Ее кожа горела в тех местах, где ее ласково погладили шершавые костяшки его пальцев. В ней странным образом переплелись страстное желание, чувство одиночества и ожидание чуда, и она наклонилась к нему, рассматривая его необычную рубашку, сшитую в Англии, и широкий ремень на талии с тиснением креста святого Георгия. Святой покровитель Англии привел ее в чувство, и она отпрянула от него.
— Вы не должны дотрагиваться до меня. — Он очень медленно опустил руки.
— Тебе нужно, чтобы до тебя дотрагивались, Кэтлин Макбрайд. Очень нужно.
Она взорвалась.
— Даже если бы и так, мне не надо этого от англичанина.
— Обдумай это, моя любовь. Нам легко друг с другом, несмотря на наши различия. Вспомни нашу первую встречу, потрясение от нее, взаимопонимание. Мы могли бы подойти друг другу.
— И когда же, скажите пожалуйста, англичанин подходил ирландцу.
Ленивая улыбка расползлась у него по лицу.
— Даже я знаю это, Кэтлин. Сам святой Патрик был уроженцем Англии, не так ли?
— Но его сердце принадлежало Ирландии.
— То же самое может быть и со мной, Кэтлин Макбрайд. То же самое.
Ах, этот голос! Он может взять мед из пустого улья. Ее удивляли его загадочные слова, выражение тоски в его необыкновенных глазах. Пытаясь не поддаться тому притяжению, которое он вызывал в ней, она неожиданно рассмеялась.
— Вам с вашими красными волосами и ртом, полным лести, надо бы быть ирландцем, мистер Хокинс.
— Весли.
Она перестала смеяться.
— Идите вниз и наслаждайтесь праздником, пока у вас есть такая возможность, мистер Хокинс. Вы сами приняли решение уехать завтра, — слова, произнесенные вслух, причинили ей такую же боль, как если бы она расплакалась.
Он прикоснулся пальцем к своим губам, затем дотронулся до ее губ.
— Как пожелаете, Кэтлин. — Он легкой походкой прошел по стене и присоединился к толпе во дворе.
Прикосновение его пальцев оставило иллюзию нежного поцелуя на губах. Кэтлин снова обернулась к морю. Всего несколько минут ее мысли были заняты Алонсо. Но Хокинс прогнал их подобно тому, как ветер разгоняет прибой. Более того, он разбудил спящую ней женщину. Женщину, которая томится, женщину, которую охватывает страсть.
Вытерев руки о передник, она поспешно прогнала все эмоции, которые грозили переполнить ее. У нее нет времени думать ни о каком мужчине. Если Логан прав относительно передвижения круглоголовых, ей лучше всего постараться побыстрей отправить Хокинса.
Задача оказалась труднее, чем она предполагала. Ранним утром следующего дня они стояли вместе на дорожке, которая извивалась и петляла вдоль деревни по окутанным туманом холмам в юго-восточном направлении. Богатые краски восходящего солнца отсвечивали чистым золотом в его волосах, смягчали его улыбку. Она навсегда запомнит его, стоящим спиной к солнцу и освещенным его лучами.
— Наверно, мы никогда больше не встретимся, — заметила она, стараясь придать беззаботность своему голосу.
— Да, наверное.
— Тогда будьте осторожны, мистер Хокинс, потому что Хаммерсмит не любит быть одураченным… — Испугавшись, что сказала лишнее, она закрыла рот. Матерь божья, почему она так невоздержанна на язык в присутствии этого человека?
— Ты так говоришь, будто знаешь его.
— И какой бы дурой я была, если бы не попыталась узнать своего врага? — резко отпарировала она.
Он стоял совершенно неподвижно, не отводя от нее глаз.
— Ты не дура, Кэтлин Макбрайд. И я хотел… — он запнулся и глубоко вдохнул пропитанный туманом воздух. Казалось, что он так же, как и она, старается говорить непринужденно.
— Я слушаю вас, мистер Хокинс.
— Чтобы… чтобы ты была осторожна, Кэтлин. Хаммерсмит могущественный человек. И опасный. Если он когда-нибудь подойдет близко к Клонмуру, обещай мне уйти отсюда. Она засмеялась.
— Уйти? Да ни за что в жизни, мистер Хокинс. Клонмур мой дом, и я буду защищать его до тех пор, пока последний камень не вырвут из моих слабеющих рук.
Его губы неодобрительно сжались.
— Я боялся именно этого.
— Не бойтесь за меня. В этом нет необходимости. — Она посмотрела, как высоко поднялось солнце. — Вам следует быть уже в пути.
Но он продолжал стоять неподвижно, глядя на нее.
Против своего желания она вспомнила другое расставание. Тогда слезы ручьем лились из ее глаз, так же как с губ Алонсо лились обещания. Однако это натянутое без слез расставание причиняло большую боль.
— Боже, как я не хочу покидать тебя, — вырвалось у Хокинса.
Пораженная его страстным восклицанием, Кэтлин постаралась сделать вид, что не обратила внимания на это.
— Благослави вас Бог, мистер Хокинс. И пусть ваш путь будет овеян удачей.
Он поднял руку, протянул ее к ней, но не дотронулся до нее. Кэтлин поняла его невысказанную просьбу. Он хотел, чтобы следующий шаг сделала она, пришла в его объятия.
Но чувство самоконтроля, воспитанное в ней поколениями воинов, позволило ей удержаться от рокового шага. Кетлин знала, что если сделает хоть одно движение ему навстречу, ее уже ничто не остановит.
Глава 4
Грязный, со стертыми за время долгого перехода в Голуэй ногами, Весли мрачно раздумывал о своем посещении Клонмура. Он не обнаружил там жестоких ирландских повстанцев, а встретил людей, посвятивших себя защите своих земель и собственных жизней от английских захватчиков.
И Кэтлин оказалась не той варварской хищницей, о которой предупреждал его Кромвель, а очаровательной женщиной, имеющей большое сердце, способное вместить не только Клонмур, но также и всех ирландских беженцев.
Сердце достаточно большое, чтобы поверить лжи Джона Весли Хокинса. Она поверила ему, когда он сказал ей, что собирается проникнуть в Голуэй и уплыть на корабле. Она даже дала ему мешок продуктов из своих скудных запасов и освятила его путешествие поэтическими ирландскими благословениями. В его памяти возник ее образ. Он вспомнил кожу, загоревшую от солнца и ветра; черты лица, отражающие ее удивительный характер; волосы это развевающееся облако цвета спелой пшеницы. Но более всего ему запомнились ее глаза: то нежные и добрые, то холодные и суровые, как янтарные камни, а в минуту отдыха наполненные выражением, которое заставляло его почти поверить в волшебство.
Прогоняя прочь свои мысли, он посмотрел на пристань. Английские уполномоченные в Ирландии обещали, что Голуэй станет вторым Дерри, открытым для торговли с Испанией, Западной Индией и другими странами.
Однако Голуэй не стал новым торговым городом. Его мраморные дворцы были розданы чужеземцам, а собственные сыновья и дочери изгнаны из них. Город превратился в руины, став пристанищем для мародерствующих солдат и местом размещения полевой артиллерии круглоголовых.
Весли хотел бы исчезнуть в той сплошной пустоте, которая заявила на него свои права во время казни, но желанное забвение ускользнуло от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Вы не должны дотрагиваться до меня. — Он очень медленно опустил руки.
— Тебе нужно, чтобы до тебя дотрагивались, Кэтлин Макбрайд. Очень нужно.
Она взорвалась.
— Даже если бы и так, мне не надо этого от англичанина.
— Обдумай это, моя любовь. Нам легко друг с другом, несмотря на наши различия. Вспомни нашу первую встречу, потрясение от нее, взаимопонимание. Мы могли бы подойти друг другу.
— И когда же, скажите пожалуйста, англичанин подходил ирландцу.
Ленивая улыбка расползлась у него по лицу.
— Даже я знаю это, Кэтлин. Сам святой Патрик был уроженцем Англии, не так ли?
— Но его сердце принадлежало Ирландии.
— То же самое может быть и со мной, Кэтлин Макбрайд. То же самое.
Ах, этот голос! Он может взять мед из пустого улья. Ее удивляли его загадочные слова, выражение тоски в его необыкновенных глазах. Пытаясь не поддаться тому притяжению, которое он вызывал в ней, она неожиданно рассмеялась.
— Вам с вашими красными волосами и ртом, полным лести, надо бы быть ирландцем, мистер Хокинс.
— Весли.
Она перестала смеяться.
— Идите вниз и наслаждайтесь праздником, пока у вас есть такая возможность, мистер Хокинс. Вы сами приняли решение уехать завтра, — слова, произнесенные вслух, причинили ей такую же боль, как если бы она расплакалась.
Он прикоснулся пальцем к своим губам, затем дотронулся до ее губ.
— Как пожелаете, Кэтлин. — Он легкой походкой прошел по стене и присоединился к толпе во дворе.
Прикосновение его пальцев оставило иллюзию нежного поцелуя на губах. Кэтлин снова обернулась к морю. Всего несколько минут ее мысли были заняты Алонсо. Но Хокинс прогнал их подобно тому, как ветер разгоняет прибой. Более того, он разбудил спящую ней женщину. Женщину, которая томится, женщину, которую охватывает страсть.
Вытерев руки о передник, она поспешно прогнала все эмоции, которые грозили переполнить ее. У нее нет времени думать ни о каком мужчине. Если Логан прав относительно передвижения круглоголовых, ей лучше всего постараться побыстрей отправить Хокинса.
Задача оказалась труднее, чем она предполагала. Ранним утром следующего дня они стояли вместе на дорожке, которая извивалась и петляла вдоль деревни по окутанным туманом холмам в юго-восточном направлении. Богатые краски восходящего солнца отсвечивали чистым золотом в его волосах, смягчали его улыбку. Она навсегда запомнит его, стоящим спиной к солнцу и освещенным его лучами.
— Наверно, мы никогда больше не встретимся, — заметила она, стараясь придать беззаботность своему голосу.
— Да, наверное.
— Тогда будьте осторожны, мистер Хокинс, потому что Хаммерсмит не любит быть одураченным… — Испугавшись, что сказала лишнее, она закрыла рот. Матерь божья, почему она так невоздержанна на язык в присутствии этого человека?
— Ты так говоришь, будто знаешь его.
— И какой бы дурой я была, если бы не попыталась узнать своего врага? — резко отпарировала она.
Он стоял совершенно неподвижно, не отводя от нее глаз.
— Ты не дура, Кэтлин Макбрайд. И я хотел… — он запнулся и глубоко вдохнул пропитанный туманом воздух. Казалось, что он так же, как и она, старается говорить непринужденно.
— Я слушаю вас, мистер Хокинс.
— Чтобы… чтобы ты была осторожна, Кэтлин. Хаммерсмит могущественный человек. И опасный. Если он когда-нибудь подойдет близко к Клонмуру, обещай мне уйти отсюда. Она засмеялась.
— Уйти? Да ни за что в жизни, мистер Хокинс. Клонмур мой дом, и я буду защищать его до тех пор, пока последний камень не вырвут из моих слабеющих рук.
Его губы неодобрительно сжались.
— Я боялся именно этого.
— Не бойтесь за меня. В этом нет необходимости. — Она посмотрела, как высоко поднялось солнце. — Вам следует быть уже в пути.
Но он продолжал стоять неподвижно, глядя на нее.
Против своего желания она вспомнила другое расставание. Тогда слезы ручьем лились из ее глаз, так же как с губ Алонсо лились обещания. Однако это натянутое без слез расставание причиняло большую боль.
— Боже, как я не хочу покидать тебя, — вырвалось у Хокинса.
Пораженная его страстным восклицанием, Кэтлин постаралась сделать вид, что не обратила внимания на это.
— Благослави вас Бог, мистер Хокинс. И пусть ваш путь будет овеян удачей.
Он поднял руку, протянул ее к ней, но не дотронулся до нее. Кэтлин поняла его невысказанную просьбу. Он хотел, чтобы следующий шаг сделала она, пришла в его объятия.
Но чувство самоконтроля, воспитанное в ней поколениями воинов, позволило ей удержаться от рокового шага. Кетлин знала, что если сделает хоть одно движение ему навстречу, ее уже ничто не остановит.
Глава 4
Грязный, со стертыми за время долгого перехода в Голуэй ногами, Весли мрачно раздумывал о своем посещении Клонмура. Он не обнаружил там жестоких ирландских повстанцев, а встретил людей, посвятивших себя защите своих земель и собственных жизней от английских захватчиков.
И Кэтлин оказалась не той варварской хищницей, о которой предупреждал его Кромвель, а очаровательной женщиной, имеющей большое сердце, способное вместить не только Клонмур, но также и всех ирландских беженцев.
Сердце достаточно большое, чтобы поверить лжи Джона Весли Хокинса. Она поверила ему, когда он сказал ей, что собирается проникнуть в Голуэй и уплыть на корабле. Она даже дала ему мешок продуктов из своих скудных запасов и освятила его путешествие поэтическими ирландскими благословениями. В его памяти возник ее образ. Он вспомнил кожу, загоревшую от солнца и ветра; черты лица, отражающие ее удивительный характер; волосы это развевающееся облако цвета спелой пшеницы. Но более всего ему запомнились ее глаза: то нежные и добрые, то холодные и суровые, как янтарные камни, а в минуту отдыха наполненные выражением, которое заставляло его почти поверить в волшебство.
Прогоняя прочь свои мысли, он посмотрел на пристань. Английские уполномоченные в Ирландии обещали, что Голуэй станет вторым Дерри, открытым для торговли с Испанией, Западной Индией и другими странами.
Однако Голуэй не стал новым торговым городом. Его мраморные дворцы были розданы чужеземцам, а собственные сыновья и дочери изгнаны из них. Город превратился в руины, став пристанищем для мародерствующих солдат и местом размещения полевой артиллерии круглоголовых.
Весли хотел бы исчезнуть в той сплошной пустоте, которая заявила на него свои права во время казни, но желанное забвение ускользнуло от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98