– Его убили, – напомнила я, – как и моего мужа… хотя и не столь мерзким способом. Но я, пожалуй, предпочла бы, чтобы Карл принял смерть от кинжала безумца, а не на плахе, казненный расчетливыми убийцами – ничтожными людишками, посягнувшими на престол.
– Вот это уже больше похоже на вас. Вы нужны детям. Ваша дочурка без вас тоскует. А вашего сына Карла вы должны вернуть в Париж. Нельзя терять время, – суровым тоном произнес священник.
Спустя два дня я покинула монастырь.
Отец Киприан был прав. Его слова словно воскресили меня. Отныне я должна жить для своих детей, за которых мне следует благодарить судьбу. Любая мать гордилась бы таким сыном, как Карл. Как раз тогда из Голландии в Париж приехал мой Джеймс. Он повзрослел, и его манеры были столь же безукоризненными, как у его брата Карла. Я всегда старалась привить им хорошие манеры. Это может показаться странным, но, безгранично любя своего супруга, я замечала и его недостатки. Некоторая надменность отталкивала от него людей, а я убеждена, что правители не должны отгораживаться от своих подданных, хотя не так-то легко бывает найти золотую середину между монаршим величием и простотой, столь необходимой, чтобы завоевать любовь народа. Мой отец обладал обоими этими качествами, и мой сын Карл тоже. Джеймс же, хотя и был еще слишком молод, похоже, шел по их стопам.
Мэри и ее любимый супруг герцог Оранский делали все, что было в их силах, чтобы помочь нам, и я искренне благодарна им за это. Теперь меня больше всего беспокоили маленькая Елизавета и Генри, находившиеся в руках круглоголовых. Если бы я могла вызволить их!
Однако главное сейчас было – начать борьбу за возвращение трона моему старшему, Карлу, а для этого он прежде всего должен был приехать ко мне в Париж. Я вызвала сына письмом, твердо намереваясь решить вопрос с его женитьбой.
Состояние жены должно было помочь Карлу вернуть себе английский престол, о чем я думала и раньше, пытаясь найти для него подходящую невесту, а также выкупив после приезда во Францию некоторые свои драгоценности – прежде всего великолепные рубины, – дабы в будущем снарядить на них армию.
Я была рада, когда мадемуазель де Монпансье навестила меня в Лувре, чтобы выразить соболезнование в связи с постигшей меня утратой. Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, зная, что она полностью лишена чувства сострадания, не то что добросердечная Анна, готовая поддержать и помочь в минуту горя.
– Мой сын скоро приедет в Париж, – сказала я.
– Я полагала, мадам, что он уже здесь, – отозвалась Анна-Луиза.
– Вы, наверное, имеете в виду Джеймса, герцога Йоркского. А я говорю о короле, – заметила я.
– О да… конечно… Теперь он станет королем… Если сумеет вернуть корону, – проговорила моя племянница.
– В этом не может быть никакого сомнения, – решительно возразила я.
– Дай Бог! – ответила она.
Мадемуазель де Монпансье хитрила, но меня ей было не обмануть. За последнее время ее постигли две неудачи. Король Испании женился на своей племяннице, а австрийский император остановил выбор на одной из своих двоюродных сестер. Анне-Луизе не повезло. Поэтому она уже не столь высокомерно относилась к своему кузену Карлу. Правда, ему еще предстояло вернуть себе английский трон, но теперь, когда ей не приходилось больше рассчитывать на австрийскую или испанскую корону, эта гордячка поняла, что нельзя оставаться столь же разборчивой, как раньше. Кроме того, ей недавно исполнилось двадцать два года – вполне зрелый возраст для собирающейся замуж принцессы. Я отлично понимала, что она думала о себе как о завидной невесте, но теперь, быть может, ее уверенность в этом поколебалась?
– И когда же он будет в Париже? – спросила мадемуазель де Монпансье деланно безразличным тоном.
– Обещаю вам, что он приедет со дня на день, – ответила я, украдкой присматриваясь к ней.
– Обещаете мне, тетушка? – Она изобразила удивление. – Но, по-моему, это вы ожидаете его с большим нетерпением.
О, она была весьма наглой особой! Если бы не ее деньги, я бы ее вовсе не принимала, не говоря уже о том, чтобы прочить эту девицу себе в невестки.
Карл между тем приезжать не торопился. Я получала от него записки, в которых он приводил то один, то другой довод, оправдывавший его промедление. Я была вне себя от негодования и в конце концов поручила Генри Джермину отправиться к мадемуазель де Монпансье и от имени Карла попросить ее руки. Генри сомневался в правильности такого шага, но я настояла на своем. Мне просто необходима была какая-то деятельность: только это могло отвлечь меня от моих горестных переживаний.
Генри вернулся ни с чем.
– Я сказал мадемуазель де Монпансье, – докладывал он мне, – что когда Карл впервые увидел ее, то от восхищения потерял дар речи. Однако, как вам известно, эта юная леди весьма бойка на язык. Она возразила: «Вот как? А я было подумала, что он просто не слишком силен во французском. Он и рта не раскрыл, а что может быть хуже молчаливого кавалера?»
– Да что она себе воображает! – возмутилась я.
– Ну, она-то как раз о себе очень высокого мнения, – заметил Генри, качая головой.
– Я надеялась, что она станет скромнее, после того как ее дважды отвергли. Но продолжайте, – потребовала я.
– Потом она сказала, что предпочла бы обсудить этот вопрос с самим Карлом. И прибавила, что при всей любви к ней Карл вряд ли согласится переменить ради нее свою веру. Если же он, паче чаяния, сделает это, то тогда можно будет поговорить и о браке, – сообщил Генри неожиданную новость.
– Что за вздор?! – вскричала я. – Должна же она понимать, что, если он перейдет в католичество, у него не будет никакой надежды вернуть отцовский престол.
– Ваше Величество, нам остается только дожидаться прибытия короля, – произнес Генри почтительным тоном.
Карл приехал летом. Он выглядел весьма внушительно. Рослый, плечистый, по-королевски величавый. Со мной он повел себя несколько сдержанно, как будто желая показать, что отныне сам станет принимать решения. Зато с маленькой Генриеттой он был по-прежнему ласков. Та же по-детски обрадовалась его приезду и смотрела на него с обожанием. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Но мною всецело владела мысль о том, как заполучить состояние мадемуазель де Монпансье, дабы употребить его на доброе дело: вернуть с его помощью английскую корону.
Когда мы остались вдвоем, я рассказала Карлу об условии, которое выдвинула эта гордячка.
– Она хочет испытать вас, сын мой, и предложит перейти в католическую веру, но не следует относиться к этому слишком серьезно, – сказала я.
– Напротив, я отношусь к этому весьма серьезно, – возразил Карл. – Я не намерен совершать поступки, которые сделают невозможным мое возвращение в Англию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122