— Готово дело! Помер!
— Кто?
— Да эта чертова тухлятина свинячья… англичанин этот!
Внезапно он заметил присутствие Ариетты.
— Простите… Я хотел сказать, Черный Принц… Помер как раз на Троицу. Один проезжий только что сказал…
Франсуа закрыл глаза. Черный Принц умер. Любопытно, но сейчас Франсуа вспомнил только одно: маленькую злую боль, которую ему причинил когда-то невидимый мертвый кот, чьим единственным недостатком было то, что он не любил французов…
Зычный голос Бидо ле Бурка вывел его из задумчивости:
— Вы как хотите, а я пойду спрысну такое дело!
И капитан предался этому от всей души. В течение довольно долгого времени со стороны караульных помещений доносились звуки вакханалии. Концерт длился и вечером. А ночью, когда Франсуа и Ариетта уже спали, их разбудил грохот в дверь.
— Монсеньор, несчастье! Капитан…
Франсуа поспешно оделся, пробежал через лабиринт и добрался до здания, где жил Бидо. Внутри, перед тучным телом, лежащим на столе, толпились удрученные стражники.
— Как это случилось?
Один из людей приблизился, покачиваясь.
— Он поднял свой кувшин и говорит: «Пусть сдохнут пьющие пиво! Да здравствуют пьющие вино!» Проглотил единым духом, срыгнул все, что выпил, и помер.
В комнате стояла ужасная винная вонь. Франсуа подошел к своему старому товарищу, распростертому в луже на столе, и с трудом поднял. Нет, Франсуа не горевал. Бидо умер оттого, что слишком много выпил, и его последним словом было «вино» — конец как раз по нему… Всем ведь придется однажды уйти, так или иначе. Но Франсуа был уверен, что, если бы Бидо сказали, что он уйдет именно так, тот был бы счастлив.
Глава 19
«СМЕРТЬ — ОБЩИЙ УДЕЛ НЕИЗБЕЖНЫЙ…»
Бидо ле Бурк был похоронен на кладбище деревни Вивре.
Неподалеку от могилы, которую выкопали для Бидо, возвышалась фамильная усыпальница рода де Вивре, напоминающая сильно уменьшенную церковь, где, с трудом выпрямившись, могли поместиться человек десять. Именно под ее полом и были погребены все Вивре, начиная с Эда и кончая маленькой Катериной, положенной туда четырнадцать лет назад.
Ветхая постройка вся заросла плющом и грозила вот-вот обвалиться. По странной забывчивости, перестраивая замок, Франсуа начисто забыл о том, чтобы возвести заодно и родовую усыпальницу, достойную этого названия. Быть может, это произошло потому, что тогда он думал только о жизни. Но теперь настала пора заняться и своим последним пристанищем. В ближайший День всех святых ему исполнится тридцать восемь лет; война еще не окончилась, вскоре он на нее вернется: следует все окончить как можно скорее…
Франсуа решил выкопать новую усыпальницу под часовней. Там упокоятся его собственные останки, прах Ариетты и их потомства. Зато он отказался вскрывать склеп на кладбище, чтобы не тревожить покой умерших. Он никого из них не знал, кроме маленькой Катерины. Его отец был погребен в аббатстве Монтеней, а мать… Был там, конечно, Эд, но даже самая мысль переносить куда-то его кости претила Франсуа. Пусть мертвые Вивре останутся на кладбище, а ныне живущие отправятся в свое время в склеп под часовней.
Работы были закончены к весне 1377 года. Как и во всем остальном, Франсуа хотел добиться совершенства. Просторный склеп, доступ в который открывался под плитой, расположенной перед алтарем, был круглым по форме. В стене имелось двенадцать отверстий, и над каждым — щит «пасти и песок». Здесь будут погребены двенадцать поколений Вивре, начиная с него самого. Вивре же тринадцатого поколения, буде таковые появятся, пусть сами решают, что им делать дальше… В самом центре усыпальницы, пол которой был выложен мрамором, по кругу шли слова «Мой лев».
В пасхальное воскресенье, после мессы, Франсуа спустился туда в сопровождении жены и дочери. Двенадцать факелов горели над двенадцатью щитами. Ариетта была серьезна, что редко случалось; Изабелла вздрагивала…
Франсуа заговорил, и его торжественный голос отозвался эхом под сводчатым потолком. Он указал на одно из отверстий, расположенное прямо под алтарем:
— Вот здесь будем погребены мы, Ариетта и я. Луи ляжет в нишу справа от нас, и так до тех пор, пока все не будут заполнены. Я хочу быть погребенным в своих доспехах, со щитом «пасти и песок» на груди. Я хочу, чтобы Ариетта, когда настанет ее черед, была облачена в то платье, в котором она венчалась. Я хочу также, чтобы оба наших гроба были покрыты плащом Французской Мадам. Он лазурного цвета и усеян цветками лилий. Он означает для меня то, что я больше всего любил в моей жизни: мою жену и Францию. Такова моя воля.
Ариетта и Изабелла поклялись соблюсти ее. Луи, по-прежнему находившийся у графа де Танкарвиля, будет поставлен в известность, как только вернется.
Несколько дней спустя от этого самого Танкарвиля в Вивре прибыл гонец. Но не Луи, а какой-то молодой человек лет примерно девятнадцати, в превосходном военном снаряжении. Однако на нем были не рыцарские доспехи, а более легкие латы оруженосца, хоть и великолепной работы. Молодой человек явился с поклоном к Франсуа, который спросил его имя. Юноша дал удивительный ответ:
— Я не могу вам его назвать, монсеньор. Граф де Танкарвиль поручил мне передать вам вот это.
Франсуа взял протянутый ему конверт и прочел:
Дорогой сир!
Молодой человек, которого я к вам направляю, — сын одного из моих вассалов. Его семья доброго благородства и весьма богата. Это, без сомнения, и вскружило ему голову. Он неплохо управляется с оружием, но нуждается в некотором уроке смирения. Не могли бы вы взять его к себе? Я знаю, у вас есть обычай называть ваших оруженосцев просто «Оруженосец». Я скрою от вас имя этого молодого человека и попрошу звать его так же; ему это пойдет на пользу. Очень прошу об услуге…
В своем письме Жан де Танкарвиль сообщал также новости о Луи. Их трудно было счесть хорошими. Граф поручил своему капитану, человеку с крутым нравом, лично заняться молодым Вивре. Чтобы исправить характер мальчика, было использовано все. Он жил вместе с простыми солдатами, деля с ними пищу и кров. За малейшую провинность его отправляли в карцер; в караул он попадал чаще своей очереди. Но ничто из этого, казалось, не подействовало на Луи. По отношению к своему начальству он проявляет безупречное, но ледяное послушание. Ни к одному из своих новых товарищей он не обращает ни слова. Даже худшие обиды не могут нарушить его молчания. В конце концов, все стали его даже побаиваться…
Франсуа вздрогнул и повернулся к молодому человеку.
— Хорошо, Оруженосец. Пойдем, поупражняемся. Посмотрим, на что ты способен.
Оруженосец бился неплохо, но грешил недостатком, о котором упоминал Танкарвиль: из-за самонадеянности нападал слишком неосторожно. При каждом промахе Франсуа едко высмеивал его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179