– Раскайтесь – и будете прощены!
Лицо Филиппа порозовело от возбуждения, когда он увидел знамена, взметнувшиеся над головами стражников и монахов. Красные, как кровь, они были украшены геральдическими щитами инквизиции, а также родовыми знаками Фердинанда и Изабеллы.
После торжественной проповеди, которую прочитал епископ Заморский, Филипп вскинул голову и сурово оглядел осужденных.
Зрители затаили дыхание. Вальдес, встав со своего места, протянул руку вперед, и тотчас все люди, собравшиеся на площади – мужчины, женщины, старики и дети – упали на колени, подняли ладони к небу и речитативом запели клятву верности святой инквизиции. Они обещали до конца жизни бороться с еретиками – если понадобится, пожертвовать собой.
При первых словах этой клятвы Филипп неожиданно вскочил на ноги и выхватил из ножен шпагу, выкованную из лучшей толедской стали. Затем, держа ее перед собой, запел вместе со своими подданными.
Когда пение стихло, горожане посмотрели на трибуну и увидели своего короля, все еще стоявшего со сверкающей шпагой в руке. В первую секунду они оторопели. Никогда прежде их правители не приносили вместе с ними клятву верности делу и слову инквизиции! Своим поступком Филипп взял на себя обязательство: сначала католик, и только потом король.
После нескольких мгновений полной тишины толпа разразилась криками:
– Да здравствует Филипп!..
– Да благословит Господь нашего правителя Филиппа!.. Взглянув на короля. Рай внезапно понял, что видит перед собой фанатика. Затем отвернулся. Когда началось сожжение, он молча смотрел на языки пламени, лизавшие тела осужденных. Рай с жалостью думал о том маленьком мальчике, который стоял обнаженным на помосте в монастыре Святой Анны и дрожал от холода. Увы, перемена, произошедшая в его друге, была неотвратима, и Рай это понимал лучше, чем кто-либо другой.
Филипп ждал Елизавету в одном из залов гвадалахарского королевского дворца. С ним были Хуана и Карлос.
Карлос напряженно вглядывался в отца. Он знал, что его невеста уже успела обворожить всех испанцев, сопровождавших ее на пути из Франции, – даже угрюмый Альба вел себя, как влюбленный юноша.
– Держи себя в руках, мой маленький, – шептала Хуана. – Я буду молить всех святых, чтобы они помогли тебе.
Рай думал: напрасно Филипп привез с собой сына – неужели не понимал, какие чувства тот будет испытывать?
Он был готов в любую минуту броситься на защиту своего друга. Сейчас всякое могло случиться, в подобных ситуациях Карлос становился совершенно невменяемым. Вот почему Рай старался держаться поближе к Филиппу, между ним и принцем.
Филипп, казалось, не проявлял никакого интереса к происходящему. Его мысли были заняты событиями в Нидерландах. Принц Оранский строит заговор против него, он это знает. Кузен Максимилиан и сестра Мария налаживают отношения с германскими принцами – за ними нужен глаз да глаз. Ну что ж, теперь он сможет вплотную заняться этими бунтовщиками. После заключения брака с принцессой из французского королевского дома у него развязаны руки.
Филипп чувствовал, у него начинается новая жизнь. Он расстался с Екатериной Леньес; Изабелла Осорио удалилась в женский монастырь – понимала, что их отношения закончились в тот день, когда Филипп стал королем. Филипп решил позаботиться о воспитании детей Изабеллы, чтобы позже они смогли занять видные посты в его армии.
Он уже послал за своим братом Хуаном. Тот должен был получить образование вместе с Карлосом.
С ними же предстояло учиться и третьему мальчику: кузену Филиппа Александру Фарнезе, которого он привез с собой из Нидерландов.
Александр был сыном Маргариты Пармской, незаконной дочери императора Карла. Карл, проявлявший трогательную заботу о благополучии своих внебрачных детей, выдал Маргариту за Александра, незаконнорожденного сына Папы Римского Клемента. Однако Александр, прозванный у себя на родине Черномазым флорентийцем, погиб всего лишь год спустя после свадьбы, и император был вынужден искать ей нового жениха. Второе замужество Маргариты оказалось ненамного более удачным, чем первое, поскольку она уже была женщиной, а ее новый супруг Оттавио Фарнезе – двенадцатилетним мальчиком.
Разумеется, такой союз не мог быть особенно счастливым, хотя и подарил Маргарите сына Александра. Чуть позже Карл, больше всех радовавшийся рождению внука, назначил ее своей наместницей в Нидерландах, и Филипп, став императором, сохранил за ней этот пост.
Сейчас Филипп думал о том, что было бы неплохо, добившись права на опеку двоих сыновей Максимилиана и Марии, доставить их в Испанию – с той же целью, с какой он привез сюда Александра: с одной стороны, как наиболее подходящих товарищей и компаньонов для Карлоса, а с другой – как заложников примерного поведения их родителей.
От этих мыслей Филиппа отвлек герольд, объявивший о прибытии его невесты.
Он покосился на Карлоса. Бледный, с дрожащими губами, тот смотрел на него широко раскрытыми глазами. Филипп с досадой отвернулся от сына.
Что новая королева подумает о своем пасынке? Должно быть, поблагодарит судьбу за то, что та уберегла ее от брака с ним. Филипп, как бы к себе ни относился, был вправе считать Карлоса менее предпочтительным женихом, чем он сам.
Между тем Карлос повторял про себя: «Она моя. Этот день должен был стать днем моей свадьбы. Но он отбирает у меня все, что должно принадлежать мне».
Когда Елизавета вошла в зал, Карлос подумал, что такой красавицы он еще не видел никогда в жизни. Она была намного прекрасней, чем ее изображение на его медальоне.
Увидев, что ее повели к тому месту, где стоял король, Карлос захотел крикнуть: «Не бойся его, Изабелла! Ты моя, и вместе мы придумаем, как его убить!»
Почувствовав чью-то руку на своем плече, Карлос обернулся и увидел Рая Гомеса да Сильва. По его взгляду можно понять, что он знал о ненависти Карлоса к королю Испании.
Тем временем Филипп поздоровался с французской принцессой, и та ответила ему на беглом кастильском диалекте.
Затем Хуана, преклонив колена, поцеловала подол ее отороченного горностаем платья. Елизавета улыбнулась ей, как улыбалась всем, кроме Филиппа, – на него она смотрела с испугом.
После Хуаны настала очередь Карлоса. Он встал на колени и тоже поцеловал подол ее платья. Затем поднял глаза и с обожанием посмотрел ей в лицо. В его голове вновь и вновь проносилась все та же мысль: «Она моя… моя!»
Ее улыбка сводила его с ума, ради нее он был готов на все, – но Филипп почти тотчас взял ее за руку и повел к своей свите.
Карлос медленно встал и двинулся вслед за отцом. Вот в этот момент, подумал он. Прямо сейчас… у всех на глазах.
Тогда все закричат: «Филипп мертв! Да здравствует король Карлос!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Лицо Филиппа порозовело от возбуждения, когда он увидел знамена, взметнувшиеся над головами стражников и монахов. Красные, как кровь, они были украшены геральдическими щитами инквизиции, а также родовыми знаками Фердинанда и Изабеллы.
После торжественной проповеди, которую прочитал епископ Заморский, Филипп вскинул голову и сурово оглядел осужденных.
Зрители затаили дыхание. Вальдес, встав со своего места, протянул руку вперед, и тотчас все люди, собравшиеся на площади – мужчины, женщины, старики и дети – упали на колени, подняли ладони к небу и речитативом запели клятву верности святой инквизиции. Они обещали до конца жизни бороться с еретиками – если понадобится, пожертвовать собой.
При первых словах этой клятвы Филипп неожиданно вскочил на ноги и выхватил из ножен шпагу, выкованную из лучшей толедской стали. Затем, держа ее перед собой, запел вместе со своими подданными.
Когда пение стихло, горожане посмотрели на трибуну и увидели своего короля, все еще стоявшего со сверкающей шпагой в руке. В первую секунду они оторопели. Никогда прежде их правители не приносили вместе с ними клятву верности делу и слову инквизиции! Своим поступком Филипп взял на себя обязательство: сначала католик, и только потом король.
После нескольких мгновений полной тишины толпа разразилась криками:
– Да здравствует Филипп!..
– Да благословит Господь нашего правителя Филиппа!.. Взглянув на короля. Рай внезапно понял, что видит перед собой фанатика. Затем отвернулся. Когда началось сожжение, он молча смотрел на языки пламени, лизавшие тела осужденных. Рай с жалостью думал о том маленьком мальчике, который стоял обнаженным на помосте в монастыре Святой Анны и дрожал от холода. Увы, перемена, произошедшая в его друге, была неотвратима, и Рай это понимал лучше, чем кто-либо другой.
Филипп ждал Елизавету в одном из залов гвадалахарского королевского дворца. С ним были Хуана и Карлос.
Карлос напряженно вглядывался в отца. Он знал, что его невеста уже успела обворожить всех испанцев, сопровождавших ее на пути из Франции, – даже угрюмый Альба вел себя, как влюбленный юноша.
– Держи себя в руках, мой маленький, – шептала Хуана. – Я буду молить всех святых, чтобы они помогли тебе.
Рай думал: напрасно Филипп привез с собой сына – неужели не понимал, какие чувства тот будет испытывать?
Он был готов в любую минуту броситься на защиту своего друга. Сейчас всякое могло случиться, в подобных ситуациях Карлос становился совершенно невменяемым. Вот почему Рай старался держаться поближе к Филиппу, между ним и принцем.
Филипп, казалось, не проявлял никакого интереса к происходящему. Его мысли были заняты событиями в Нидерландах. Принц Оранский строит заговор против него, он это знает. Кузен Максимилиан и сестра Мария налаживают отношения с германскими принцами – за ними нужен глаз да глаз. Ну что ж, теперь он сможет вплотную заняться этими бунтовщиками. После заключения брака с принцессой из французского королевского дома у него развязаны руки.
Филипп чувствовал, у него начинается новая жизнь. Он расстался с Екатериной Леньес; Изабелла Осорио удалилась в женский монастырь – понимала, что их отношения закончились в тот день, когда Филипп стал королем. Филипп решил позаботиться о воспитании детей Изабеллы, чтобы позже они смогли занять видные посты в его армии.
Он уже послал за своим братом Хуаном. Тот должен был получить образование вместе с Карлосом.
С ними же предстояло учиться и третьему мальчику: кузену Филиппа Александру Фарнезе, которого он привез с собой из Нидерландов.
Александр был сыном Маргариты Пармской, незаконной дочери императора Карла. Карл, проявлявший трогательную заботу о благополучии своих внебрачных детей, выдал Маргариту за Александра, незаконнорожденного сына Папы Римского Клемента. Однако Александр, прозванный у себя на родине Черномазым флорентийцем, погиб всего лишь год спустя после свадьбы, и император был вынужден искать ей нового жениха. Второе замужество Маргариты оказалось ненамного более удачным, чем первое, поскольку она уже была женщиной, а ее новый супруг Оттавио Фарнезе – двенадцатилетним мальчиком.
Разумеется, такой союз не мог быть особенно счастливым, хотя и подарил Маргарите сына Александра. Чуть позже Карл, больше всех радовавшийся рождению внука, назначил ее своей наместницей в Нидерландах, и Филипп, став императором, сохранил за ней этот пост.
Сейчас Филипп думал о том, что было бы неплохо, добившись права на опеку двоих сыновей Максимилиана и Марии, доставить их в Испанию – с той же целью, с какой он привез сюда Александра: с одной стороны, как наиболее подходящих товарищей и компаньонов для Карлоса, а с другой – как заложников примерного поведения их родителей.
От этих мыслей Филиппа отвлек герольд, объявивший о прибытии его невесты.
Он покосился на Карлоса. Бледный, с дрожащими губами, тот смотрел на него широко раскрытыми глазами. Филипп с досадой отвернулся от сына.
Что новая королева подумает о своем пасынке? Должно быть, поблагодарит судьбу за то, что та уберегла ее от брака с ним. Филипп, как бы к себе ни относился, был вправе считать Карлоса менее предпочтительным женихом, чем он сам.
Между тем Карлос повторял про себя: «Она моя. Этот день должен был стать днем моей свадьбы. Но он отбирает у меня все, что должно принадлежать мне».
Когда Елизавета вошла в зал, Карлос подумал, что такой красавицы он еще не видел никогда в жизни. Она была намного прекрасней, чем ее изображение на его медальоне.
Увидев, что ее повели к тому месту, где стоял король, Карлос захотел крикнуть: «Не бойся его, Изабелла! Ты моя, и вместе мы придумаем, как его убить!»
Почувствовав чью-то руку на своем плече, Карлос обернулся и увидел Рая Гомеса да Сильва. По его взгляду можно понять, что он знал о ненависти Карлоса к королю Испании.
Тем временем Филипп поздоровался с французской принцессой, и та ответила ему на беглом кастильском диалекте.
Затем Хуана, преклонив колена, поцеловала подол ее отороченного горностаем платья. Елизавета улыбнулась ей, как улыбалась всем, кроме Филиппа, – на него она смотрела с испугом.
После Хуаны настала очередь Карлоса. Он встал на колени и тоже поцеловал подол ее платья. Затем поднял глаза и с обожанием посмотрел ей в лицо. В его голове вновь и вновь проносилась все та же мысль: «Она моя… моя!»
Ее улыбка сводила его с ума, ради нее он был готов на все, – но Филипп почти тотчас взял ее за руку и повел к своей свите.
Карлос медленно встал и двинулся вслед за отцом. Вот в этот момент, подумал он. Прямо сейчас… у всех на глазах.
Тогда все закричат: «Филипп мертв! Да здравствует король Карлос!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82