Присмотревшись, Иван невольно вздрогнул. Деревья выглядели жутковато. Они были напрочь лишены листвы: голые зеленые чешуйчатые стволы, а на них, как и должно, – пасти, зубы, глаза, языки… Иван выругался про себя. Действительно, болван. Но – как же убедительно они пели!..
– Что это такое, сэр Фома? – подал голос Ланселот. На рощу он смотрел со странным выражением лица. «А интересно, какую колыбельную он услышал?» – подумал вдруг Иван и с любопытством посмотрел на рыцаря. Фома кашлянул.
– Это – лес поющих деревьев, – сказал он почему-то несколько смущенно. – Поют себе деревья, подзывают всяких олухов.., извините, любезные сэры, я хотел сказать – неосторожных путников… те, путники то есть, приходят, ну и.., сами понимаете.
Иван еще раз глянул на зубастые деревья и согласился с Фомою.
– Ага, – сказал он, – понимаем. А что, нормальных березок или там рябинок тут у вас не бывает вовсе?
Фома фыркнул и продолжал, проигнорировав вопрос Ивана:
– …И сожрали бы вас, добрые сэры, и косточек не оставили бы абсолютно…
Иван поморщился и перебил его:
– Спасибо тебе, сэр Фома, просто огромное. Однако давай лучше подумаем о том, как через рощу эту проехать, пока не догнали нас Мерлиновы приятели.
И он показал на горизонт, где уже снова завиднелась зловещая полоса.
– Да, – согласился Фома, – они уже близко. Так что слушайте меня, любезные сэры, очень внимательно. Сейчас мы сядем на коней.., то есть вы сядете, потому что я и так в седле… спокойно, повторяю, спокойно проедем через эту рощу. А там и до замка короля Артура рукою подать.
– Как это мы спокойно проедем? – запротестовал Ланселот. – Опять же будет то же самое!..
– Не будет, – терпеливо сказал Фома. – Я заранее заиграю, и вы будете слушать только меня.
– Как-то это не очень надежно, – усомнился Иван. – Я вроде слышал, любезный сэр Фома, что в таких случай надобно залеплять уши воском…
– Можно и воском, – согласился Фома. – У тебя его много?
Иван был вынужден признаться, что вовсе нету.
– А раз так, то садитесь-ка, доблестные сэры, в седла и не рассусоливайте более!
Иван и Ланселот быстро вскочили на коней.
– Ну, – произнес Фома, берясь за свою кифару, – слушайте только меня.., и не закрывайте глаз.
Он дотронулся до струн. Ненавязчивая мелодия простой пастушеской песенки сначала разочаровала, потом удивила, а потом – заставила слушать, повела, подбадривая и утешая; не давая пустых обещаний, не заманивая призрачными далями, она направляла вперед, весело сопровождая в пути, распугивая ночные страхи и вечернюю меланхолию, смеясь над тоской и бесполезными обидами.
Иван смотрел по сторонам и удивлялся тому, как он мог желать тихой тусклой гавани, когда есть только веселый путь вперед, есть цель и есть друзья, которые помогут в поисках и достижении этой цели.
Корявые деревья вокруг злобно щерились слюнявыми пастями, пытаясь издавать мерзкие, невозможные на слух звуки, которые заставляли дергаться, как от зубной боли; ветви старались дотянуться до путников, но лишь бессильно хватали воздух, темнели на глазах и падали на землю, продолжая зловеще шебуршиться в давным-давно опавшей листве.
А музыка вела за собой: она была и впереди, и позади, и сбоку; она не только вела, но и помогала идти, делая ноги легкими, а рассудок ясным; и дорога была чиста, и плавился камень под ногами, и звенели разбитые колокола – так, только так, как могут звенеть разбитые вдребезги вера, надежда и любовь…
И все кончилось.
Иван прислушался к последним затухающим аккордам пастушеской свирели.., хотя какая свирель? – была же арфа.., или гитара? Да нет – кифара пополам с ситаром, это наверняка.., главное – была музыка, и не просто была, она – есть, она…
Иван энергично встряхнулся и похлопал себя свободной рукой по обеим щекам. Рука была облачена в рыцарскую рукавицу, и похлопывание удалось на славу. В другой руке оказался обнаженный меч – заветный клинок, сила и власть в одной стали. После самоохлопывания в голове у Ивана немного прояснилось. Он огляделся. Роща осталась далеко позади. Было тихо: кони мирно пощипывали траву. Иван посмотрел на спутников. Ланселот имел присущий ему в последнее время слегка одурелый вид, а Фома, озабоченно поджав губы, пристраивал у себя за спиной кифару. При взгляде на музыкальный инструмент Иван наморщился: в ушах у него все еще что-то позванивало и назойливо нашептывало.
– Послушай-ка, добрейший сэр Фома, – сказал он. – А что это такое ты пел? Слова вроде знакомые…
Фома с огромным удивлением посмотрел на него.
– Ты что-то путаешь, сэр Иан, – сказал он. – Слова эти никак не могут быть тебе знакомы. Откуда? Нет-нет, это невозможно…
– А почему? – с любопытством спросил Иван. – Кто автор этих виршей? Ты, что ли?
Тут Фома здорово покраснел и сильно смутился.
– Ну, не совсем… – промямлил он. – Мы тут.., я, правда, тоже как бы руку приложил…
– Да ладно, не стесняйся, – добродушно сказал Иван. – Но все-таки, ей-же-ей, я их где-то слышал… Не будешь ли так добр.., короче, прочитай мне их. Прочитай, а не спой, пожалуйста… – поспешно добавил он, увидев, что Фома потянул инструмент из-за спины.
Фома поколебался, потом все же заговорил несколько смущенно:
Нежный шорох сновидений
Разрушает стены града;
Эти шепоты и крики –
И надежда, и услада…
Легкий сумрак сновидений
Дарит ясность и надежду.
Сколько судеб – столько мнений;
Мудрецы есть, есть невежды.
Дым сожженных сновидений
Скрыл совсем деревья сада:
все теперь прекрасно видно.
– А не видно – и не надо, – буркнул Иван, который стихов не любил в принципе.
Фома неловко усмехнулся, а потом сказал, глядя в сторону:
– Последняя строчка звучит так: «Здесь и тень есть, и прохлада…»
– И о чем же эти стишата? – сердито спросил Иван. – Все вы, рифмоплеты, одинаковы: разную белиберду в одну кучу соберете, получается чушь собачья, а кто-то другой, такой же в общем-то идиот, говорит: ах сколько смысла, ах какая прелесть!..
Фома посмотрел на него удивленно.
– Я, конечно, не могу сказать, что стихи эти хороши хоть в какой-то степени, – произнес он, – но что касается смысла…
– Какого смысла? – насмешливо спросил Иван. – Где тут хоть крупица его? О чем, повторяю, вирши эти?
– Да хотя бы о твоем путешествии, добрый сэр Иан, – пожал плечами Фома.
– О каком? – по-прежнему насмешливо спросил Иван. – От рощи плодоносящей до рощи плотоядной?
– Почему же, – возразил Фома. – Ведь твои баронские владения не в каких-то рощах находятся…
– Какие владения? – машинально спросил Иван.
– Откуда я знаю – какие? Ведь ты же у нас все-таки фон что-то…
Сначала Иван не понял, а когда до него дошло, то ему стало нехорошо, и он пошатнулся в седле, чуть из него не вывалившись. Мысли буквально завертелись у него в голове, причем среди них не было ни одной четкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Что это такое, сэр Фома? – подал голос Ланселот. На рощу он смотрел со странным выражением лица. «А интересно, какую колыбельную он услышал?» – подумал вдруг Иван и с любопытством посмотрел на рыцаря. Фома кашлянул.
– Это – лес поющих деревьев, – сказал он почему-то несколько смущенно. – Поют себе деревья, подзывают всяких олухов.., извините, любезные сэры, я хотел сказать – неосторожных путников… те, путники то есть, приходят, ну и.., сами понимаете.
Иван еще раз глянул на зубастые деревья и согласился с Фомою.
– Ага, – сказал он, – понимаем. А что, нормальных березок или там рябинок тут у вас не бывает вовсе?
Фома фыркнул и продолжал, проигнорировав вопрос Ивана:
– …И сожрали бы вас, добрые сэры, и косточек не оставили бы абсолютно…
Иван поморщился и перебил его:
– Спасибо тебе, сэр Фома, просто огромное. Однако давай лучше подумаем о том, как через рощу эту проехать, пока не догнали нас Мерлиновы приятели.
И он показал на горизонт, где уже снова завиднелась зловещая полоса.
– Да, – согласился Фома, – они уже близко. Так что слушайте меня, любезные сэры, очень внимательно. Сейчас мы сядем на коней.., то есть вы сядете, потому что я и так в седле… спокойно, повторяю, спокойно проедем через эту рощу. А там и до замка короля Артура рукою подать.
– Как это мы спокойно проедем? – запротестовал Ланселот. – Опять же будет то же самое!..
– Не будет, – терпеливо сказал Фома. – Я заранее заиграю, и вы будете слушать только меня.
– Как-то это не очень надежно, – усомнился Иван. – Я вроде слышал, любезный сэр Фома, что в таких случай надобно залеплять уши воском…
– Можно и воском, – согласился Фома. – У тебя его много?
Иван был вынужден признаться, что вовсе нету.
– А раз так, то садитесь-ка, доблестные сэры, в седла и не рассусоливайте более!
Иван и Ланселот быстро вскочили на коней.
– Ну, – произнес Фома, берясь за свою кифару, – слушайте только меня.., и не закрывайте глаз.
Он дотронулся до струн. Ненавязчивая мелодия простой пастушеской песенки сначала разочаровала, потом удивила, а потом – заставила слушать, повела, подбадривая и утешая; не давая пустых обещаний, не заманивая призрачными далями, она направляла вперед, весело сопровождая в пути, распугивая ночные страхи и вечернюю меланхолию, смеясь над тоской и бесполезными обидами.
Иван смотрел по сторонам и удивлялся тому, как он мог желать тихой тусклой гавани, когда есть только веселый путь вперед, есть цель и есть друзья, которые помогут в поисках и достижении этой цели.
Корявые деревья вокруг злобно щерились слюнявыми пастями, пытаясь издавать мерзкие, невозможные на слух звуки, которые заставляли дергаться, как от зубной боли; ветви старались дотянуться до путников, но лишь бессильно хватали воздух, темнели на глазах и падали на землю, продолжая зловеще шебуршиться в давным-давно опавшей листве.
А музыка вела за собой: она была и впереди, и позади, и сбоку; она не только вела, но и помогала идти, делая ноги легкими, а рассудок ясным; и дорога была чиста, и плавился камень под ногами, и звенели разбитые колокола – так, только так, как могут звенеть разбитые вдребезги вера, надежда и любовь…
И все кончилось.
Иван прислушался к последним затухающим аккордам пастушеской свирели.., хотя какая свирель? – была же арфа.., или гитара? Да нет – кифара пополам с ситаром, это наверняка.., главное – была музыка, и не просто была, она – есть, она…
Иван энергично встряхнулся и похлопал себя свободной рукой по обеим щекам. Рука была облачена в рыцарскую рукавицу, и похлопывание удалось на славу. В другой руке оказался обнаженный меч – заветный клинок, сила и власть в одной стали. После самоохлопывания в голове у Ивана немного прояснилось. Он огляделся. Роща осталась далеко позади. Было тихо: кони мирно пощипывали траву. Иван посмотрел на спутников. Ланселот имел присущий ему в последнее время слегка одурелый вид, а Фома, озабоченно поджав губы, пристраивал у себя за спиной кифару. При взгляде на музыкальный инструмент Иван наморщился: в ушах у него все еще что-то позванивало и назойливо нашептывало.
– Послушай-ка, добрейший сэр Фома, – сказал он. – А что это такое ты пел? Слова вроде знакомые…
Фома с огромным удивлением посмотрел на него.
– Ты что-то путаешь, сэр Иан, – сказал он. – Слова эти никак не могут быть тебе знакомы. Откуда? Нет-нет, это невозможно…
– А почему? – с любопытством спросил Иван. – Кто автор этих виршей? Ты, что ли?
Тут Фома здорово покраснел и сильно смутился.
– Ну, не совсем… – промямлил он. – Мы тут.., я, правда, тоже как бы руку приложил…
– Да ладно, не стесняйся, – добродушно сказал Иван. – Но все-таки, ей-же-ей, я их где-то слышал… Не будешь ли так добр.., короче, прочитай мне их. Прочитай, а не спой, пожалуйста… – поспешно добавил он, увидев, что Фома потянул инструмент из-за спины.
Фома поколебался, потом все же заговорил несколько смущенно:
Нежный шорох сновидений
Разрушает стены града;
Эти шепоты и крики –
И надежда, и услада…
Легкий сумрак сновидений
Дарит ясность и надежду.
Сколько судеб – столько мнений;
Мудрецы есть, есть невежды.
Дым сожженных сновидений
Скрыл совсем деревья сада:
все теперь прекрасно видно.
– А не видно – и не надо, – буркнул Иван, который стихов не любил в принципе.
Фома неловко усмехнулся, а потом сказал, глядя в сторону:
– Последняя строчка звучит так: «Здесь и тень есть, и прохлада…»
– И о чем же эти стишата? – сердито спросил Иван. – Все вы, рифмоплеты, одинаковы: разную белиберду в одну кучу соберете, получается чушь собачья, а кто-то другой, такой же в общем-то идиот, говорит: ах сколько смысла, ах какая прелесть!..
Фома посмотрел на него удивленно.
– Я, конечно, не могу сказать, что стихи эти хороши хоть в какой-то степени, – произнес он, – но что касается смысла…
– Какого смысла? – насмешливо спросил Иван. – Где тут хоть крупица его? О чем, повторяю, вирши эти?
– Да хотя бы о твоем путешествии, добрый сэр Иан, – пожал плечами Фома.
– О каком? – по-прежнему насмешливо спросил Иван. – От рощи плодоносящей до рощи плотоядной?
– Почему же, – возразил Фома. – Ведь твои баронские владения не в каких-то рощах находятся…
– Какие владения? – машинально спросил Иван.
– Откуда я знаю – какие? Ведь ты же у нас все-таки фон что-то…
Сначала Иван не понял, а когда до него дошло, то ему стало нехорошо, и он пошатнулся в седле, чуть из него не вывалившись. Мысли буквально завертелись у него в голове, причем среди них не было ни одной четкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79