– Дамы и кавалеры пробирались по садовым дорожкам в укромные уголки, чтобы провести часок-другой наедине. Королева Анна тоже прогуливалась во мраке – и вскоре обнаружила, что к ней присоединился герцог Бэкингем. Представьте себе эту пару… блуждающую в темноте. Герцог взял королеву за руку и стал превозносить ее красоту, упомянув о том, что король возмутительно невнимателен к ней и, по-видимому, совсем не замечает ее дивного очарования.
– Анне, наверное, это понравилось, – задумчиво проговорила я.
– Как и любой молодой даме – особенно если муж к ней равнодушен, – подтвердила Мами. – Королева еще так юна, а милорд Бэкингем… ну, в общем… уже далеко не юн. Ему ведь тридцать три, и он весьма искушен в любви… Я слышала, что нет таких страстей, которым бы он не предавался… Поэтому можно было ожидать, что в данном случае он поведет себя умнее. Но он явно недооценил нашу королеву… Мне так и хочется назвать ее невинной жертвой… но, возможно, это было бы проявлением неуважения к Ее Величеству.
– О, продолжай! – в нетерпении воскликнула я.
– Ну так вот. Внезапно во мраке раздался пронзительный крик. Вы только вообразите! На миг все замерли – а потом бросились туда, где стояла королева… В широко раскрытых глазах – испуг, руки судорожно прижаты к груди… а рядом с бедняжкой – милорд Бэкингем… И кто бы мог подумать, что столь надменный господин может выглядеть так глупо!
– И как ты это объяснишь? – спросила я.
– А тут и объяснять нечего. Наш герцог допустил ошибку. Видимо, он слишком уж поторопился. Он не понял, что все, в чем нуждается королева, – это нежные слова… пылкие взгляды… но уж никак не решительные действия. Я вот что скажу Вашему Величеству: это был конец их мимолетной интрижки. Возможно, оно и к лучшему, что интрижка оказалась мимолетной. Королевы, Ваше Величество, должны быть вне подозрений, – твердо заявила Мами.
На следующий день все обсуждали эту историю. Я была рада, что никто не упомянул о ней моей матери. Если бы королева-мать обо всем узнала, что сталось бы с капитаном охраны, отдавшим Анне ключ от сада?
Здоровье моей матери немного улучшилось, но доктора считали, что дорога в Кале будет для нее слишком утомительной и королева может снова расхвораться, поэтому было решено, что дальше она не поедет. Гастон был единственным членом моей семьи, который должен был оставаться со мной, пока я не покину Францию.
Выходило, что останавливаться в Амьене нам было незачем, поскольку моя мать поднялась с постели, проводила нас до городских ворот, а затем распрощалась со мной.
Она обняла меня и, похоже, по-настоящему расчувствовалась. Она сказала, что душой всегда будет со мной и с величайшим вниманием станет следить за моей жизнью на чужбине. Мать просила меня быть хорошей женой Карлу и надеялась, что я выращу много детей. Я всегда должна помнить о своем высоком происхождении – ведь я дочь короля и королевы Франции! Я никогда не должна забывать родину – и знать, что для меня нет ничего дороже святой нашей веры и чести венценосцев. Я отправляюсь в страну еретиков. Бог избрал меня, как избрал когда-то святых Петра и Павла. Я должна исполнять свой долг и не помышлять ни о чем другом до тех пор, пока муж мой вместе со всей Англией не встанет на путь истинный и не обретет спасения в лоне католической церкви.
Миссия моя казалась весьма непростой, но я пообещала, что сделаю все, что в моих силах, и всегда буду верна святой церкви, своей семье и своей стране.
Обнимая меня, мать сунула мне в руку письмо.
Я прочла его тем же вечером. Оно было длинным, и в нем мать писала о своей нежной любви ко мне. И еще мать напоминала мне, что я лишилась своего земного отца и только Бог теперь является моим отцом. Я вечно должна быть Ему благодарна. Он отдал меня в жены великому королю и послал в Англию, где я буду Ему нужна, а стало быть, за дела мои мне будет даровано вечное спасение.
«Помни, что Ты крещена в святой католической вере. Ты – дочь нашей церкви, и это – самое высокое звание, какое у Тебя было, есть и будет. Именно оно распахнет перед Тобой райские врата… Так будь же – подобно предку своему святому Людовику – стойкой и усердной христианкой, чему Тебя всегда учили и ради чего Твой праведный венценосный пращур не раз подвергал опасности свою жизнь. Не слушай и не позволяй в своем присутствии произносить слов, которые оскорбляли бы Твою веру и Господа».
Я читала и перечитывала это письмо. Я знала, чего от меня ждут. Я направлялась в чужую страну. Я ехала к мужу, которого должна была постараться обратить в истинную веру. На мне лежала большая ответственность…
Оторвавшись наконец от письма, я поклялась себе и Богу сделать все, что в моей власти, чтобы принести в Англию свет истинной веры.
И тем же вечером мы узнали, что в Кале чума, что ехать туда опасно и что мы должны поворачивать в Булонь.
А наутро, еще до того, как мы тронулись в путь, ко мне явился герцог Бэкингем – по делу, якобы не терпящему отлагательства.
– Ваше Величество, – сказал он. – Этим утром я получил послание от короля Карла. Мне необходимо вернуться в Амьен, чтобы передать эти бумаги королеве-матери.
Я прекрасно понимала, что никаких бумаг он не получал. Позже мои подозрения подтвердились, поскольку я узнала, что гонцов из Англии никто не видел. Но Анна осталась в Амьене вместе с моей матерью, и потому герцог хотел вернуться и повидать перед отъездом юную королеву.
– Вы должны признать, – сказала Мами, – что, когда дело касается любви, для нашего герцога нет ничего невозможного…
Очередная задержка рассердила меня. Казалось, над нашим путешествием и впрямь нависло какое-то проклятие. Сперва занемог мой брат, затем – моя мать, после этого – чума в Кале, а теперь Бэкингем, повинуясь собственному капризу, умчался в Амьен!
Это было уж слишком!
Я громко поносила Бэкингема, пока Мами не умолила меня успокоиться.
И тут я подумала: а так ли уж я спешу покинуть родину? И мысль о грядущих переменах в моей жизни привела меня в чувство. Мне почему-то стало страшно… Я отправлялась в чужую страну, к чужим людям.
Поэтому, когда герцог Бэкингем вернулся, я уже вовсе не рвалась в путь. Ведь с каждым днем… с каждым часом оказывалась я все дальше от дома, от семьи, от привычной жизни…
Наконец мы прибыли в Булонь. Корабль нас уже ждал, и, когда я поднялась на борт, в ознаменование сего события грянул артиллерийский залп. Мами была рядом со мной и ободряюще улыбалась.
Я наблюдала с палубы, как медленно тают вдали берега моей родины. Вид бурного, грозного моря наполнял мою душу страхом. Корабль качало, и вскоре Мами уговорила меня спуститься вниз.
Казалось, это плавание будет длиться вечно, впрочем, в душе у меня царило такое смятение, что я вряд ли замечала все те неудобства, которые так раздражали моих спутников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Анне, наверное, это понравилось, – задумчиво проговорила я.
– Как и любой молодой даме – особенно если муж к ней равнодушен, – подтвердила Мами. – Королева еще так юна, а милорд Бэкингем… ну, в общем… уже далеко не юн. Ему ведь тридцать три, и он весьма искушен в любви… Я слышала, что нет таких страстей, которым бы он не предавался… Поэтому можно было ожидать, что в данном случае он поведет себя умнее. Но он явно недооценил нашу королеву… Мне так и хочется назвать ее невинной жертвой… но, возможно, это было бы проявлением неуважения к Ее Величеству.
– О, продолжай! – в нетерпении воскликнула я.
– Ну так вот. Внезапно во мраке раздался пронзительный крик. Вы только вообразите! На миг все замерли – а потом бросились туда, где стояла королева… В широко раскрытых глазах – испуг, руки судорожно прижаты к груди… а рядом с бедняжкой – милорд Бэкингем… И кто бы мог подумать, что столь надменный господин может выглядеть так глупо!
– И как ты это объяснишь? – спросила я.
– А тут и объяснять нечего. Наш герцог допустил ошибку. Видимо, он слишком уж поторопился. Он не понял, что все, в чем нуждается королева, – это нежные слова… пылкие взгляды… но уж никак не решительные действия. Я вот что скажу Вашему Величеству: это был конец их мимолетной интрижки. Возможно, оно и к лучшему, что интрижка оказалась мимолетной. Королевы, Ваше Величество, должны быть вне подозрений, – твердо заявила Мами.
На следующий день все обсуждали эту историю. Я была рада, что никто не упомянул о ней моей матери. Если бы королева-мать обо всем узнала, что сталось бы с капитаном охраны, отдавшим Анне ключ от сада?
Здоровье моей матери немного улучшилось, но доктора считали, что дорога в Кале будет для нее слишком утомительной и королева может снова расхвораться, поэтому было решено, что дальше она не поедет. Гастон был единственным членом моей семьи, который должен был оставаться со мной, пока я не покину Францию.
Выходило, что останавливаться в Амьене нам было незачем, поскольку моя мать поднялась с постели, проводила нас до городских ворот, а затем распрощалась со мной.
Она обняла меня и, похоже, по-настоящему расчувствовалась. Она сказала, что душой всегда будет со мной и с величайшим вниманием станет следить за моей жизнью на чужбине. Мать просила меня быть хорошей женой Карлу и надеялась, что я выращу много детей. Я всегда должна помнить о своем высоком происхождении – ведь я дочь короля и королевы Франции! Я никогда не должна забывать родину – и знать, что для меня нет ничего дороже святой нашей веры и чести венценосцев. Я отправляюсь в страну еретиков. Бог избрал меня, как избрал когда-то святых Петра и Павла. Я должна исполнять свой долг и не помышлять ни о чем другом до тех пор, пока муж мой вместе со всей Англией не встанет на путь истинный и не обретет спасения в лоне католической церкви.
Миссия моя казалась весьма непростой, но я пообещала, что сделаю все, что в моих силах, и всегда буду верна святой церкви, своей семье и своей стране.
Обнимая меня, мать сунула мне в руку письмо.
Я прочла его тем же вечером. Оно было длинным, и в нем мать писала о своей нежной любви ко мне. И еще мать напоминала мне, что я лишилась своего земного отца и только Бог теперь является моим отцом. Я вечно должна быть Ему благодарна. Он отдал меня в жены великому королю и послал в Англию, где я буду Ему нужна, а стало быть, за дела мои мне будет даровано вечное спасение.
«Помни, что Ты крещена в святой католической вере. Ты – дочь нашей церкви, и это – самое высокое звание, какое у Тебя было, есть и будет. Именно оно распахнет перед Тобой райские врата… Так будь же – подобно предку своему святому Людовику – стойкой и усердной христианкой, чему Тебя всегда учили и ради чего Твой праведный венценосный пращур не раз подвергал опасности свою жизнь. Не слушай и не позволяй в своем присутствии произносить слов, которые оскорбляли бы Твою веру и Господа».
Я читала и перечитывала это письмо. Я знала, чего от меня ждут. Я направлялась в чужую страну. Я ехала к мужу, которого должна была постараться обратить в истинную веру. На мне лежала большая ответственность…
Оторвавшись наконец от письма, я поклялась себе и Богу сделать все, что в моей власти, чтобы принести в Англию свет истинной веры.
И тем же вечером мы узнали, что в Кале чума, что ехать туда опасно и что мы должны поворачивать в Булонь.
А наутро, еще до того, как мы тронулись в путь, ко мне явился герцог Бэкингем – по делу, якобы не терпящему отлагательства.
– Ваше Величество, – сказал он. – Этим утром я получил послание от короля Карла. Мне необходимо вернуться в Амьен, чтобы передать эти бумаги королеве-матери.
Я прекрасно понимала, что никаких бумаг он не получал. Позже мои подозрения подтвердились, поскольку я узнала, что гонцов из Англии никто не видел. Но Анна осталась в Амьене вместе с моей матерью, и потому герцог хотел вернуться и повидать перед отъездом юную королеву.
– Вы должны признать, – сказала Мами, – что, когда дело касается любви, для нашего герцога нет ничего невозможного…
Очередная задержка рассердила меня. Казалось, над нашим путешествием и впрямь нависло какое-то проклятие. Сперва занемог мой брат, затем – моя мать, после этого – чума в Кале, а теперь Бэкингем, повинуясь собственному капризу, умчался в Амьен!
Это было уж слишком!
Я громко поносила Бэкингема, пока Мами не умолила меня успокоиться.
И тут я подумала: а так ли уж я спешу покинуть родину? И мысль о грядущих переменах в моей жизни привела меня в чувство. Мне почему-то стало страшно… Я отправлялась в чужую страну, к чужим людям.
Поэтому, когда герцог Бэкингем вернулся, я уже вовсе не рвалась в путь. Ведь с каждым днем… с каждым часом оказывалась я все дальше от дома, от семьи, от привычной жизни…
Наконец мы прибыли в Булонь. Корабль нас уже ждал, и, когда я поднялась на борт, в ознаменование сего события грянул артиллерийский залп. Мами была рядом со мной и ободряюще улыбалась.
Я наблюдала с палубы, как медленно тают вдали берега моей родины. Вид бурного, грозного моря наполнял мою душу страхом. Корабль качало, и вскоре Мами уговорила меня спуститься вниз.
Казалось, это плавание будет длиться вечно, впрочем, в душе у меня царило такое смятение, что я вряд ли замечала все те неудобства, которые так раздражали моих спутников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122