Это было чудесно. Великолепно. Ему принадлежал весь мир – надо было только его взять.
– Ты придешь завтра днем на матч? Это будет потрясающая игра, – спросил он, чувствуя, как сила бьет из него ключом. – Эти пони, на которых я сейчас езжу, самые лучшие, на каких мне только доводилось играть. Иногда кажется: они заранее знают, что я хочу, чтобы они сделали, еще до того, как я направляю их. Видела этого гнедого жеребца с белыми чулочками на всех четырех ногах? Сегодня я играл на нем в четвертом чуккере, и, клянусь, я едва натягивал поводья, чтобы остановить его, а в следующую секунду он разворачивался на месте и мы уже неслись как черти за мячом в противоположном направлении.
– Когда я на прошлой неделе в первый раз встретила тебя на вечернике, ты был таким тихоней. Но как только я сегодня увидела, как ты играешь, я сказала себе: «Я должна узнать этого парня получше». Я заранее спланировала весь этот наш вечер, и, как видишь, все получилось замечательно.
Роб засмеялся. Они горячо и оживленно говорили обо всем и ни о чем. Но возбуждение было слишком скоротечным. Не прошло и десяти минут, как Роб уже почувствовал, что начинает спускаться с вершины. Эйфория никогда не держалась достаточно долго.
Через некоторое время Синтия достала из сумочки второй флакончик.
– Ты пробовал когда-нибудь чистый кокаин?
Парни, которых он знал по школе, пользовались им постоянно и молились на него.
– Тебе надо когда-нибудь его отведать, – сказала она. – Так получается намного мощнее. И улетаешь от него сильнее, чем от чего-либо другого.
– Может быть, однажды и попробую…
Сейчас Роба интересовало только одно – вновь поймать чувство, которое он только что испытывал, и он с растущим нетерпением следил за тем, как Син старательно делит порошок на линии.
– Когда испытаешь, что это такое, нынешний покажется тебе детским баловством, – предупредила она. – И тебе не захочется с ним возиться. Если тебе интересно, один из моих друзей может показать, как с ним обращаться.
– Там посмотрим.
– Нет, хватит, – запротестовала Триша, когда Дон Таунзенд – она наконец вспомнила имя угреватого молодого человека, хотя титул его отца начисто вылетел у нее из памяти, – когда Дон попытался опять вытащить ее на танцевальную площадку. – Мои ноги нуждаются в отдыхе.
Последний час они танцевали без передышки.
– Я не так уж много раз на них наступил. Ну давайте же, – убеждал он.
– Не заметила, чтобы вы вообще наступали мне на мозоли, но ноги у меня просто отваливаются, – стояла на своем Триша. – А кроме того, я умираю от жажды.
– Отлично. Не хотите ли чего-нибудь выпить? Я принесу.
– Чего-нибудь побольше и похолоднее. И непременно безалкогольное, – приказала Триша.
– Будет сделано.
Когда он ушел, Триша помахала руками перед лицом, чтобы остудить разгоряченную кожу, и двинулась к дверям на террасу, где воздух был свежее и прохладнее. Она устала от всех этих танцев, но это было приятное чувство – кровь быстро и горячо струилась по жилам, мускулы расправились и расслабились. Она признавалась, но только самой себе, что, когда Рауль ушел, немалая часть сковывавшего ее напряжения улетучилась.
– Вот ты где, Триша. А я тебя как раз искал.
– Роб. – Внезапное появление брата застало Тришу врасплох. Она оглядела его слегка взлохмаченные волосы. – Ты пропал так надолго, что, думаю, лучше не спрашивать, где ты был… или что ты делал. А где твоя сирена? Ты ее потерял?
– Син?
– Син – ее прозванье, а грех – ее призвание. – Триша насмешливо повторила броскую фразу, которую использовал Дон Таунзенд, чтобы описать новую знакомую Роба.
– Она пошла в дамскую комнату попудриться. – Роб пропустил мимо ушей язвительное замечание и вытянул шею, осматривая зал. – А где Рауль? Раньше я видел его с тобой.
– Так это было намного раньше. Он давно уже ушел отдыхать перед завтрашней игрой.
– Я хотел познакомить его с Лес. – Плечи Роба разочарованно поникли. – Он виделся с ней?
– К сожалению, да.
– Что случилось? Он поговорил с ней о школе поло?
– Не думаю, чтобы ему представился такой случай. И сомневаюсь, чтобы Лес запомнила, даже если он и поговорил.
– Где она? Ты не знаешь? – Он опять оглядел зал. – Я хочу побеседовать с ней и узнать, что он сказал.
– Она наверху, в своей комнате… возможно, в полной отключке, – мрачно информировала его сестра. – Роб, она напилась в доску.
– Не может быть. – Лицо Роба посмурнело, и на нем опять возникло выражение тревоги и озабоченности. – Думаю, лучше сходить и проверить, как она там.
– С ней все хорошо, – попыталась убедить его Триша, но брат, не слушая ее, быстрым шагом пошел к выходу, чтобы убедиться во всем самому. – Во всяком случае, – продолжала девушка, обращаясь сама к себе, – час назад, когда я приходила ее наведать, она чувствовала себя отлично.
Она потеряла Роба из виду в толпе гостей, но затем увидела, как он выходит через огромные двери в главное фойе.
– Нечто большое и холодное… и безалкогольное, – рядом с ней возник Дон Таунзенд. Он шутливо поклонился и вручил Трише высокий стакан с содовой, в котором плавала лимонная долька.
– За это я буду любить вас вечно.
– Ах, обещания, одни обещания.
12
Мяч высоко подскочил на травяном покрытии и покатился к центру поля. Игроки поскакали вслед за ним. Рауль находился в удобной позиции: он блокировал подопечного противника от мяча и одновременно находился в хорошем положении для удара. Держа клюшку наготове, он метнулся к белому шарику.
– Не трогай мяч!
Это прокричал товарищ по команде, который занимал более удачный угол для броска, чем Рауль. Теперь задачей Буканана стало не допустить к мячу ближайшего противника. Тот уже мчался наперерез, собираясь начать борьбу за мяч и помешать удару по воротам.
Прежде чем развернуть коня и броситься навстречу противнику, Рауль инстинктивно выждал неуловимую долю секунды, которая была необходима его коню, чтобы опустить на землю поворотную ногу, а затем, сжав бока животного коленями и натянув поводья, дал ему сигнал изменить направление. Эта незначительная задержка придала движению коня плавность и даже грацию, и тот без усилия развернулся, почти не снизив скорости. Если бы Рауль не стал ждать, а сразу рванул поводья, его пони попытался бы выполнить приказ наездника, но со стороны это выглядело бы тяжело и неуклюже.
Контроль – вот что самое главное. Контроль над умом и телом другого существа и точное знание – до долей секунды, – когда что надо делать. И это должно стать рефлексом. На поле у наездника нет времени сознательно проверять, какое копыто коня опущено на землю или каким шагом идет пони, – он должен это знать. Животное должно стать продолжением его самого – два умелых атлета – всадник и конь – действуют как единое целое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
– Ты придешь завтра днем на матч? Это будет потрясающая игра, – спросил он, чувствуя, как сила бьет из него ключом. – Эти пони, на которых я сейчас езжу, самые лучшие, на каких мне только доводилось играть. Иногда кажется: они заранее знают, что я хочу, чтобы они сделали, еще до того, как я направляю их. Видела этого гнедого жеребца с белыми чулочками на всех четырех ногах? Сегодня я играл на нем в четвертом чуккере, и, клянусь, я едва натягивал поводья, чтобы остановить его, а в следующую секунду он разворачивался на месте и мы уже неслись как черти за мячом в противоположном направлении.
– Когда я на прошлой неделе в первый раз встретила тебя на вечернике, ты был таким тихоней. Но как только я сегодня увидела, как ты играешь, я сказала себе: «Я должна узнать этого парня получше». Я заранее спланировала весь этот наш вечер, и, как видишь, все получилось замечательно.
Роб засмеялся. Они горячо и оживленно говорили обо всем и ни о чем. Но возбуждение было слишком скоротечным. Не прошло и десяти минут, как Роб уже почувствовал, что начинает спускаться с вершины. Эйфория никогда не держалась достаточно долго.
Через некоторое время Синтия достала из сумочки второй флакончик.
– Ты пробовал когда-нибудь чистый кокаин?
Парни, которых он знал по школе, пользовались им постоянно и молились на него.
– Тебе надо когда-нибудь его отведать, – сказала она. – Так получается намного мощнее. И улетаешь от него сильнее, чем от чего-либо другого.
– Может быть, однажды и попробую…
Сейчас Роба интересовало только одно – вновь поймать чувство, которое он только что испытывал, и он с растущим нетерпением следил за тем, как Син старательно делит порошок на линии.
– Когда испытаешь, что это такое, нынешний покажется тебе детским баловством, – предупредила она. – И тебе не захочется с ним возиться. Если тебе интересно, один из моих друзей может показать, как с ним обращаться.
– Там посмотрим.
– Нет, хватит, – запротестовала Триша, когда Дон Таунзенд – она наконец вспомнила имя угреватого молодого человека, хотя титул его отца начисто вылетел у нее из памяти, – когда Дон попытался опять вытащить ее на танцевальную площадку. – Мои ноги нуждаются в отдыхе.
Последний час они танцевали без передышки.
– Я не так уж много раз на них наступил. Ну давайте же, – убеждал он.
– Не заметила, чтобы вы вообще наступали мне на мозоли, но ноги у меня просто отваливаются, – стояла на своем Триша. – А кроме того, я умираю от жажды.
– Отлично. Не хотите ли чего-нибудь выпить? Я принесу.
– Чего-нибудь побольше и похолоднее. И непременно безалкогольное, – приказала Триша.
– Будет сделано.
Когда он ушел, Триша помахала руками перед лицом, чтобы остудить разгоряченную кожу, и двинулась к дверям на террасу, где воздух был свежее и прохладнее. Она устала от всех этих танцев, но это было приятное чувство – кровь быстро и горячо струилась по жилам, мускулы расправились и расслабились. Она признавалась, но только самой себе, что, когда Рауль ушел, немалая часть сковывавшего ее напряжения улетучилась.
– Вот ты где, Триша. А я тебя как раз искал.
– Роб. – Внезапное появление брата застало Тришу врасплох. Она оглядела его слегка взлохмаченные волосы. – Ты пропал так надолго, что, думаю, лучше не спрашивать, где ты был… или что ты делал. А где твоя сирена? Ты ее потерял?
– Син?
– Син – ее прозванье, а грех – ее призвание. – Триша насмешливо повторила броскую фразу, которую использовал Дон Таунзенд, чтобы описать новую знакомую Роба.
– Она пошла в дамскую комнату попудриться. – Роб пропустил мимо ушей язвительное замечание и вытянул шею, осматривая зал. – А где Рауль? Раньше я видел его с тобой.
– Так это было намного раньше. Он давно уже ушел отдыхать перед завтрашней игрой.
– Я хотел познакомить его с Лес. – Плечи Роба разочарованно поникли. – Он виделся с ней?
– К сожалению, да.
– Что случилось? Он поговорил с ней о школе поло?
– Не думаю, чтобы ему представился такой случай. И сомневаюсь, чтобы Лес запомнила, даже если он и поговорил.
– Где она? Ты не знаешь? – Он опять оглядел зал. – Я хочу побеседовать с ней и узнать, что он сказал.
– Она наверху, в своей комнате… возможно, в полной отключке, – мрачно информировала его сестра. – Роб, она напилась в доску.
– Не может быть. – Лицо Роба посмурнело, и на нем опять возникло выражение тревоги и озабоченности. – Думаю, лучше сходить и проверить, как она там.
– С ней все хорошо, – попыталась убедить его Триша, но брат, не слушая ее, быстрым шагом пошел к выходу, чтобы убедиться во всем самому. – Во всяком случае, – продолжала девушка, обращаясь сама к себе, – час назад, когда я приходила ее наведать, она чувствовала себя отлично.
Она потеряла Роба из виду в толпе гостей, но затем увидела, как он выходит через огромные двери в главное фойе.
– Нечто большое и холодное… и безалкогольное, – рядом с ней возник Дон Таунзенд. Он шутливо поклонился и вручил Трише высокий стакан с содовой, в котором плавала лимонная долька.
– За это я буду любить вас вечно.
– Ах, обещания, одни обещания.
12
Мяч высоко подскочил на травяном покрытии и покатился к центру поля. Игроки поскакали вслед за ним. Рауль находился в удобной позиции: он блокировал подопечного противника от мяча и одновременно находился в хорошем положении для удара. Держа клюшку наготове, он метнулся к белому шарику.
– Не трогай мяч!
Это прокричал товарищ по команде, который занимал более удачный угол для броска, чем Рауль. Теперь задачей Буканана стало не допустить к мячу ближайшего противника. Тот уже мчался наперерез, собираясь начать борьбу за мяч и помешать удару по воротам.
Прежде чем развернуть коня и броситься навстречу противнику, Рауль инстинктивно выждал неуловимую долю секунды, которая была необходима его коню, чтобы опустить на землю поворотную ногу, а затем, сжав бока животного коленями и натянув поводья, дал ему сигнал изменить направление. Эта незначительная задержка придала движению коня плавность и даже грацию, и тот без усилия развернулся, почти не снизив скорости. Если бы Рауль не стал ждать, а сразу рванул поводья, его пони попытался бы выполнить приказ наездника, но со стороны это выглядело бы тяжело и неуклюже.
Контроль – вот что самое главное. Контроль над умом и телом другого существа и точное знание – до долей секунды, – когда что надо делать. И это должно стать рефлексом. На поле у наездника нет времени сознательно проверять, какое копыто коня опущено на землю или каким шагом идет пони, – он должен это знать. Животное должно стать продолжением его самого – два умелых атлета – всадник и конь – действуют как единое целое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153