Мэгин наклонила голову:
— Мистер Хокинс.
— Добрый вечер, миледи.
Она важно кивнула, как будто учтивость была привычным для нее делом.
— Полагаю, вы собираетесь указать нам, что мы занимаемся незаконным делом, — язвительно сказала она. — Англичане объявили это вне закона, пытаясь заставить нас платить за то, чтобы нашу шерсть пряли английские руки.
Вместо ответа он наклонился над колесом прялки Мэгин, которое она со скрипом крутила при помощи ножного привода.
— Посмотрите, — сказал он. — Привод трется об ось, поэтому такой шум… — Он быстро исправил поломку. Теперь прялка двигалась легко, почти бесшумно. Мэгин слегка улыбнулась.
— Спасибо, мистер Хокинс. Он поднялся, собираясь уйти.
— Мистер Хокинс? — это подала голос мать Рори Эйлин. — У меня такие же неполадки с колесом. Если не возражаете?..
— Конечно, — он быстро отрегулировал и эту прялку.
— Как нам отблагодарить вас, мистер Хокинс?
— Можете начать с того, чтобы называть меня Весли. А закончить рассказом о Кэтлин.
Две женщины переглянулись. Эйлин опустила глаза и продолжила работу. Мэгин сказала:
— Кэтлин… это Кэтлин. Что еще вы хотите знать?
— Почему она не замужем?
Мэгин сняла клок шерсти с веретена.
— А почему я должна интересоваться этим?
— Потому что она ваша сестра.
— Кэтлин ни в ком не нуждается. Она глава клана Макбрайдов.
— Ее голова забита делами клана, — сказала Эйлин. — Она не видит дальше собственного носа Мэгин усмехнулась.
— Уверена, что ты имеешь в виду: она не видит, как на нее с телячьей преданностью пялится Рори.
— Мой Рори — прекрасный мужчина, храбрый и сильный. Чего еще может желать девушка?
Мэгин вздохнула.
— Настоящей любви.
— Настоящей любви! Ах! Как будто это что-то такое, что приходит к человеку само собой. Вот я, например, в глаза не видела моего Пэдди, пока не встала с ним перед алтарем в церкви в день свадьбы. Я не знала, что любила этого зануду до того дня, пока не похоронили его, пусть будет душе его светлая память. Любовь — это то, что приходит с годами. Иногда урожай беден, но все говорят…
Весли извинился и вышел. Не слишком много они могут рассказать о Кэтлин. Их никогда не интересовало, что творится у нее на душе. А Весли интересовался. Постоянно.
Покинув зал, он отправился к конюшням, где немного постоял, пока глаза привыкли к темноте. Он вдохнул в себя теплый запах сена, лошадей и сладковатого овса. До него донесся певучий голос Кэтлин. Звуки песни, которую она напевала, унесли его через века в прошлое, когда Ирландия была непобежденной страной.
Он нашел Кэтлин в последнем стойле с черным жеребцом, где она сидела на корточках и изучала лежащую перед ней карту, освещенную свисающей с балки лампой.
Лошадь почувствовала присутствие чужого и предупредительно заржала. Кэтлин испуганно посмотрела вверх и прижала карту к груди.
— Ты всегда поешь, когда обдумываешь планы сражений, Кэтлин? — спросил он.
— Единственный план, который вас может интересовать, так это как поступит Хаммерсмит, когда услышит, что я захватила вас в плен. Как вы думаете, он опять будет вас бить?
— А это будет волновать тебя?
Кэтлин пожала плечами. Колеблющийся свет лампы придавал ее движениям плавное изящество.
— Избиение собственных солдат большая глупость, которая не способствует достижению целей, — она спрятала карту в карман фартука и встала.
Весли внимательно посмотрел ей в лицо, отметив круги под глазами, припухлость губ. Она не пользовалась никакими красками и средствами, которые обычно применяют женщины. Да у нее и не было нужды делать это.
— Ты не можешь сообщить ему, что взяла меня в плен, — заявил он.
— Могу. Я глава Макбрайдов. — Ее тело невольно напряглось, когда она говорила это, а груди натянули ткань блузки.
Весли обдало жаром.
— Но ты не сделаешь этого! Ты не можешь заставить меня сочинять сказки о том, кто ты такая и чем занимаешься.
— Я понимаю это. Трудная задача.
— Тогда ты должна согласиться с тем, что следует сохранить меня, — с удовлетворением от того, что выиграл спор, Весли оперся плечом о ворота стойла.
Глаза Кэтлин оценивающе прошлись по нему, как будто она выбирала лучший кусок разделанного и лежащего на тарелке гуся.
— Да, я должна или сохранить… или убить вас.
— Я голосую за то, чтобы сохранить. — Она усмехнулась.
— Я так и думала, что вы выберете это. Итак, я буду сохранять вашу жизнь, мистер Хокинс, до тех пор, пока вы будете вести себя соответствующим образом.
— А если нет? Если я попытаюсь убежать?
— Я выслежу вас и убью, — непоколебимость, прозвучавшая в ее голосе, вызвала озноб во всем его теле. Одновременно с этим его пронзило другое чувство: болезненное сожаление, что такое прекрасное создание, как Кэтлин Макбрайд, волею судьбы может стать убийцей.
— Значит, ты не даешь мне права выбора, — сказал он беззаботно. — Тогда я остаюсь. Подумай об этом, Кэт, мы состаримся вместе. Будем совершать прогулки на взморье и наблюдать заход солнца, а ты будешь петь мне песни своим милым голосом. — Захваченный собственным воображением, он взял ее руку и провел губами по пальцам. Даже такая маленькая ласка глубоко взволновала его. Боже, он сходит по ней с ума.
Она вырвала у него руку. Легкий румянец окрасил ее щеки.
— Я боюсь, вы не поняли, мистер Хокинс.
— Весли. И я понял тебя, Кэтлин Макбрайд. Я понял, почему я ощущаю женское желание в твоих глазах и твердость воина в сердце.
Как бы защищаясь, она прижала руки к груди.
— Может быть, вы умнее всех в мире, мистер Хокинс? Скажите мне, пючему вы так думаете обо мне?
— Ты защищаешь свой дом. И это стало твоей трагедией. Обстоятельства заставили тебя похоронить свою женственность.
— Обстоятельства? — раздраженно спросила она. — Какое прекрасное слово. Это вы, англичане, сделали меня такой, какая я есть, украли мою мечту иметь мужа и сем… — испугавшись, что сказала о себе слишком много, она схватила скребницу и повернулась к черному любимцу. — Возвращайтесь в зал. Я занята.
Весли решил отступить от предмета разговора, но не от нее. Лоснящаяся шкура коня натягивалась от прикосновений скребка, и тот удовлетворенно похрапывал. Весли молча наблюдал за игрой света и теней на мускулатуре жеребца.
— Кэтлин, почему ты не продашь некоторых из этих лошадей, чтобы прокормить своих людей?
Она нервно засмеялась.
— Ирландцы безжалостно убивают своих лошадей на мясо. Лошади сейчас нужны только воинам, а нас осталось очень мало. Я слышала, что некоторые ирландские предатели продают своих коней в английскую кавалерию, — она обвела взглядом конюшню. В глазах появилось лукавство. — Уверена, им захотелось бы заиметь этих красавцев.
— Кэтлин, чтобы заиметь этих лошадей, они пойдут даже на убийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Мистер Хокинс.
— Добрый вечер, миледи.
Она важно кивнула, как будто учтивость была привычным для нее делом.
— Полагаю, вы собираетесь указать нам, что мы занимаемся незаконным делом, — язвительно сказала она. — Англичане объявили это вне закона, пытаясь заставить нас платить за то, чтобы нашу шерсть пряли английские руки.
Вместо ответа он наклонился над колесом прялки Мэгин, которое она со скрипом крутила при помощи ножного привода.
— Посмотрите, — сказал он. — Привод трется об ось, поэтому такой шум… — Он быстро исправил поломку. Теперь прялка двигалась легко, почти бесшумно. Мэгин слегка улыбнулась.
— Спасибо, мистер Хокинс. Он поднялся, собираясь уйти.
— Мистер Хокинс? — это подала голос мать Рори Эйлин. — У меня такие же неполадки с колесом. Если не возражаете?..
— Конечно, — он быстро отрегулировал и эту прялку.
— Как нам отблагодарить вас, мистер Хокинс?
— Можете начать с того, чтобы называть меня Весли. А закончить рассказом о Кэтлин.
Две женщины переглянулись. Эйлин опустила глаза и продолжила работу. Мэгин сказала:
— Кэтлин… это Кэтлин. Что еще вы хотите знать?
— Почему она не замужем?
Мэгин сняла клок шерсти с веретена.
— А почему я должна интересоваться этим?
— Потому что она ваша сестра.
— Кэтлин ни в ком не нуждается. Она глава клана Макбрайдов.
— Ее голова забита делами клана, — сказала Эйлин. — Она не видит дальше собственного носа Мэгин усмехнулась.
— Уверена, что ты имеешь в виду: она не видит, как на нее с телячьей преданностью пялится Рори.
— Мой Рори — прекрасный мужчина, храбрый и сильный. Чего еще может желать девушка?
Мэгин вздохнула.
— Настоящей любви.
— Настоящей любви! Ах! Как будто это что-то такое, что приходит к человеку само собой. Вот я, например, в глаза не видела моего Пэдди, пока не встала с ним перед алтарем в церкви в день свадьбы. Я не знала, что любила этого зануду до того дня, пока не похоронили его, пусть будет душе его светлая память. Любовь — это то, что приходит с годами. Иногда урожай беден, но все говорят…
Весли извинился и вышел. Не слишком много они могут рассказать о Кэтлин. Их никогда не интересовало, что творится у нее на душе. А Весли интересовался. Постоянно.
Покинув зал, он отправился к конюшням, где немного постоял, пока глаза привыкли к темноте. Он вдохнул в себя теплый запах сена, лошадей и сладковатого овса. До него донесся певучий голос Кэтлин. Звуки песни, которую она напевала, унесли его через века в прошлое, когда Ирландия была непобежденной страной.
Он нашел Кэтлин в последнем стойле с черным жеребцом, где она сидела на корточках и изучала лежащую перед ней карту, освещенную свисающей с балки лампой.
Лошадь почувствовала присутствие чужого и предупредительно заржала. Кэтлин испуганно посмотрела вверх и прижала карту к груди.
— Ты всегда поешь, когда обдумываешь планы сражений, Кэтлин? — спросил он.
— Единственный план, который вас может интересовать, так это как поступит Хаммерсмит, когда услышит, что я захватила вас в плен. Как вы думаете, он опять будет вас бить?
— А это будет волновать тебя?
Кэтлин пожала плечами. Колеблющийся свет лампы придавал ее движениям плавное изящество.
— Избиение собственных солдат большая глупость, которая не способствует достижению целей, — она спрятала карту в карман фартука и встала.
Весли внимательно посмотрел ей в лицо, отметив круги под глазами, припухлость губ. Она не пользовалась никакими красками и средствами, которые обычно применяют женщины. Да у нее и не было нужды делать это.
— Ты не можешь сообщить ему, что взяла меня в плен, — заявил он.
— Могу. Я глава Макбрайдов. — Ее тело невольно напряглось, когда она говорила это, а груди натянули ткань блузки.
Весли обдало жаром.
— Но ты не сделаешь этого! Ты не можешь заставить меня сочинять сказки о том, кто ты такая и чем занимаешься.
— Я понимаю это. Трудная задача.
— Тогда ты должна согласиться с тем, что следует сохранить меня, — с удовлетворением от того, что выиграл спор, Весли оперся плечом о ворота стойла.
Глаза Кэтлин оценивающе прошлись по нему, как будто она выбирала лучший кусок разделанного и лежащего на тарелке гуся.
— Да, я должна или сохранить… или убить вас.
— Я голосую за то, чтобы сохранить. — Она усмехнулась.
— Я так и думала, что вы выберете это. Итак, я буду сохранять вашу жизнь, мистер Хокинс, до тех пор, пока вы будете вести себя соответствующим образом.
— А если нет? Если я попытаюсь убежать?
— Я выслежу вас и убью, — непоколебимость, прозвучавшая в ее голосе, вызвала озноб во всем его теле. Одновременно с этим его пронзило другое чувство: болезненное сожаление, что такое прекрасное создание, как Кэтлин Макбрайд, волею судьбы может стать убийцей.
— Значит, ты не даешь мне права выбора, — сказал он беззаботно. — Тогда я остаюсь. Подумай об этом, Кэт, мы состаримся вместе. Будем совершать прогулки на взморье и наблюдать заход солнца, а ты будешь петь мне песни своим милым голосом. — Захваченный собственным воображением, он взял ее руку и провел губами по пальцам. Даже такая маленькая ласка глубоко взволновала его. Боже, он сходит по ней с ума.
Она вырвала у него руку. Легкий румянец окрасил ее щеки.
— Я боюсь, вы не поняли, мистер Хокинс.
— Весли. И я понял тебя, Кэтлин Макбрайд. Я понял, почему я ощущаю женское желание в твоих глазах и твердость воина в сердце.
Как бы защищаясь, она прижала руки к груди.
— Может быть, вы умнее всех в мире, мистер Хокинс? Скажите мне, пючему вы так думаете обо мне?
— Ты защищаешь свой дом. И это стало твоей трагедией. Обстоятельства заставили тебя похоронить свою женственность.
— Обстоятельства? — раздраженно спросила она. — Какое прекрасное слово. Это вы, англичане, сделали меня такой, какая я есть, украли мою мечту иметь мужа и сем… — испугавшись, что сказала о себе слишком много, она схватила скребницу и повернулась к черному любимцу. — Возвращайтесь в зал. Я занята.
Весли решил отступить от предмета разговора, но не от нее. Лоснящаяся шкура коня натягивалась от прикосновений скребка, и тот удовлетворенно похрапывал. Весли молча наблюдал за игрой света и теней на мускулатуре жеребца.
— Кэтлин, почему ты не продашь некоторых из этих лошадей, чтобы прокормить своих людей?
Она нервно засмеялась.
— Ирландцы безжалостно убивают своих лошадей на мясо. Лошади сейчас нужны только воинам, а нас осталось очень мало. Я слышала, что некоторые ирландские предатели продают своих коней в английскую кавалерию, — она обвела взглядом конюшню. В глазах появилось лукавство. — Уверена, им захотелось бы заиметь этих красавцев.
— Кэтлин, чтобы заиметь этих лошадей, они пойдут даже на убийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98