Боже, что переживает сейчас мой дорогой Карл! А меня рядом с ним нет…
Я не могла опомниться от горя. Нет, я не должна была разлучаться с ним. Что бы со мной ни случилось, мне следовало оставаться там.
Генри Джермин и госпожа де Мотвиль пытались успокоить меня. Генри твердил, что круглоголовые побоятся судить собственного монарха.
– Народ этого не допустит, – говорил он.
– Да! – подхватывала я, цепляясь за надежду, звучавшую в его словах, словно утопающий за соломинку. – Народ всегда любил его. Они ненавидели только меня – королеву-чужестранку. О Генри, вы и впрямь надеетесь, что люди его поддержат? Что они встанут на его защиту и вышвырнут вон этих гнусных круглоголовых?
– Так и будет, – кивал Генри. – Вот увидите. Очень скоро ликующие толпы будут шумно приветствовать Его Величество. Он пришлет за вами, и ваша семья воссоединится.
Мне было приятно слушать эти речи, хотя я и не вполне им верила. Но статный красавец Генри говорил так убедительно, что казалось, все это сбудется. Слава Богу, что в эти тяжелые дни он был подле меня! Когда я поделилась с ним этой мыслью, он поцеловал мне руку и ответил:
– Неужели вы думаете, что я когда-нибудь вас покину?
– Если вы это сделаете, – сказала я, – для меня это будет означать конец всему.
Госпожа де Мотвиль при всей ее доброте и преданности не могла меня так утешить. Она была очень внимательна ко мне, но, как ни старалась сохранять полное спокойствие, все же не могла скрыть своих опасений. Она боялась самого худшего и исподволь пыталась подготовить меня к печальному исходу.
Настал февраль. Я недоумевала, почему до сих пор нет никаких новостей из Лондона.
– Чем же закончился суд? – спрашивала я. – Вынесли же они ему какой-нибудь приговор! Почему мы ничего не знаем?
Генри нахмурился и устремил взгляд за окно.
– Известия всегда запаздывают, – пробормотал он.
Я уже не раз замечала, что мои домашние избегают встречаться со мной глазами.
– Что-то случилось, – обратилась я к госпоже де Мотвиль. – Я хочу знать, что именно!
Та не ответила. Тогда я позвала Генри.
– Генри, вы что-то таите от меня. Ради Бога, расскажите мне все, – потребовала я.
Немного помолчав, он посмотрел на меня и ответил:
– Постарайтесь стойко перенести этот удар судьбы, мадам. Суд состоялся, и нашего короля приговорили к казни.
– О Боже, дай мне силы! – взмолилась я.
Генри подошел ближе, чтобы поддержать меня.
– Все будет хорошо, – вымолвил он. Лицо его исказилось от душевных терзаний, язык перестал ему повиноваться. Мне показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле молчание длилось всего один миг. – Все хорошо. Его спасли… в последнюю секунду… Круглоголовые хотели его обезглавить. Из дворца Сент-Джеймс его перевели в Уайтхолл, перед которым был сооружен эшафот. И вот короля вывели…
– Генри… Генри… вы убиваете меня… – простонала я.
Он вздохнул и твердым голосом продолжал:
– Когда он уже положил голову на плаху, собравшийся на площади народ в один голос вскричал: «Не бывать этому! Карл – наш государь! Долой парламент!»
– О Генри… – от облегчения я едва не лишилась чувств.
– Все будет хорошо, – повторил он.
У меня мелькнула мысль, что Генри, пожалуй, вел себя несколько странно, но до конца я осознала это только позднее. Тогда же я думала об одном: мой Карл спасен! Народ не позволил предать его позорной смерти!
– Подданные любят его, – говорила я. – Многие готовы пожертвовать своим состоянием и самой жизнью ради его блага. Я убеждена: жестокость его гонителей привела к тому, что верных ему людей стало больше.
Я горячо обсуждала чудесное спасение короля с госпожой де Мотвиль и другими моими придворными.
– Со дня на день мы ожидаем новых вестей, – твердили они. – Добрых вестей!
– Да, да… – согласно кивала я.
Но проходил день за днем, а никаких известий не поступало. Ночами я без сна лежала в своей постели, прислушиваясь, не прибыл ли гонец.
– Странно, – произносила я каждое утро, – почему же нет новостей?
Напряжение нарастало. Ожидание становилось невыносимым. Казалось, что Генри как-то притих, а госпожа де Мотвиль избегает встреч со мной. Мне не терпелось что-то предпринять. Я вызвала Генри и сказала ему:
– При французском дворе наверняка знают подробности. Я хочу послать кого-нибудь в Сен-Жермен и расспросить об английских делах.
– Я уверен, – ответил Генри, – что они немедленно сообщили бы вам, если бы что-то узнали.
– У них сейчас своих забот хватает. Я отправлю надежного человека, – повторила я. – Посмотрим, что ему удастся выяснить.
Генри с поклоном удалился, а я поступила так, как и намеревалась.
За обедом беседа не клеилась. Все старательно избегали обсуждать события в Англии, а между тем это была единственная тема, которая меня занимала.
После трапезы мой духовник прочитал благодарственную молитву и уже собирался уходить, но Генри задержал его. Положив руку ему на плечо, он принялся о чем-то говорить с ним вполголоса.
– Что случилось?! – воскликнула я. – О чем вы шепчетесь?!
Генри с побелевшим лицом взглянул на меня, и я увидела, что у отца Киприана дрожат руки.
– В чем дело?! Пожалуйста, ответьте мне! – умоляла я.
Генри подошел ко мне и сказал:
– Я лгал вам. Народ не спас своего короля.
Он усадил меня в кресло и опустился на колени:
– Я не мог сразу открыть вам правду… – произнес Генри упавшим голосом. – Все было не так, как я вам говорил… Они вывели его из Уайтхолла… Он взошел на эшафот – и принял смерть столь же мужественно, как жил…
Я окаменела от горя. Устремив взгляд прямо перед собой, я не замечала никого вокруг. Я видела лишь дорогие черты моего возлюбленного супруга. Словно сквозь сон до меня доносились чьи-то сдавленные рыдания. Это плакала одна из женщин. Генри продолжал смотреть на меня; его глаза молили простить его за то, что он лгал мне… потому что любил меня.
Это был конец. Он ушел – мой король, мой супруг, моя любовь. Гнусные убийцы отняли его у меня.
Я не могла даже ненавидеть его палачей. Ненависть придет позже. В ту минуту все мое естество пронизывала одна только боль.
Карл умер, и я никогда больше не увижу его дорогое лицо.
ОТЧАЯНИЕ
Не знаю, сколько времени я просидела в оцепенении, не замечая столпившихся вокруг меня добрых людей, которые стремились разделить мои страдания.
Потом госпожа де Мотвиль, обняв меня, помогла мне добраться до постели. Я легла, а она встала на колени подле меня. По ее щекам текли слезы. Я же не проронила ни слезинки. Мое горе было так безгранично, что я не могла плакать. Меня постигло величайшее из несчастий, и мне хотелось одного: лечь рядом с мужем в холодную могилу.
Я гнала от себя воспоминания… Эти прекрасные шелковистые волосы, которые я так часто гладила… Эти глаза, всегда смотревшие на меня с такой нежностью…
– Милосердный Господь, – молилась я, – возьми меня к себе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Я не могла опомниться от горя. Нет, я не должна была разлучаться с ним. Что бы со мной ни случилось, мне следовало оставаться там.
Генри Джермин и госпожа де Мотвиль пытались успокоить меня. Генри твердил, что круглоголовые побоятся судить собственного монарха.
– Народ этого не допустит, – говорил он.
– Да! – подхватывала я, цепляясь за надежду, звучавшую в его словах, словно утопающий за соломинку. – Народ всегда любил его. Они ненавидели только меня – королеву-чужестранку. О Генри, вы и впрямь надеетесь, что люди его поддержат? Что они встанут на его защиту и вышвырнут вон этих гнусных круглоголовых?
– Так и будет, – кивал Генри. – Вот увидите. Очень скоро ликующие толпы будут шумно приветствовать Его Величество. Он пришлет за вами, и ваша семья воссоединится.
Мне было приятно слушать эти речи, хотя я и не вполне им верила. Но статный красавец Генри говорил так убедительно, что казалось, все это сбудется. Слава Богу, что в эти тяжелые дни он был подле меня! Когда я поделилась с ним этой мыслью, он поцеловал мне руку и ответил:
– Неужели вы думаете, что я когда-нибудь вас покину?
– Если вы это сделаете, – сказала я, – для меня это будет означать конец всему.
Госпожа де Мотвиль при всей ее доброте и преданности не могла меня так утешить. Она была очень внимательна ко мне, но, как ни старалась сохранять полное спокойствие, все же не могла скрыть своих опасений. Она боялась самого худшего и исподволь пыталась подготовить меня к печальному исходу.
Настал февраль. Я недоумевала, почему до сих пор нет никаких новостей из Лондона.
– Чем же закончился суд? – спрашивала я. – Вынесли же они ему какой-нибудь приговор! Почему мы ничего не знаем?
Генри нахмурился и устремил взгляд за окно.
– Известия всегда запаздывают, – пробормотал он.
Я уже не раз замечала, что мои домашние избегают встречаться со мной глазами.
– Что-то случилось, – обратилась я к госпоже де Мотвиль. – Я хочу знать, что именно!
Та не ответила. Тогда я позвала Генри.
– Генри, вы что-то таите от меня. Ради Бога, расскажите мне все, – потребовала я.
Немного помолчав, он посмотрел на меня и ответил:
– Постарайтесь стойко перенести этот удар судьбы, мадам. Суд состоялся, и нашего короля приговорили к казни.
– О Боже, дай мне силы! – взмолилась я.
Генри подошел ближе, чтобы поддержать меня.
– Все будет хорошо, – вымолвил он. Лицо его исказилось от душевных терзаний, язык перестал ему повиноваться. Мне показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле молчание длилось всего один миг. – Все хорошо. Его спасли… в последнюю секунду… Круглоголовые хотели его обезглавить. Из дворца Сент-Джеймс его перевели в Уайтхолл, перед которым был сооружен эшафот. И вот короля вывели…
– Генри… Генри… вы убиваете меня… – простонала я.
Он вздохнул и твердым голосом продолжал:
– Когда он уже положил голову на плаху, собравшийся на площади народ в один голос вскричал: «Не бывать этому! Карл – наш государь! Долой парламент!»
– О Генри… – от облегчения я едва не лишилась чувств.
– Все будет хорошо, – повторил он.
У меня мелькнула мысль, что Генри, пожалуй, вел себя несколько странно, но до конца я осознала это только позднее. Тогда же я думала об одном: мой Карл спасен! Народ не позволил предать его позорной смерти!
– Подданные любят его, – говорила я. – Многие готовы пожертвовать своим состоянием и самой жизнью ради его блага. Я убеждена: жестокость его гонителей привела к тому, что верных ему людей стало больше.
Я горячо обсуждала чудесное спасение короля с госпожой де Мотвиль и другими моими придворными.
– Со дня на день мы ожидаем новых вестей, – твердили они. – Добрых вестей!
– Да, да… – согласно кивала я.
Но проходил день за днем, а никаких известий не поступало. Ночами я без сна лежала в своей постели, прислушиваясь, не прибыл ли гонец.
– Странно, – произносила я каждое утро, – почему же нет новостей?
Напряжение нарастало. Ожидание становилось невыносимым. Казалось, что Генри как-то притих, а госпожа де Мотвиль избегает встреч со мной. Мне не терпелось что-то предпринять. Я вызвала Генри и сказала ему:
– При французском дворе наверняка знают подробности. Я хочу послать кого-нибудь в Сен-Жермен и расспросить об английских делах.
– Я уверен, – ответил Генри, – что они немедленно сообщили бы вам, если бы что-то узнали.
– У них сейчас своих забот хватает. Я отправлю надежного человека, – повторила я. – Посмотрим, что ему удастся выяснить.
Генри с поклоном удалился, а я поступила так, как и намеревалась.
За обедом беседа не клеилась. Все старательно избегали обсуждать события в Англии, а между тем это была единственная тема, которая меня занимала.
После трапезы мой духовник прочитал благодарственную молитву и уже собирался уходить, но Генри задержал его. Положив руку ему на плечо, он принялся о чем-то говорить с ним вполголоса.
– Что случилось?! – воскликнула я. – О чем вы шепчетесь?!
Генри с побелевшим лицом взглянул на меня, и я увидела, что у отца Киприана дрожат руки.
– В чем дело?! Пожалуйста, ответьте мне! – умоляла я.
Генри подошел ко мне и сказал:
– Я лгал вам. Народ не спас своего короля.
Он усадил меня в кресло и опустился на колени:
– Я не мог сразу открыть вам правду… – произнес Генри упавшим голосом. – Все было не так, как я вам говорил… Они вывели его из Уайтхолла… Он взошел на эшафот – и принял смерть столь же мужественно, как жил…
Я окаменела от горя. Устремив взгляд прямо перед собой, я не замечала никого вокруг. Я видела лишь дорогие черты моего возлюбленного супруга. Словно сквозь сон до меня доносились чьи-то сдавленные рыдания. Это плакала одна из женщин. Генри продолжал смотреть на меня; его глаза молили простить его за то, что он лгал мне… потому что любил меня.
Это был конец. Он ушел – мой король, мой супруг, моя любовь. Гнусные убийцы отняли его у меня.
Я не могла даже ненавидеть его палачей. Ненависть придет позже. В ту минуту все мое естество пронизывала одна только боль.
Карл умер, и я никогда больше не увижу его дорогое лицо.
ОТЧАЯНИЕ
Не знаю, сколько времени я просидела в оцепенении, не замечая столпившихся вокруг меня добрых людей, которые стремились разделить мои страдания.
Потом госпожа де Мотвиль, обняв меня, помогла мне добраться до постели. Я легла, а она встала на колени подле меня. По ее щекам текли слезы. Я же не проронила ни слезинки. Мое горе было так безгранично, что я не могла плакать. Меня постигло величайшее из несчастий, и мне хотелось одного: лечь рядом с мужем в холодную могилу.
Я гнала от себя воспоминания… Эти прекрасные шелковистые волосы, которые я так часто гладила… Эти глаза, всегда смотревшие на меня с такой нежностью…
– Милосердный Господь, – молилась я, – возьми меня к себе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122