Кое-кто даже роптал на самого императора, который как-никак был наполовину иностранцем. Филипп не представлял, как бы они выбрались из создавшегося положения, если бы не внушительное приданое, которое Мария Мануэла привезла из Португалии.
Теперь он был вдвойне благодарен ей: за спасение его страны и за его собственное; в момент необычного для него интуитивного озарения он почувствовал, что отныне его личные удачи будут тесно связаны с фортуной Испании. Мария Мануэла, чье приданое выручило в трудную минуту империю, собой олицетворяла все, о чем он мечтал с самого детства. Он решил, что когда-нибудь признается ей в этом. Став матерью, она перестанет быть ребенком и сможет понять его.
Он позволял себе немного помечтать о будущем – об их детях и об их любви, которая с годами будет становиться все крепче и крепче. Он научит супругу своему образу мыслей; сделает из нее идеальную женщину для мужчины с таким темпераментом, как у него. Он откроет ей всего себя; она узнает истинного Филиппа – того, который так не похож на других мужчин и которого его отец создал специально для управления огромной испанской империей.
Он проводил с ней столько времени, сколько позволяли государственные дела. И все же ему казалось, что она все еще побаивается его.
Порой, когда она размышляла или говорила об их будущем, он замечал в ее глазах какое-то замешательство, смешанное с испугом.
– В нашей семье женщины трудно рожают, – сказала она однажды.
Он хотел рассказать ей о своих чувствах к ней; о том, как он сам будет страдать, когда у нее начнутся роды. Но вместо этого сказал:
– У вас будут лучшие в мире доктора.
Она съежилась, уловив в его словах некий несуществующий упрек. И решила отныне не думать ни о чем кроме того, что ей предстоит родить нового наследника испанской короны.
– Ваша мама вела себя с величайшим достоинством, когда рожала вас, – задумчиво сказала она. – Так мне сказала Леонора. Она ни разу не крикнула. А я… я… я боюсь оказаться не такой выносливой, как ваша мама.
– Не бойтесь, – сказал он.
И тут же понял, что его слова прозвучали грубо, почти как приказание.
– А что если родится девочка? Тогда вы… возненавидите меня?
– Но… нужно, чтобы ребенок оказался мальчиком.
Он притронулся к ее животу.
– Не волнуйтесь. Вам нельзя волноваться.
– Я не буду. Леонора говорит, что это плохо для ребенка.
– И… для вас тоже. Если родится девочка… ну что ж, ничего страшного не произойдет. Ведь у нас впереди целая жизнь.
Она сказала:
– Да, мы еще не совсем старые. Но я слышала, король Англии велел обезглавить свою супругу за то, что она родила ему девочку вместо мальчика.
– Он велел отрубить ей голову, потому что хотел иметь другую супругу, – поправил Филипп.
– А вы?..
Он обрадовался ее словам. Настал удобный момент, чтобы высказать все те нежные чувства, которые он питал к ней. А произнести ему удалось только:
– Я… я никогда не захочу другой женщины.
Мария Мануэла осталась довольна его ответом; он же – нет. У него никак не получалось говорить с той теплотой, какую он испытывал при мысли о своей жене. Он говорил так, будто забота о супруге была одной из обязанностей испанского принца. То есть дело так и обстояло, но он чувствовал большее.
Она взяла в руки блюдо с восточными сладостями. Он видел, с каким наслаждением она ела их.
Возможно, она и вправду считала себя счастливой. Ведь ее могли выдать за мужчину, который обезглавил бы ее, если бы она не родила мальчика. А вместо этого у нее был Филипп – странноватый, замкнутый юноша, который был добр с ней, потому что так ему велел его супружеский долг.
Ребенок родился в июле.
По всей Испании звонили колокола, императору был послан гонец с радостным известием. Мария Мануэла родила мальчика.
Первой младенца взяла на руки Леонора. Она вынесла его из комнаты и показала Филиппу красное, сморщенное личико, выглядывавшее из пеленок.
– Мальчик! – воскликнула она. – Будущий наследник испанской короны!
– А… как принцесса? – спросил Филипп.
– Устала, Ваше Высочество. Лежит без сил. Ведь это ее первые роды.
– Леонора!.. С ней все в порядке?
Леонора ласково улыбнулась. Она еще больше любила его за то, что сейчас этот испанский принц забыл о своем долге – думать в первую очередь о наследнике, а уж потом о супруге.
– Пусть она немного отдохнет, Ваше Высочество. Так для нее будет лучше.
– Леонора!
Он схватил ее за руку и стиснул так, что она вскрикнула от боли.
– Я спросил тебя… с ней все хорошо?
– Конечно, хорошо. Но как, по-вашему, должна чувствовать себя женщина, только что родившая такого замечательного мальчугана? Она хочет отдохнуть… ей нужен отдых…
Он отпустил ее руку.
– Я пойду взгляну на нее, – сказал он. – Не бойся, я ее не потревожу. Мне просто нужно убедиться, что все прошло хорошо.
С этими словами он вошел в комнату. Его супруга лежала на постели; ее черные волосы были разбросаны по подушкам, а ресницы казались еще более темными, чем обычно, – из-за необычной бледности ее лица; сейчас она не была похожа на маленькую Марию Мануэлу. Она сильно изменилась с тех пор, как он в последний раз видел ее. Она стала матерью. Он прикоснулся губами к ее влажной щеке. Затем прошептал молитву и торопливыми шагами вышел из комнаты.
* * *
Войдя в покои принца, Леонора застала его шагающим из угла в угол.
– Она все еще не проснулась? – спросил он.
– Она слишком утомилась, Ваше Высочество.
– Но… прошло уже много времени. Другие приходят в себя довольно быстро.
– Первый ребенок всегда дается нелегко.
– Леонора, что с ней? Скажите мне.
– Ничего… ничего особенного. Ваше Высочество, вы напрасно изводите себя.
– Ох, Леонора, хотел бы я, чтобы это было так.
– Филипп… Ваше Высочество… сейчас вы сами на себя не похожи.
– Леонора, и ты туда же? Неужели даже ты не знаешь, какой я на самом деле?
– Филипп, дорогой мой, я лучше всех понимаю вас.
– Тогда… скажи все, как есть.
– Да о чем же тут говорить? Это первые роды… а они всегда трудны.
– Это ты уже говорила, Леонора. Ты сказала, что все хорошо. Но твои глаза говорят мне что-то другое.
– Нет, Ваше Высочество. Просто вы слишком тревожитесь и внушаете себе Бог весть что.
– Так ли? Леонора, она еще очень молода… и мы еще очень мало были вместе… Я строил планы на будущее… думал, что у нас впереди целая жизнь.
– Все так и есть, дорогой мой.
– Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Так ты говорила, когда я был совсем маленький и ты по каждому поводу утешала меня.
– Не думайте о плохом, драгоценный мой.
– Леонора… не пытайся скрыть от меня правду. Ты ведь знаешь, я уже не ребенок.
– Вы так сильно любите ее? Он промолчал, и она добавила:
– Вы никогда не выдавали своих чувств.
Тогда он невесело рассмеялся, и этот смех Леоноре показался куда более душераздирающим, чем все его слова и тоска на лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82