– Так вот, только я до него дотронусь, как мы сразу перенесемся в другую эпоху…
– А куда?..
– Я же говорил раньше – к Македонскому, который Александр… и поведем охоту за его частью талисмана.
– А если что-то не получится? – спросил Иван. Профессор пожал плечами.
– Что ж.., будем действовать по обстановке.
– А если герра Кляйна за его семитофобию.., того?..
– Ну и что? Война есть война, – снова пожал плечами фон Кугельсдорф. – Оберштурмбаннфюрер, конечно, хороший человек, но одним оберштурмбаннфюрером больше, одним меньше…
– Вы еще скажите, что одним бароном больше, одним меньше, – недовольно произнес Иван. Профессор хихикнул.
– Это уже до меня сказали, – лукаво сообщил он.
– Я знаю, – коротко ответил Иван.
Пепелище Иерихона, над которым уже почти не было видно дыма, осталось далеко. В лагере победившей армии царило оживление. Огромную добычу, взятую в разрушенном городе, многочисленные крупные и мелкие отряды сносили в сокровищницу, и приветственные крики сотрясали воздух.
Вечерело. В стороне неспешно нес свои воды Иордан, чьими стараниями капля за каплей наполнялась чаша Мертвого моря… Пьянящее чувство победы кружило головы победителям. После долгих лет унижений, скорби и рабства, после гонений и гибели одержана была первая победа на земле Ханаанской.
Впереди еще много походов, разоренных городов, богатой добычи, политой кровью чужаков-инородцев, много славных битв и побед, но эта, первая, – дороже… Стоя на коленях, Кляйн угрюмо смотрел на великого воителя, вождя своего народа. Злоба и ненависть просто душили немца – Иван это хорошо видел. Видел это и тот, к чьим ногам был брошен пленник.
– Говори, – сурово сказал он, – не медли. Из какой страны явился ты в город, проклятый Богом? Что делал там? Почему замыслил злое против сынов Израилевых?
Кляйн аж побелел от злости.
Иван усмехнулся.
Каково Кляйну, белокурой бестии, надежде и опоре, гордости шутц-штаффель, стоять на коленях перед каким-то пархатым… Ничего, ничего, подумал Иван злорадно. Замочил штанишки?..
Кляйн молчал и только по-волчьи скалился.
Преемник Моисея нахмурил брови. Уходящее солнце задержалось в его седых волосах, играло золотой цепью, неведомым талисманом, таинственно мерцавшим на груди…
Момент был критический. Иван понимал, что терпение разрушителя Иерихона не беспредельно, а Кляйн, сходивший с ума от унижения, которому подверглась его арийская натура, изображать смирение не собирается и сейчас сделает опасную глупость…
– Позволь, о великий! – раздался вдруг голос рядом с Иваном.
Это был профессор.
Вождь Израиля посмотрел на него с удивлением, потом едва заметно кивнул стражникам.
Иван напрягся. Если профессор не проявит должной расторопности, то угрохают и его, и Кляйна, и остальных немцев.., и, что самое неприятное, Ивана тоже могут укокошить. Это было бы совсем нехорошо.
Тем временем профессор, сложив руки перед собою, маленькими шажками продвигался к возвышению, на котором восседал Навин. При этом он мелко-мелко кланялся и вид являл робкий и смиренный.
Внезапно Иван похолодел.
Стражник с копьем, стоявший возле возвышения, сделал шаг вперед и встал перед профессором, держа копье наперевес. Фон Кугельсдорф замер.
Мысль Ивана лихорадочно заработала. Если пауза еще немного затянется, то главному завоевателю надоест творимое им правосудие, и он просто прикажет всех зарезать.
А профессор ничего не может сделать, пока стражник стоит перед ним: он не доберется до талисмана… И тут профессор бросил короткий взгляд на одного из немцев, который стоял ближе к возвышению.
Не успел Иван ничего понять, как эсэсовец с диким криком бросился на стражника, мешавшего фон Кугельсдорфу.
Все уместилось в одно мгновение. Стражник успел повернуться к напавшему на него: он выставил копье и нанизал на острие немца. Профессор же одним прыжком преодолел несколько метров, разделявших его и сына Навина, вцепился в одежду воителя и дотянулся до талисмана.
Никто не успел ничего понять. Иван лишь заметил спокойное удивление, мелькнувшее в глазах вождя Израиля, как все озарила ослепительная вспышка; он ослеп, земля под ногами пропала, и тяжелое небо стало близким и спокойным…
…и вдруг земля, твердая почва, сильно ударила по подошвам; колени подогнулись, так что Иван чуть было не упал. Разноцветная мозаика мира, рассыпавшаяся было по углам сознания, собралась вновь. Иван встрепенулся и посмотрел вокруг. С удивлением и тревогой он понял, что стоит практически на том же самом месте, что и секунду назад.., или не секунду?..
Ну да – вон и Иордан течет, и те же холмы, и развалины стен неподалеку… хотя нет, развалины все же другие. И кругом никого нет – кроме валяющегося на земле Кляйна, зашедшегося в мучительном приступе кашля, девяти… нет, уже восьми рядовых эсэсовцев и профессора. Иван внимательно посмотрел на фон Кугельсдорфа. Почувствовав взгляд, тот повернул голову.
– Все в порядке, – немного насмешливо произнес он, – Сейчас год триста тридцать первый до Рождества Христова… но я несколько удивлен. Никак не думал, что мы окажемся на том же самом месте. Впрочем, об этом можно было бы догадаться…
Он поглядел куда-то в даль, щурясь от солнца.
Иван тоже посмотрел. На месте города, который был здесь тысячу лет назад, громоздились развалины, и над ними по-прежнему поднимался дым – будто пожар с тех пор так и не утих.
– Города всегда горели, – негромко произнес профессор. – Теперь это сделали македоняне. Александр Великий.
Он подошел к Кляйну и помог ему подняться на ноги.
– Как вы себя чувствуете, герр оберштурмбаннфюрер? – участливо спросил он. – Все ли в порядке?
– Нет, не все в порядке, – прохрипел Кляйн и сплюнул. – Все очень даже не в порядке…
Он оттолкнул профессора и выпрямился.
– Вы видели? – произнес он злобно. – Вы только видели, как этот.., как он меня.., а?!
– А в чем дело? – недоуменно спросил профессор.
– Подумаешь событие; скрутили и хотели допросить…
– Да ведь это были евреи! – заорал Кляйн.
– И они посмели убить одного из моих людей!..
– Ну и что с того? Мало ли вы евреев поубивали на своем веку…
– Да, я их убивал, – ядовито произнес Кляйн. – Убивал и буду еще много убивать!
– А чего же вы тогда жалуетесь? – пожал плечами профессор. – Вы – их, они – вас… Чего обижаться? В природе все должно быть гармонично…
Некоторое время Кляйн злобно таращился на профессора и угрожающе пыхтел, но фон Кугельсдорф так наивно глядел на оберштурмбаннфюрера, что тот понемногу остыл.
– Может, вы и правы, – пробурчал он. – Солдату негоже обижаться на то, что его самого хотят убить…
Профессор покивал.
– И я о том же, – сказал он. – Убивайте своих евреев на здоровье, и пусть вас тоже убивают… Кляйн неожиданно расхохотался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– А куда?..
– Я же говорил раньше – к Македонскому, который Александр… и поведем охоту за его частью талисмана.
– А если что-то не получится? – спросил Иван. Профессор пожал плечами.
– Что ж.., будем действовать по обстановке.
– А если герра Кляйна за его семитофобию.., того?..
– Ну и что? Война есть война, – снова пожал плечами фон Кугельсдорф. – Оберштурмбаннфюрер, конечно, хороший человек, но одним оберштурмбаннфюрером больше, одним меньше…
– Вы еще скажите, что одним бароном больше, одним меньше, – недовольно произнес Иван. Профессор хихикнул.
– Это уже до меня сказали, – лукаво сообщил он.
– Я знаю, – коротко ответил Иван.
Пепелище Иерихона, над которым уже почти не было видно дыма, осталось далеко. В лагере победившей армии царило оживление. Огромную добычу, взятую в разрушенном городе, многочисленные крупные и мелкие отряды сносили в сокровищницу, и приветственные крики сотрясали воздух.
Вечерело. В стороне неспешно нес свои воды Иордан, чьими стараниями капля за каплей наполнялась чаша Мертвого моря… Пьянящее чувство победы кружило головы победителям. После долгих лет унижений, скорби и рабства, после гонений и гибели одержана была первая победа на земле Ханаанской.
Впереди еще много походов, разоренных городов, богатой добычи, политой кровью чужаков-инородцев, много славных битв и побед, но эта, первая, – дороже… Стоя на коленях, Кляйн угрюмо смотрел на великого воителя, вождя своего народа. Злоба и ненависть просто душили немца – Иван это хорошо видел. Видел это и тот, к чьим ногам был брошен пленник.
– Говори, – сурово сказал он, – не медли. Из какой страны явился ты в город, проклятый Богом? Что делал там? Почему замыслил злое против сынов Израилевых?
Кляйн аж побелел от злости.
Иван усмехнулся.
Каково Кляйну, белокурой бестии, надежде и опоре, гордости шутц-штаффель, стоять на коленях перед каким-то пархатым… Ничего, ничего, подумал Иван злорадно. Замочил штанишки?..
Кляйн молчал и только по-волчьи скалился.
Преемник Моисея нахмурил брови. Уходящее солнце задержалось в его седых волосах, играло золотой цепью, неведомым талисманом, таинственно мерцавшим на груди…
Момент был критический. Иван понимал, что терпение разрушителя Иерихона не беспредельно, а Кляйн, сходивший с ума от унижения, которому подверглась его арийская натура, изображать смирение не собирается и сейчас сделает опасную глупость…
– Позволь, о великий! – раздался вдруг голос рядом с Иваном.
Это был профессор.
Вождь Израиля посмотрел на него с удивлением, потом едва заметно кивнул стражникам.
Иван напрягся. Если профессор не проявит должной расторопности, то угрохают и его, и Кляйна, и остальных немцев.., и, что самое неприятное, Ивана тоже могут укокошить. Это было бы совсем нехорошо.
Тем временем профессор, сложив руки перед собою, маленькими шажками продвигался к возвышению, на котором восседал Навин. При этом он мелко-мелко кланялся и вид являл робкий и смиренный.
Внезапно Иван похолодел.
Стражник с копьем, стоявший возле возвышения, сделал шаг вперед и встал перед профессором, держа копье наперевес. Фон Кугельсдорф замер.
Мысль Ивана лихорадочно заработала. Если пауза еще немного затянется, то главному завоевателю надоест творимое им правосудие, и он просто прикажет всех зарезать.
А профессор ничего не может сделать, пока стражник стоит перед ним: он не доберется до талисмана… И тут профессор бросил короткий взгляд на одного из немцев, который стоял ближе к возвышению.
Не успел Иван ничего понять, как эсэсовец с диким криком бросился на стражника, мешавшего фон Кугельсдорфу.
Все уместилось в одно мгновение. Стражник успел повернуться к напавшему на него: он выставил копье и нанизал на острие немца. Профессор же одним прыжком преодолел несколько метров, разделявших его и сына Навина, вцепился в одежду воителя и дотянулся до талисмана.
Никто не успел ничего понять. Иван лишь заметил спокойное удивление, мелькнувшее в глазах вождя Израиля, как все озарила ослепительная вспышка; он ослеп, земля под ногами пропала, и тяжелое небо стало близким и спокойным…
…и вдруг земля, твердая почва, сильно ударила по подошвам; колени подогнулись, так что Иван чуть было не упал. Разноцветная мозаика мира, рассыпавшаяся было по углам сознания, собралась вновь. Иван встрепенулся и посмотрел вокруг. С удивлением и тревогой он понял, что стоит практически на том же самом месте, что и секунду назад.., или не секунду?..
Ну да – вон и Иордан течет, и те же холмы, и развалины стен неподалеку… хотя нет, развалины все же другие. И кругом никого нет – кроме валяющегося на земле Кляйна, зашедшегося в мучительном приступе кашля, девяти… нет, уже восьми рядовых эсэсовцев и профессора. Иван внимательно посмотрел на фон Кугельсдорфа. Почувствовав взгляд, тот повернул голову.
– Все в порядке, – немного насмешливо произнес он, – Сейчас год триста тридцать первый до Рождества Христова… но я несколько удивлен. Никак не думал, что мы окажемся на том же самом месте. Впрочем, об этом можно было бы догадаться…
Он поглядел куда-то в даль, щурясь от солнца.
Иван тоже посмотрел. На месте города, который был здесь тысячу лет назад, громоздились развалины, и над ними по-прежнему поднимался дым – будто пожар с тех пор так и не утих.
– Города всегда горели, – негромко произнес профессор. – Теперь это сделали македоняне. Александр Великий.
Он подошел к Кляйну и помог ему подняться на ноги.
– Как вы себя чувствуете, герр оберштурмбаннфюрер? – участливо спросил он. – Все ли в порядке?
– Нет, не все в порядке, – прохрипел Кляйн и сплюнул. – Все очень даже не в порядке…
Он оттолкнул профессора и выпрямился.
– Вы видели? – произнес он злобно. – Вы только видели, как этот.., как он меня.., а?!
– А в чем дело? – недоуменно спросил профессор.
– Подумаешь событие; скрутили и хотели допросить…
– Да ведь это были евреи! – заорал Кляйн.
– И они посмели убить одного из моих людей!..
– Ну и что с того? Мало ли вы евреев поубивали на своем веку…
– Да, я их убивал, – ядовито произнес Кляйн. – Убивал и буду еще много убивать!
– А чего же вы тогда жалуетесь? – пожал плечами профессор. – Вы – их, они – вас… Чего обижаться? В природе все должно быть гармонично…
Некоторое время Кляйн злобно таращился на профессора и угрожающе пыхтел, но фон Кугельсдорф так наивно глядел на оберштурмбаннфюрера, что тот понемногу остыл.
– Может, вы и правы, – пробурчал он. – Солдату негоже обижаться на то, что его самого хотят убить…
Профессор покивал.
– И я о том же, – сказал он. – Убивайте своих евреев на здоровье, и пусть вас тоже убивают… Кляйн неожиданно расхохотался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79