Вы давно в Рио?
— Приехал три недели назад, но на две уезжал в Байа и вернулся лишь поза-позавчера.
— Тогда, наверное, вы не обратили внимания на мой новый дом.
— Рио все время в движении.
— Да, разумеется. Он строится в центре. Около авениды Рио Бранку.
— Я видел, что там строят большое здание. Очень большое.
— Очень большое, — кивнул да Силва. — Вы должны поехать туда со мной. Вам будет интересно.
— С удовольствием.
— Просто удивительно, какие чудеса творят компьютеры в строительном деле.
Появилась Марилия Динис со стаканом кашасы. Поцеловала в щеку и Алойзью, и Флетча.
— Все хорошо, Алойзью?
— Конечно.
— Богатеем?
— Разумеется.
Марилия так и осталась для Флетча загадкой. Мало того, что она, должно быть, единственная в Рио, никогда не загорала. Она видела людей в ином свете.
— Марилия, после того как мы оставили вас, с нами кое-что случилось.
— В Рио всегда что-то случается, — она пригубила кашасу, — Послушайте. Теу приобрел новые картины. Обещал показать их нам после обеда.
— Отавью, может быть, вы поможете мне разобраться в одном деле?
— Каком же?
Флетч и Отавью стояли на террасе и смотрели на лагуну, залитую лунным светом. Отавью пил шотландское виски с содовой.
В Бразилии обращались по именам даже к выдающимся ученым и поэтам.
— Вам ничего не говорит имя Идалина Баррету?
— Нет.
— Может, она славится своими причудами?
— Слышу о ней в первый раз.
Лаура невдалеке беседовала с четой Вияна.
— Я думаю, может, это какое-то мошенничество. Обман.
— А, обман. В Бразилии всякое бывает.
— Сегодня днем к нам с Лаурой подошла старая женщина, по виду колдунья, в длинном белом платье. Она назвалась Идалина Баррету.
Снизу на террасу доносился бой барабанов.
— И что?
— Она заявила, что я — ее муж.
Отавью повернул голову, чтобы взглянуть на Флетча.
— Ее покойный муж. Жаниу Баррету. Моряк. Отец ее детей.
— Но…
— Этого Жаниу убили, когда он был молодым, в моем возрасте, сорок семь лет назад.
— Так.
— Вы меня слушаете?
— Разумеется.
— Она потребовала, чтобы я сказал ей, кто меня убил.
Отавью еще несколько секунд смотрел на Флетча, а затем отвел взгляд.
— Помогите мне понять, что все это значит.
Отавью отпил виски.
— А чего тут понимать?
За длинным обеденным столом разговор шел в основном о бразильской кухне, со свойственными ей высококалорийными блюдами, об огромном количестве сахара, поглощаемого бразильцами с кофе, с кашасой, которая и так достаточно сладкая, о способах приготовления ватапы, которую им подали на обед, о безалкогольном напитке карана, придающем силы. Индейцы утверждали, что карана прочищает кровеносные сосуды, идущие к сердцу и от него. Флетч по себе знал, что карана снимает усталость. Внесла свою лепту и Лаура: «Бананы тоже очень полезны. В бананах много калия».
Потом Марилия спросила о картинах, купленных Теу.
— Я покажу их вам после обеда. Может, сначала Лаура нам сыграет.
— Пожалуйста, — попросила сеньора Вияна.
— Хорошо.
— А потом посмотрим картины, — добавил Теу.
— Вы были в Музее современного искусства? — спросил Флетча Алойзью да Силва.
— Да.
— Вам, наверное, понравилось здание.
— Очень понравилось. Великолепное здание. И я там отлично поел, — сидящие за столом замолчали. — Только картин вот маловато.
— О да, — согласилась Марилия.
— Я-то говорю о самом здании, — гнул свое Алойзью.
— Случился пожар… — начал Теу.
— И все картины сгорели, — добавила сеньора Вияна. — Очень печально.
— Не все, — поправил ее муж. — Несколько осталось. Алойзью смотрел в тарелку.
— Я думал, вас заинтересует здание.
— Картины в музее сгорели, — повторил Флетч. — Это еще один случай queima de arguivo?
Над столом повисла гробовая тишина.
— Я думаю, это хорошо, — в полном молчании продолжил Флетч, — когда художники каждого поколения уничтожают прошлое, чтобы начать все сначала. Я думаю, иначе они просто не могут.
Прошло немало времени, прежде чем возобновился и набрал силу общий разговор.
— Я вижу, с вами Лаура. Я рад, — Вияна сел рядом с Флетчем на диван в гостиной. Они ждали, когда Лаура Соарес начнет играть. — В Рио надо быть очень осторожным с женщинами.
— С женщинами надо быть очень осторожным везде.
— Это так. Но в Рио особенно, — он пригубил кофе. — Даже я попался. Однажды ночью. Танцую с одной, знаете ли. И выясняется, что это мужчина. Естественно, прооперированный. На этом так легко обмануться.
— В Бразилии можно обмануться на чем угодно.
— Да, да, такое случается.
Лаура начала с произведений Виллы Лобус, затем исполнила несколько своих аранжировок композиций Милтона Насименту, сохраняя присущую им романтичность. У стены Отавью Кавальканти дремал в глубоком кресле над чашкой кофе. Закончила она также аранжированными ею народными бразильскими мелодиями.
В исполнении Лауры Соарес чувствовалась прекрасная техника, педагоги Лондонской консерватории, похоже, потрудились на славу, но едва ли она играла эти композиции в учебных классах.
Когда она встала из-за пианино, аплодировали все, кроме Отавью, ее отца. Лаура же осталась недовольна своим выступлением.
— Могла бы сыграть и получше, — она улыбнулась Флетчу. — В последние две недели я редко садилась к пианино.
— Мы пришли посмотреть ваши новые картины, Теу! — воскликнул молодой парень, войдя в зал. Был он в белых рубашке и брюках, зеленой накидке, зеленой шляпе с широкими полями и зеленых же туфлях.
— Я жду только вас, — ответил из-за стойки бара Теу.
И тут же рядом с первым мужчиной появились еще трое, в дорогих одеждах, прекрасно сшитых, двигающиеся не торопясь, словно артисты, выходящие на сцену, все гибкие, с крадущейся походкой фехтовальщика, акробата или гимнаста. Четвертый, потяжелее, изрядно выпивши, с трудом держался на ногах.
— Тонинью! — закричали женщины. Сеньора Вияна расцеловала его в обе щеки.
— Титу! Орланду! — никто словно и не замечал четвертого мужчины. Наконец, обратили внимание и на него. — Норивал! Как самочувствие?
Черные рубашка и брюки Титу сидели на нем как влитые. Казалось, они сшиты из одного куска материи.
Белые рубашку и брюки Орланду украшали синие эполеты и лампасы.
Норивал предпочитал зеленый цвет, с коричневыми накладными карманами как на рубашке, так и на брюках.
Гости Теу окружили вновь прибывшую четверку, все говорили по-португальски, радостно смеялись. Лаура поцеловала и обняла каждого.
Флетч попросил бармена налить бокал караны.
Пока Лаура играла, из зала убрали не только обеденные приборы, но и длинный стол. А у стены, тыльной стороной к залу, поставили картины. В наиболее ярко освещенной точке зала установили мольберт.
Теперь Тонинью стоял перед мольбертом, размахивая руками, а его зеленая пелерина порхала, словно крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Приехал три недели назад, но на две уезжал в Байа и вернулся лишь поза-позавчера.
— Тогда, наверное, вы не обратили внимания на мой новый дом.
— Рио все время в движении.
— Да, разумеется. Он строится в центре. Около авениды Рио Бранку.
— Я видел, что там строят большое здание. Очень большое.
— Очень большое, — кивнул да Силва. — Вы должны поехать туда со мной. Вам будет интересно.
— С удовольствием.
— Просто удивительно, какие чудеса творят компьютеры в строительном деле.
Появилась Марилия Динис со стаканом кашасы. Поцеловала в щеку и Алойзью, и Флетча.
— Все хорошо, Алойзью?
— Конечно.
— Богатеем?
— Разумеется.
Марилия так и осталась для Флетча загадкой. Мало того, что она, должно быть, единственная в Рио, никогда не загорала. Она видела людей в ином свете.
— Марилия, после того как мы оставили вас, с нами кое-что случилось.
— В Рио всегда что-то случается, — она пригубила кашасу, — Послушайте. Теу приобрел новые картины. Обещал показать их нам после обеда.
— Отавью, может быть, вы поможете мне разобраться в одном деле?
— Каком же?
Флетч и Отавью стояли на террасе и смотрели на лагуну, залитую лунным светом. Отавью пил шотландское виски с содовой.
В Бразилии обращались по именам даже к выдающимся ученым и поэтам.
— Вам ничего не говорит имя Идалина Баррету?
— Нет.
— Может, она славится своими причудами?
— Слышу о ней в первый раз.
Лаура невдалеке беседовала с четой Вияна.
— Я думаю, может, это какое-то мошенничество. Обман.
— А, обман. В Бразилии всякое бывает.
— Сегодня днем к нам с Лаурой подошла старая женщина, по виду колдунья, в длинном белом платье. Она назвалась Идалина Баррету.
Снизу на террасу доносился бой барабанов.
— И что?
— Она заявила, что я — ее муж.
Отавью повернул голову, чтобы взглянуть на Флетча.
— Ее покойный муж. Жаниу Баррету. Моряк. Отец ее детей.
— Но…
— Этого Жаниу убили, когда он был молодым, в моем возрасте, сорок семь лет назад.
— Так.
— Вы меня слушаете?
— Разумеется.
— Она потребовала, чтобы я сказал ей, кто меня убил.
Отавью еще несколько секунд смотрел на Флетча, а затем отвел взгляд.
— Помогите мне понять, что все это значит.
Отавью отпил виски.
— А чего тут понимать?
За длинным обеденным столом разговор шел в основном о бразильской кухне, со свойственными ей высококалорийными блюдами, об огромном количестве сахара, поглощаемого бразильцами с кофе, с кашасой, которая и так достаточно сладкая, о способах приготовления ватапы, которую им подали на обед, о безалкогольном напитке карана, придающем силы. Индейцы утверждали, что карана прочищает кровеносные сосуды, идущие к сердцу и от него. Флетч по себе знал, что карана снимает усталость. Внесла свою лепту и Лаура: «Бананы тоже очень полезны. В бананах много калия».
Потом Марилия спросила о картинах, купленных Теу.
— Я покажу их вам после обеда. Может, сначала Лаура нам сыграет.
— Пожалуйста, — попросила сеньора Вияна.
— Хорошо.
— А потом посмотрим картины, — добавил Теу.
— Вы были в Музее современного искусства? — спросил Флетча Алойзью да Силва.
— Да.
— Вам, наверное, понравилось здание.
— Очень понравилось. Великолепное здание. И я там отлично поел, — сидящие за столом замолчали. — Только картин вот маловато.
— О да, — согласилась Марилия.
— Я-то говорю о самом здании, — гнул свое Алойзью.
— Случился пожар… — начал Теу.
— И все картины сгорели, — добавила сеньора Вияна. — Очень печально.
— Не все, — поправил ее муж. — Несколько осталось. Алойзью смотрел в тарелку.
— Я думал, вас заинтересует здание.
— Картины в музее сгорели, — повторил Флетч. — Это еще один случай queima de arguivo?
Над столом повисла гробовая тишина.
— Я думаю, это хорошо, — в полном молчании продолжил Флетч, — когда художники каждого поколения уничтожают прошлое, чтобы начать все сначала. Я думаю, иначе они просто не могут.
Прошло немало времени, прежде чем возобновился и набрал силу общий разговор.
— Я вижу, с вами Лаура. Я рад, — Вияна сел рядом с Флетчем на диван в гостиной. Они ждали, когда Лаура Соарес начнет играть. — В Рио надо быть очень осторожным с женщинами.
— С женщинами надо быть очень осторожным везде.
— Это так. Но в Рио особенно, — он пригубил кофе. — Даже я попался. Однажды ночью. Танцую с одной, знаете ли. И выясняется, что это мужчина. Естественно, прооперированный. На этом так легко обмануться.
— В Бразилии можно обмануться на чем угодно.
— Да, да, такое случается.
Лаура начала с произведений Виллы Лобус, затем исполнила несколько своих аранжировок композиций Милтона Насименту, сохраняя присущую им романтичность. У стены Отавью Кавальканти дремал в глубоком кресле над чашкой кофе. Закончила она также аранжированными ею народными бразильскими мелодиями.
В исполнении Лауры Соарес чувствовалась прекрасная техника, педагоги Лондонской консерватории, похоже, потрудились на славу, но едва ли она играла эти композиции в учебных классах.
Когда она встала из-за пианино, аплодировали все, кроме Отавью, ее отца. Лаура же осталась недовольна своим выступлением.
— Могла бы сыграть и получше, — она улыбнулась Флетчу. — В последние две недели я редко садилась к пианино.
— Мы пришли посмотреть ваши новые картины, Теу! — воскликнул молодой парень, войдя в зал. Был он в белых рубашке и брюках, зеленой накидке, зеленой шляпе с широкими полями и зеленых же туфлях.
— Я жду только вас, — ответил из-за стойки бара Теу.
И тут же рядом с первым мужчиной появились еще трое, в дорогих одеждах, прекрасно сшитых, двигающиеся не торопясь, словно артисты, выходящие на сцену, все гибкие, с крадущейся походкой фехтовальщика, акробата или гимнаста. Четвертый, потяжелее, изрядно выпивши, с трудом держался на ногах.
— Тонинью! — закричали женщины. Сеньора Вияна расцеловала его в обе щеки.
— Титу! Орланду! — никто словно и не замечал четвертого мужчины. Наконец, обратили внимание и на него. — Норивал! Как самочувствие?
Черные рубашка и брюки Титу сидели на нем как влитые. Казалось, они сшиты из одного куска материи.
Белые рубашку и брюки Орланду украшали синие эполеты и лампасы.
Норивал предпочитал зеленый цвет, с коричневыми накладными карманами как на рубашке, так и на брюках.
Гости Теу окружили вновь прибывшую четверку, все говорили по-португальски, радостно смеялись. Лаура поцеловала и обняла каждого.
Флетч попросил бармена налить бокал караны.
Пока Лаура играла, из зала убрали не только обеденные приборы, но и длинный стол. А у стены, тыльной стороной к залу, поставили картины. В наиболее ярко освещенной точке зала установили мольберт.
Теперь Тонинью стоял перед мольбертом, размахивая руками, а его зеленая пелерина порхала, словно крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43