Но как только договоренность была достигнута, Дар рискнул обратиться к ней с вопросом:
– Вы хорошо помните свое пребывание в институте?
Она не ответила, но все же кивнула.
– Тогда начните, пожалуйста, с самого начала.
– Хорошо, – сухо согласилась она.
Ему было любопытно, что именно она изберет «самым началом». Где начиналась, с ее точки зрения, биография трансогенета? С какого момента ей стало известно о своем происхождении? Он не стал сомневаться заранее, сможет ли она выудить из памяти нужные воспоминания. Если нет, это станет еще одним аргументом в пользу версии о вторичном организме трансогенета. Если же сможет, то это все равно не будет доказательством первичности.
Для наглядности Зорий снял с шеи и положил перед ней на стол мобильный компьютер, приклеил глазок видеокамеры на неоштукатуренную поверхность стены и предложил Сове начинать.
Она начала. Именно с того места, с которого начал и профессор, как будто они сговорились: с пропажи большого транспортного корабля в пространстве. Начала сухо и беспристрастно, своим низким ровным голосом, без срывов и без эмоций, как будто старательно читала с листа чужой незнакомый текст, а не рассказывала о событиях собственной жизни.
Он слушал то, что уже знал, кивал, сочувственно соглашаясь, не забывая иногда менять выражение лица, всем видом демонстрируя внимание и сострадание, но при этом думал о своем. О том, что она ни разу не ошиблась в хронологии событий, не перепутала имен, не сбилась, называя порты и номера карантинных баз. О том, что при помощи нейрооблучения он сам недавно записал в мозг весь местный словарь, и уж тем более не проблема записать в мозг трансогенета точные, подробные показания и воспроизводить их потом любое количество раз. О том, что ему совершенно не нужны эти показания, не то что для суда, а даже для оперативного расследования по делу о генетической модификации человека в институте Земли. О том, что контакта пока не получается, а избранная роль следователя не дает ему простора задавать вопросы, относящиеся непосредственно к личности сбежавшего трансогенета, а не к фактам мифического следственного дела. А прямой путь тут очень опасен. Спроси Зорий напрямую: «Знаете ли вы, Лаэрта Эвери, что вы являетесь трансогенетическим организмом, искусственной модификацией человека, а, следовательно, гражданские права на вас не распространяются?» – и не исключено, что она выстрелит ему в голову. Этот вопрос для нее главный, а значит – очень болезненный. Нет, но земляне хороши. Отличный способ спрятать концы в воду: произвести несколько трансогенетов, запихать им в голову красивую легенду о пропадающих кораблях – и все. Как теперь доказать, что модификация произведена именно на Земле? Какими доказательствами? Вот сидит перед ним живая улика, даже что-то рассказывает, а толку?
Нет, толк, конечно, есть: Ордену важно заполучить этот организм, и вовсе не в качестве улики. Магистр, конечно, не озвучил этой цели, но она и без того очевидна: затормозить исследования землян и перехватить полученные результаты. Ускоренная регенерация заинтересует прежде всего военных. И вот тут обеспечить добровольное согласие Лаэрты Эвери сотрудничать с Орденом очень важно. Но на это нужно время. Он потратил всего день. Или правильнее сказать – целый день? И каков результат? Запись показаний, никому ненужных изначально? Но можно ли действовать быстрее? Малейшее давление спровоцирует лишь враждебность. Недоверие и страх не ликвидировать за один день. А если ими пренебречь, то кто скажет заранее, как поведет себя в стрессовой ситуации загнанная в угол жертва? Есть ли у него явные доказательства опасности объекта? Пока, кроме заблокированного энергетического канала у разбитого зеркала, он ничего не обнаружил. И кто все-таки открыл этот канал? Есть ли доказательства, что это сделала именно она? Непохоже, чтобы эта напуганная нервная девочка могла управиться с такой энергией.
Огонек мобильного компьютера мигал, отсчитывая минуты записи...
Наигранной беспристрастности у Совы хватило ненадолго. Задумавшись, Дар опрометчиво пропустил момент, когда ее интонации неузнаваемо изменились. Она вдруг протянула руку и наотмашь прихлопнула кнопку, выключив компьютер. Поскольку это была единственная кнопка на панели, свое раздражение Сова выместила именно на ней. Зорий моргнул от неожиданности, возвращая взгляд к ее глазам, превратившимся сейчас в две щелки, такие узкие, что нельзя было даже рассмотреть их цвет – они казались почти черными. Второй или третий раз ловил он на себе такой взгляд: как будто сильно прищуривая глаза, Сова пыталась добиться большей резкости при взгляде на предметы. Вернее, на единственный предмет – на него, на Дара, потому что на других она подобным способом не смотрела. Дар обозвал этот взгляд «оптическим прицелом подозрения». И в то же время, пока Дара сканировали таким образом, измеряя, видимо, его правдивость, он всегда чувствовал себя как зритель перед началом спектакля, заметивший в щели занавеса изучающий взгляд того, кто находится по ту сторону кулис. Как зритель, пришедший посмотреть на других, а вместо этого сам оказавшийся объектом наблюдения, Дар нервничал от незнания, кто скрывается за плотными драпировками театральных портьер.
Хлесткий удар прозвучал как пощечина, доставшаяся не ему, а безвинному компьютеру. Но ладонь Лориса мягким успокаивающим движением погасила эту вспышку. Почувствовав эту ладонь на своем плече, Сова то ли устыдилась, то ли просто повиновалась сдерживающему жесту – и вернула своему голосу прежнее хладнокровие:
– Я сама сделаю запись и отдам вам, – сухо сообщила она.
Нет, как она ни старалась, тон все равно выдавал ее досаду.
– Я не хотел... – начал Дар.
– По-моему, вам совершенно безразлично все, что я могу рассказать. – Рука Лориса уже не смогла удержать Сову. Она попыталась встать из-за стола, чтобы уйти.
– Это не так! – горячо возразил Дар, тоже вскакивая от запоздалого прилива искренности.
Лорис развел их руками:
– Все. Давайте-ка спокойнее. Оба. Принесли ужин.
Сова, надувшись и не глядя в сторону Зория, ковыряла ножом жилистый кусок мяса на своей тарелке. В самом деле, с чего она так вспылила? И для кого разыгрывает сейчас роль обиженного свидетеля? Для вот этого сидящего напротив полковника? Глупость какая! Кто он для нее? Не присяжные, не суд, не прокурор. С чего она вообще вообразила, что все должны сочувствовать ее нелегальному положению? Да и какой цели послужит его сочувствие? Что, в конце концов, он может решить в ее судьбе? Ничего! И совершенно незачем тогда так переживать из-за этого «ничего».
Кусок мяса на ее тарелке был уже разорван на десяток мелких кусочков, которые Сова в задумчивости забывала класть в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Вы хорошо помните свое пребывание в институте?
Она не ответила, но все же кивнула.
– Тогда начните, пожалуйста, с самого начала.
– Хорошо, – сухо согласилась она.
Ему было любопытно, что именно она изберет «самым началом». Где начиналась, с ее точки зрения, биография трансогенета? С какого момента ей стало известно о своем происхождении? Он не стал сомневаться заранее, сможет ли она выудить из памяти нужные воспоминания. Если нет, это станет еще одним аргументом в пользу версии о вторичном организме трансогенета. Если же сможет, то это все равно не будет доказательством первичности.
Для наглядности Зорий снял с шеи и положил перед ней на стол мобильный компьютер, приклеил глазок видеокамеры на неоштукатуренную поверхность стены и предложил Сове начинать.
Она начала. Именно с того места, с которого начал и профессор, как будто они сговорились: с пропажи большого транспортного корабля в пространстве. Начала сухо и беспристрастно, своим низким ровным голосом, без срывов и без эмоций, как будто старательно читала с листа чужой незнакомый текст, а не рассказывала о событиях собственной жизни.
Он слушал то, что уже знал, кивал, сочувственно соглашаясь, не забывая иногда менять выражение лица, всем видом демонстрируя внимание и сострадание, но при этом думал о своем. О том, что она ни разу не ошиблась в хронологии событий, не перепутала имен, не сбилась, называя порты и номера карантинных баз. О том, что при помощи нейрооблучения он сам недавно записал в мозг весь местный словарь, и уж тем более не проблема записать в мозг трансогенета точные, подробные показания и воспроизводить их потом любое количество раз. О том, что ему совершенно не нужны эти показания, не то что для суда, а даже для оперативного расследования по делу о генетической модификации человека в институте Земли. О том, что контакта пока не получается, а избранная роль следователя не дает ему простора задавать вопросы, относящиеся непосредственно к личности сбежавшего трансогенета, а не к фактам мифического следственного дела. А прямой путь тут очень опасен. Спроси Зорий напрямую: «Знаете ли вы, Лаэрта Эвери, что вы являетесь трансогенетическим организмом, искусственной модификацией человека, а, следовательно, гражданские права на вас не распространяются?» – и не исключено, что она выстрелит ему в голову. Этот вопрос для нее главный, а значит – очень болезненный. Нет, но земляне хороши. Отличный способ спрятать концы в воду: произвести несколько трансогенетов, запихать им в голову красивую легенду о пропадающих кораблях – и все. Как теперь доказать, что модификация произведена именно на Земле? Какими доказательствами? Вот сидит перед ним живая улика, даже что-то рассказывает, а толку?
Нет, толк, конечно, есть: Ордену важно заполучить этот организм, и вовсе не в качестве улики. Магистр, конечно, не озвучил этой цели, но она и без того очевидна: затормозить исследования землян и перехватить полученные результаты. Ускоренная регенерация заинтересует прежде всего военных. И вот тут обеспечить добровольное согласие Лаэрты Эвери сотрудничать с Орденом очень важно. Но на это нужно время. Он потратил всего день. Или правильнее сказать – целый день? И каков результат? Запись показаний, никому ненужных изначально? Но можно ли действовать быстрее? Малейшее давление спровоцирует лишь враждебность. Недоверие и страх не ликвидировать за один день. А если ими пренебречь, то кто скажет заранее, как поведет себя в стрессовой ситуации загнанная в угол жертва? Есть ли у него явные доказательства опасности объекта? Пока, кроме заблокированного энергетического канала у разбитого зеркала, он ничего не обнаружил. И кто все-таки открыл этот канал? Есть ли доказательства, что это сделала именно она? Непохоже, чтобы эта напуганная нервная девочка могла управиться с такой энергией.
Огонек мобильного компьютера мигал, отсчитывая минуты записи...
Наигранной беспристрастности у Совы хватило ненадолго. Задумавшись, Дар опрометчиво пропустил момент, когда ее интонации неузнаваемо изменились. Она вдруг протянула руку и наотмашь прихлопнула кнопку, выключив компьютер. Поскольку это была единственная кнопка на панели, свое раздражение Сова выместила именно на ней. Зорий моргнул от неожиданности, возвращая взгляд к ее глазам, превратившимся сейчас в две щелки, такие узкие, что нельзя было даже рассмотреть их цвет – они казались почти черными. Второй или третий раз ловил он на себе такой взгляд: как будто сильно прищуривая глаза, Сова пыталась добиться большей резкости при взгляде на предметы. Вернее, на единственный предмет – на него, на Дара, потому что на других она подобным способом не смотрела. Дар обозвал этот взгляд «оптическим прицелом подозрения». И в то же время, пока Дара сканировали таким образом, измеряя, видимо, его правдивость, он всегда чувствовал себя как зритель перед началом спектакля, заметивший в щели занавеса изучающий взгляд того, кто находится по ту сторону кулис. Как зритель, пришедший посмотреть на других, а вместо этого сам оказавшийся объектом наблюдения, Дар нервничал от незнания, кто скрывается за плотными драпировками театральных портьер.
Хлесткий удар прозвучал как пощечина, доставшаяся не ему, а безвинному компьютеру. Но ладонь Лориса мягким успокаивающим движением погасила эту вспышку. Почувствовав эту ладонь на своем плече, Сова то ли устыдилась, то ли просто повиновалась сдерживающему жесту – и вернула своему голосу прежнее хладнокровие:
– Я сама сделаю запись и отдам вам, – сухо сообщила она.
Нет, как она ни старалась, тон все равно выдавал ее досаду.
– Я не хотел... – начал Дар.
– По-моему, вам совершенно безразлично все, что я могу рассказать. – Рука Лориса уже не смогла удержать Сову. Она попыталась встать из-за стола, чтобы уйти.
– Это не так! – горячо возразил Дар, тоже вскакивая от запоздалого прилива искренности.
Лорис развел их руками:
– Все. Давайте-ка спокойнее. Оба. Принесли ужин.
Сова, надувшись и не глядя в сторону Зория, ковыряла ножом жилистый кусок мяса на своей тарелке. В самом деле, с чего она так вспылила? И для кого разыгрывает сейчас роль обиженного свидетеля? Для вот этого сидящего напротив полковника? Глупость какая! Кто он для нее? Не присяжные, не суд, не прокурор. С чего она вообще вообразила, что все должны сочувствовать ее нелегальному положению? Да и какой цели послужит его сочувствие? Что, в конце концов, он может решить в ее судьбе? Ничего! И совершенно незачем тогда так переживать из-за этого «ничего».
Кусок мяса на ее тарелке был уже разорван на десяток мелких кусочков, которые Сова в задумчивости забывала класть в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109