— Женщины, — он нетерпеливо взмахнул рукой. — Во время казни. Некоторые из них узнали меня по внешности или по рассказам.
Кэтлин прищурилась, не в состоянии представить эту сцену.
— Почему Кромвель пощадил тебя?
— Ему понадобилось мое мастерство ловца воров.
— Ты был ловцом воров, затем кавалеристом, а потом новообращенным при духовенстве?
—Да.
— Больше профессий, чем большинство мужчин могут овладеть за всю жизнь.
Он посмотрел на руки, нервно перебирая пальцами.
— Я был… в поиске. Пытался найти свое место в жизни.
Ее глаза сузились. — И нашел его у Кромвеля, который снял тебя с виселицы, чтобы ты поймал меня.
—Да.
Вечер догорал с последними лучами солнца, когда баржа ударилась о платформу лестницы, ведущей в Уайтхолл. Группа домов неясно вырисовывалась над водой. По обеим сторонам у входа в помещение горели факелы. Из двери вышел лакей, чтобы помочь им высадиться.
— Добрый вечер, — сказал лакей. — Нормально добрались? — Он посмотрел на Кэтлин, одетую в мягкую, свободную тунику. — Захватили с собой ирландку, да, сэр? — лакей хихикнул. — А где же ее уздечка?
— Сейчас будет у тебя в желудке, если ты не заткнешь свой паршивый рот, — парировала Кэтлин.
Весли сошел с баржи мрачнее тучи. Его обутая в сапог нога опустилась точно на ногу лакея.
— О! Осторожнее, сэр!
— Извиняюсь, — пробормотал Весли. Наклонившись, он взял Кэтлин за руку и помог ей сойти на каменный причал.
Она проигнорировала незадачливого лакея, и Маккензи повел их по коридору, минуя молельню и Большой Холл, через просторный внутренний двор в ворота дворца и, наконец, привел в палату, кишащую чиновниками лорда-протектора, облаченными в темные одежды духовными лицами и иностранными сановниками. Кэтлин подавила попытку опереться для поддержки на руку Весли. В то же самое время ее глаза прочесывали толпу. Возможно, очень возможно…
— Его не будет здесь, — пробормотал Весли тихо. — Твой гранд не смешается с толпой простых людей.
Кэтлин вспыхнула, удивляясь, как легко он читает ее мысли. Она переключила внимание на большую палату и затем на ту, в которой они находились. В комнате царила роскошь: массивные канделябры, поддерживаемые ниспадающими с потолка цепями, развешанные по стенам портреты.
Весли осматривал переполненную комнату еще более внимательно, чем Кэтлин. «Кого он выискивает? — удивилась она. — Бывшую любовницу? « В первый раз за все время до нее дошло, что она слишком мало знает о его прошлом и ничего не знает о людях, в кругу которых он вращался.
— Лорд-протектор находится в Хэмптоне со своей дочерью Бэтти, леди Клейпол, — к ним поспешил человек в ливрее, протягивая руку Весли. — Вернется через неделю.
Весли тихо выругался. Маккензи полюбопытствовал: — А леди все еще больна, да? Чиновник опустил глаза.
— Потеряла сына две недели назад. Оливера, так его назвали в честь великого дедушки.
Кэтлин сжала губы. Она не хотела думать о Кромвеле как о человеческом существе, способном горевать вместе с дочерью по поводу смерти ребенка. Чиновник повернулся к Весли.
— Вы гости протектората.
Два солдата прошли вперед, волоча за собой длинные мечи.
— Мы вовсе не гости, — сердце Кэтлин от страха ушло в пятки. — Мы пленники.
В течение трех дней Кэтлин жила одна в роскошной, но охраняемой комнате. По щелчку пальцев ей приносили горячую воду для мытья, кивок головы заставлял дворового мальчика растапливать камин. Еды, которую она съедала за один прием, хватило бы, чтобы накормить миссис Бойл со всем ее выводком. Весли прислал торговца шелком и бархатом, портного и швею. Чтобы избежать скуки от безделья, Кэтлин подчинилась тому, что ее обмеряли и закалывали одежду булавками при примерках.
Ее сердце страдало от одиночества, когда она смотрела из высоких окон на холодные каменные здания, в которых находились частные аппартаменты протектора. Она скучала по дикому великолепию Коннемары, резкому морскому запаху в летнем воздухе. Ей не хватало вечеров в зале, где можно было послушать, как Мэгин играет на арфе, или как Том Генди плетет свои героические сказки, которые становятся все более неправдоподобными с каждой выпитой кружкой пахнущего дымом и рожью самогона.
И Кэтлин призналась себе, в конце концов, что скучает по Весли. Он изгнал ее из своего сердца, потому что она не отдала ему свое. Весли проводил дни, закрывшись в библиотеке, комнате, предназначенной только для книг, и ежедневно встречался с чиновниками протектората. Иногда она слышала веселый смех и с горечью думала, что они считают большой шуткой то, что Весли взял себе ирландскую невесту. Несколько раз до нее доносились сердитые голоса, и ей казалось, что они, в конце концов, отрубят ей голову.
На четвертый день прибыла портниха с сундуками и помощницами.
— Хозяин требует, чтобы вас одели немедленно.
Страх закрался в душу Кэтлин. Вызов мог означать только то, что Кромвель вернулся из Хэмптона. — Мне не нравятся эти фасоны.
— Знатные дамы обожают мои изделия.
— Как курица обожает быть насаженной на вертел для поджаривания, — возразила Кэтлин, однако сдалась.
Чем быстрее Весли притащит ее к Кромвелю, тем быстрее она вернется в Клонмур и покончит с этим фарсом. Кроме того, бунтарь, сидящий внутри нее, хотел встретиться с Кромвелем, хотел посмотреть на дьявола, который убивал ирландских младенцев, потому что, как он заявил, «из гнид вырастают вши». Она хотела сказать протектору Англии, чтобы он катился ко всем чертям. Час спустя Кэтлин рассматривала себя в большом стоячем зеркале. На кринолин была надета бархатная юбка изумрудного цвета с разрезом спереди, открывающим взору шелковую нижнюю юбку. Сатиновые туфельки на высоких каблуках выглядывали из-под ее края. Сверкая золотой нитью, от талии до плеч поднимался жесткий корсаж с глубоким вырезом. Парикмахерша заплела ее волосы в мягкую косу и закрепила на голове черепаховыми гребнями. Как странно она выглядела. Как незнакомая англичанка.
Пришел слуга, чтобы проводить ее по большой лестнице в просторное фойе. Весли поджидал внизу. Он также выглядел странно в свободных черных штанах, перехваченных в талии богато украшенным ремнем, в длинных, до колен, сапогах с широкими отворотами, начищенных до блеска. Ниспадающая черная накидка была отброшена назад и открывала парадную шпагу, висящую на бедре. Шляпа с полями, небрежно загнутыми с одной стороны, затеняла его лицо.
У нее перехватило дыхание. Была бы она художником, она запечатлела бы картину, которую он представлял собой, раскованную позу, беззаботную улыбку и приковывающую внимание мужественность. Была бы она поэтом, она попыталась бы воспеть его привлекательность в словах, неотразимое внешнее обаяние, скрытая боль в глазах, почти невидимые морщинки уставшего от жизни человека в уголках улыбающегося рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98