Таким образом, пока новый король двигался к Реймсу, дю Геклен собрал свою армию и стал подниматься вверх по течению Сены в поисках неприятеля. Кроме французских и бретонских рыцарей, уже бывших под его началом, дю Геклен вдруг получил неожиданное подкрепление: к нему на подмогу явились гасконцы. Здесь были лучшие люди капталя: сиры д'Альбре, де Помье, де Лестрад, как раз те самые, что отличились при Пуатье, а теперь без всяких колебаний обернули оружие против своего бывшего вождя. Неужели они тоже почуяли, что ветер переменился?..
Узнав, что армия Карла Злого находится близ Эврё, дю Геклен велел своим войскам перейти Сену у Пон-де-л'Арша. На левом берегу Франсуа поджидал немалый сюрприз: к ним только что присоединился отряд Протоиерея!.. На какое-то мгновение Франсуа показалось, что он ошибся, но это был точно Арно де Серволь, в доспехах, со своим щитом на груди — идущий золотой олень на лазоревом поле, окаймленном бордюром из золотых безантов. Франсуа поскакал навстречу Протиерею с радостным приветствием. И получил в ответ лишь холодный кивок. Смущенный таким приемом, Франсуа выразил удивление:
— Вы меня не узнаете?
— Я никогда никого не забываю. Что вы от меня хотите?
— Поблагодарить вас еще раз.
— Я же сказал вам, что это ни к чему.
— Позвольте мне, по крайней мере, порадоваться, что вижу нас обоих на одном пути.
Протоиерей не ответил… Франсуа пригляделся к нему повнимательнее. Что-то ледяное появилось в его чертах. Да, это был он, но отнюдь не тот же самый. Арно де Серволь опять сменил маску. Кости легли по-новому. Игра продолжалась… И пока тот удалялся, Франсуа снова задал себе вопрос, на который ни у кого, кроме Бога, не находилось ответа: кто же он такой все-таки, этот Протоиерей? Еще некоторое время Франсуа задерживался в его отряде, ища глазами Бидо ле Бурка, но так и не нашел. Он выяснил, что после Бринье того никто не видел…
Войско капталя де Бюша находилось немного далее по направлению к Эврё. Кроме англо-наваррцев Карла Злого, оно включало в себя бриганов со всей Нормандии: Джона Джоуэла с его англичанами, покинувшего башню Рольбуаз, Роберта Чезнела по прозванью Рукорез, Жака Плантена по прозвищу Ослепитель и многих других…
В среду 15 мая Бертран дю Геклен приблизился к противнику, расположившемуся на холме. Холм возвышался над рекой Эр и деревушкой Кошрель. Геклен сразу же собрал военный совет. Поскольку противник занимал благоприятную позицию, и речи не могло быть о том, чтобы атаковать его в этих условиях. Приходилось оставаться на месте и ждать, пока враг не совершит какую-нибудь ошибку… Среди тех, кто слушал дю Геклена, нашлось немалое количество и таких рыцарей, которые привыкли атаковать, во что бы то ни стало — ради славы, в полном презрении ко всему остальному. Но король совершенно определенно указал на дю Геклена как на их полководца, поэтому не возражал никто. Раздался лишь один-единственный голос, принадлежавший графу д'Оксерру, самому благовоспитанному дворянину из всех собравшихся:
— Мессир дю Геклен, мы вам повинуемся. И я предлагаю избрать всеобщим боевым кличем ваш собственный: «Божья Матерь, Геклен!»
Предложение было принято с воодушевлением, и по всему войску, располагавшемуся на ночь, отдан соответствующий приказ. Битва должна была состояться на следующий день, в четверг 16 мая.
***
С самого утра стало очевидно, что день ожидается знойный. Не было ни малейшего движения воздуха, солнце нещадно палило. Ветераны обеих армий вспоминали Креси. Дю Геклен перешел через Эр, приблизился к холму и остановился…
Наверху капталь разделил свою многочисленную, но разношерстную армию на три части: англичане, которых возглавил он сам; люди из «рот» под командой Джона Джоуэла; и наваррцы, во главе которых он поставил Санчо Лопеса. Внизу, между холмом и Эром, сплошной массой стояло французское войско. Но этой ночью дю Геклен позаботился и о тактической диспозиции: в ближайшем лесу были спрятаны пять сотен всадников, которым надлежало атаковать по его приказу.
Потянулось ожидание. Франсуа и Оруженосец находились в середине войска, неподалеку от самого дю Геклена и его черного двуглавого орла на серебряном поле. По мере того как шло время и жара усиливалась, неподвижность делалась невыносимой. Франсуа буквально варился в своих доспехах, завидуя Оруженосцу и простым солдатам, снаряженным гораздо легче, с каской на голове вместо глухого шлема…
Наступил полдень. Время от времени какой-нибудь всадник или пехотинец падал с металлическим лязгом. Дю Геклен понял, что капталь слишком осторожен, чтобы спускаться при таких обстоятельствах. И тогда он испробовал последнюю хитрость: сделал вид, что отступает, чтобы побудить противника к преследованию. Он велел трубить отход, и войско начало переправляться обратно через Эр.
Сверху Жан де Гральи, капталь де Бюш с досадой наблюдал этот маневр. Дю Геклен оказался лучшим стратегом, чем все те, с кем он сталкивался до этого. Капталь надеялся, что противник ударит на холм. Геклен этого не сделал. Битва, таким образом, состоится позже, поскольку у него самого не было ни малейшего желания сниматься с места. Но тут к капталю галопом примчался Джон Джоуэл.
— Сир! Сир! Спускаемся скорее! Разве вы не видите, что французы бегут?
Капталь покачал головой:
— Не верьте. Это они нарочно, чтобы выманить нас.
Но Джоуэл его больше не слушал. Он уже умчался к своему полку и отдал приказ идти в атаку. По кличу «Святой Георгий! Наварра!» Джон Джоуэл и его «роты» скатились с холма…
Жан де Гральи зарычал от ярости. Подчиненный дорого заплатит за ослушание! Но не мог же он позволить англичанину атаковать в одиночку — тот будет немедленно раздавлен. Нехотя, вынуждаемый к этому обстоятельствами, Жан де Гральи тоже отдал своим людям приказ атаковать. Совсем как при Креси, одна из армий завязала сражение вопреки воле своего полководца. Разница была в том, что на этот раз так поступили не французы, а их противники.
Видя, как над холмом поднимается пыль, дю Геклен не смог сдержать радости. Он приказал войску развернуться, и над берегами Эра пронесся громогласный клич:
— Божья Матерь, Геклен!
Джон Джоуэл и его люди, примчавшиеся первыми, были изрублены в куски. Они-то готовились преследовать бегущих, а тут вдруг обнаружили, что атакуют их самих; ими овладела паника. Джона Джоуэла захватил в плен Оливье де Мони, а Жак Плантен Ослепитель и Роберт Чезнел Рукорез расстались с жизнью.
Франсуа скакал вдогонку беглецам. Уже второй раз в жизни он не кричал в бою «Мой лев!». Сначала это случилось при Берси, когда свой родовой клич он заменил призывом Франции, а теперь здесь — присоединяя свой голос к общему хору:
— Божья Матерь, Геклен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179