщины в густых лесах и желтоватые грани стосаженных скал. Море вздувается под ними, медленно подымая на скалы белые кружева.
— Где будем сгружаться, вашескородие? — спросил Фомин у Невельского.
Такие разговоры разрешались еще на «Авроре» у Литке. Когда капитан появлялся на баке, матросы говорили обо всем, что их тревожило.
— Десант высадим в заливе Счастья.
— Где рыба шла? — спросил матрос.
— Да, где шла рыба, где много было белух в прилив…
— А кто же пойдет на устье?
— Пока поставим пост на Иски.
— Надо бы устье занимать, Геннадий Иванович, — сказал Козлов.
— Конечно, надо!
— Брать, так за рога! А почему нас сменит «Охотск»?
Невельской объявил, что «Байкал» берет больше груза и нужен для транспортировки на Камчатку.
— На одну ложку две горошки хотят, Геннадий Иванович! — сказал Козлов.
Лицо Невельского быстро оживилось, взор принял воинственное, обычное для него, острое выражение.
«Вот он когда ожил!» — подумал Иван Подобин, тоже торчавший на баке. Он не был на вахте.
«Подлецы! — подумал капитан, — Матросы понимают!»
— Я, Геннадий Иванович, хочу спросить… — заговорил Шестаков.
— Пожалуйста…
— Когда описывали полуостров Князя Константина, вы говорили, что надо там пост поставить…
Невельской улыбнулся.
— Я пойду туда после.
Матросы неодобрительно молчали. «После» — это значит не с ними, а с охотскими.
— Ты много хочешь, Шестаков. Да ведь мы уже говорили с тобой.
Матросы стали вспоминать знакомых гиляков, беглого русского, названия селений, хотя и перевирали их. Теперь, когда снова подходили к устьям Амура, все вспоминалось.
— Что же, Геннадий Иванович, сгрузим десант, и все? — спросил Козлов.
— А что бы ты хотел?
Матросы утихли. Никто не ответил.
— Когда сгрузимся, тогда посмотрим! — сказал капитан. — Еще не знаем, как там наши, как Дмитрий Иванович.
— Сам Амур открыл, а говорит, что пост будет в Счастье! — рассуждали матросы.
— Что ее открывать? — отозвался Конев. — Река и река! Она сама открыта. Зашли и смерили.
— Он уж знает, где что ставить! — сказал Тихонов.
— Это мало важности, что капитан. — отвечал Конев недовольно.
Капитан сказал, что вызовет добровольцев из экипажа, которые пожелают остаться с ним на берегу в экспедиции.
Конев в душе считал себя открывателем Амура. Он первый в прошлом году во время описи заметил стада белух, решил, что, видимо, идут за рыбой на пресную воду, и предсказал, что близка большая река.
А реку первый увидел Веревкин и считал себя первооткрывателем. Оба матроса из-за этого недолюбливали друг друга.
На траверзе синел островок Рейнеке, тупой лиловый мыс Литке слился с вечерними сумерками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207