Еще никогда императору не выпадало такой возможности целиком подчинить себе Францию. Еще ни один воин не упускал удачу, когда она была так близка, как в дни, ставшие кошмарнейшими из воспоминаний Филиппа. Но, оставаясь самим собой, что он мог тогда сделать?
Сант-Квентинская трагедия преследовала его всю оставшуюся жизнь – не только потому, что величайшая победа обернулась поражением из-за его собственной нерешительности, но еще и потому, что невозможно было забыть зрелище, встретившее Филиппа, когда он торжественно въехал в побежденный город.
Филипп ненавидел войну. Он не родился солдатом и хорошо это знал. При виде крови он всегда терялся – как и в тот день. Когда осажденный город наконец сдался, Филипп распорядился о прекращении кровопролития. Увы, он не понимал характера людей, служивших под его знаменами. Англичане и испанцы, разгоряченные битвой, не могли не вымещать свою ярость друг на друге и на ком попало; германцы обыскивали руины Сант-Квентина, грабили его жителей.
Приказы Филиппа игнорировались. Казалось, уже никто не обращал на него внимания. Солдаты жгли дома, убивали стариков, насиловали не только женщин, но и детей и монахинь. Всюду валялись трупы – не только раздетые, но и расчлененные. Филипп ужаснулся. Все это ему казалось такой же позорной катастрофой, как памятное многим разграбление Рима.
В церкви Святого Лаврентия он увидел человеческую кровь на алтаре, горящие скамьи, тела убитых монахов, лежащие на полу. Глядя на следы побоища, он поклялся всю жизнь помнить и это страшное преступление, и то, что оно было совершено от его имени. Затем упал на колени и дал обет построить в Испании монастырь – во славу Святого Лаврентия.
Кузен Эммануэль Филиберт торопил его воспользоваться преимуществом, которое давало им взятие Сант-Квентина. Дорога на Париж была открыта, и они могли на многие века покорить французов. Однако Филипп, насмотревшись на плоды своей победы, не хотел продолжать кровопролитие. Эммануэль Филиберт тщетно умолял его образумиться и отдать приказ о выступлении в поход. Филипп был непреклонен.
– Слишком велик риск, – отговаривался. Филипп. – Солдаты устали, я тоже. Слишком много потерь… слишком много крови. Здесь католики сражались против католиков… католики разрушили и осквернили церковь Святого Лаврентия. Нет, я признаю только одну войну – во имя Господа, против еретиков.
Так они остались в Сант-Квентине. Солдаты мародерствовали в городе и окрестных селениях. Никто и не думал восстанавливать дисциплину. А между тем герцог де Гиз, до того воевавший в Италии, спешно заключил мир на своем фронте и бросился на защиту Франции.
Момент был упущен. В Париже собрали новое войско. А старая армия, во главе с де Гизом, неожиданно оказалась возле самых стен Кале и успешно штурмовала их.
Потеря этого города повлекла за собой раздор между испанцами и англичанами, которые видели в нем единственный залог новых вторжений на французскую территорию.
В монастыре Святого Антония, что располагался неподалеку от города Пласентии, в лесистых горах, защищавших его от холодных северных ветров, старый император наслаждался своим уединением.
Мягкий климат благотворно сказался на его подагре. Вскоре он нанял архитекторов, которые превратили его жилье в место, достойное своего обитателя. В каждой комнате были установлены камины; на стенах висели картины из его бесценной коллекции. Самая любимая из них, принадлежавшая кисти великого венецианца Тициана и изображавшая Карла с его последней супругой в окружении ангелов, украшала спальню. Под окнами был разбит чудесный садик с апельсиновыми и лимонными деревьями – там он прогуливался, когда позволял ревматизм. Он привез с собой множество часов различных конструкций, и одним из его излюбленных занятий стало изучение их устройства. Собирание и разбирание этих хитроумных механизмов было для него целой церемонией, и он при всякой возможности посвящал ей свой досуг.
Окна спальни выходили на монастырскую часовню – если он чувствовал себя не в состоянии подняться, то мог слушать мессу прямо в постели, откуда были видны и все действия священников. Его густой баритон частенько смешивался с голосами монахов, певших в часовне.
Он был доволен тихой, спокойной жизнью монастыря – любил постоять у окна, посмотреть на окружающие горы и на экзотические деревья в своем саду, за оградой которого журчал горный ручей. Однако самым большим его удовольствием все еще оставалась обильная и изысканная пища. Тщетно умоляли его лекари воздерживаться от иных чересчур пикантных блюд – умеренность могла быть каким угодно благом, но даже ради спасения своей души Карл не находил в себе силы пренебрегать желудком.
За столом он порой сиживал вместе со своими любимыми слугами. Тогда здесь собирались его мажордом, сенешал Квик-сада, камердинер Флеминг и камергер Ван Мол. К ним присоединялся и тот, кого он любил больше всех, – хорошенький смышленый мальчик, юный Хуан, который по-прежнему не знал, что был не только пажом императора, но и его сыном.
Когда Карл пребывал в меланхолии, Хуан лучше всех мог поднять ему настроение. Император обращался с ним так, словно тот был немного старше своего возраста, – показывал ему различные карты и объяснял ход военной кампании во Франции.
Хуан был с Карлом и тогда, когда принесли известие о действиях Филиппа в Сант-Квентине и о его последующих колебаниях.
Император побагровел. На его висках обозначились крупные узловатые вены.
– Пресвятая Божья Матерь! – задыхаясь, прохрипел он. – Почему?.. Ну почему?.. Во имя Христа, почему? Случай, который еще не выпадал ни одному военачальнику… и… упущен! Филипп ни на что не годится. Уж не безумен ли он, как его бабка? Да будь я на его месте…
Он ходил из угла в угол комнаты, и все боялись, что с ним что-нибудь случится. Но он вдруг остановился и взглянул на мальчика.
– Когда-нибудь, – сказал он, – ты будешь командовать всеми нашими армиями. Тогда… вот тогда ты не раз вспомнишь этот день. Но, Хуан, ты будешь учиться – и извлекать уроки из чужих ошибок…
Продолжая его разглядывать, Карл постепенно стал успокаиваться. Наконец он пожал плечами. Он был всего лишь стариком, удалившимся от суеты мирской жизни. Успехи и неудачи войны с Францией его уже не волновали.
Ему стало любопытно, что принесут на обед – жареного каплуна, цыплят или печеную оленину, приготовленную лучшими испанскими поварами, обосновавшимися при монастыре Святого Антония?
Мария Тюдор закрылась в своих апартаментах и теперь жила практически в полной изоляции от слуг и придворных. Мария потерпела сокрушительное поражение. Она потеряла Кале, и многие говорили, что пять лет ее правления обернулись для Англии катастрофой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82