Ничего зверского в его облике, впрочем, не было. Если исключить шрам на правой щеке да рубцы по всему телу, которые сами по себе немало о нем говорили, внешность он имел скорее пригожую. Среднего роста, худой, но хорошо сложенный, смуглый, с черными прямыми волосами, он больше походил на уроженца теплых стран и уж никак не Бретани. А сейчас, ничуть не подавая вида, что страшится ожидающей его жестокой участи, он смотрел вокруг себя с дерзкой улыбкой. И, наконец, тоже заговорил, голосом сильным и насмешливым:
— Правда ваша, мессир, я и впрямь сделал все то, что вы тут наговорили. И грабил, и убивал… да только англичан, единственно англичан!
Ответом ему был дружный смех. Люди в толпе, не сговариваясь, сразу отдали свои симпатии приговоренному и заранее возмущались его смертью.
Франсуа тоже был взволнован, но совсем по другой причине: имя, которое он только что услышал, со всей очевидностью свидетельствовало, что приговоренный был назван в честь его собственного дня рождения. Значит, они оба родились в один и тот же день. И Франсуа вдруг почувствовал себя братом того парня, звездным его братом, подобно тому, как у других есть братья молочные. Он крикнул осужденному поверх голов зевак и солдатни:
— Эй, почему тебя зовут Туссеном?
— А мне терпения не хватило Рождества дождаться!
Франсуа больше не колебался. Он последовал за своим инстинктом:
— Иду к тебе!
И он бросил Востока вперед. Удивленная толпа расступилась, латники не успели сообразить, что к чему, а Франсуа уже гарцевал перед эшафотом.
— Прыгай!
Прыгнуть на коня со связанными за спиной руками, голышом, было делом нелегким, но Туссен проявил не только присутствие духа, но и ловкость и мигом очутился на крупе коня. Однако сложности начинались именно теперь, поскольку солдаты, наконец, опомнились. Пока англичанин, зачитывавший приговор, вопил и что-то приказывал, они стали угрожающе сжимать стальное кольцо. Франсуа решил попытать удачу. Он направил коня прямо на солдат и, несмотря на двойной вес, в самый последний момент заставил его прыгнуть прямо через их головы.
Громко заржав, Восток взвился в воздух и с акробатической точностью приземлился в нескольких шагах позади строя. Стражники, опешив на миг от такой прыти, вновь бросились за беглецами, но толпа дружно сомкнулась и помешала преследователям. Туссен крикнул:
— Кольцо спасения!
Франсуа не понял.
Туссен уточнил:
— Туда, к церкви!
Действительно, неподалеку от места казни, между лачугами и бараками бедного квартала, лепившегося к самой городской стене, возвышалась небольшая церковь — скорее даже не церковь, а простая часовня. Не дожидаясь, пока конь остановится, Туссен спрыгнул на землю и побежал. В стену церквушки было вмуровано большое кольцо, похожее на те, что служат для швартовки судов. Туссен повернулся спиной и сумел ухватиться за кольцо одной из своих связанных рук.
Тут Франсуа вспомнил. В стенах некоторых церквей издавна имеются так называемые «кольца спасения», и кто бы ни ухватился за такое кольцо, он избегает суда мирских властей. Голос Туссена напомнил ему о действительности:
— Теперь вы, быстро!
В самом деле, если Туссен находился вне опасности, то о Франсуа такого не скажешь: устроив столь эффектный побег осужденному, он теперь сам рисковал, быть может, угодить в котел. Один из солдат уже сцапал Востока под уздцы. Франсуа размахнулся секирой и отвесил ему удар обухом по каске. Потом спрыгнул с седла и побежал. Едва он коснулся кольца, как лучник, успевший натянуть тетиву, опустил оружие…
На этот раз они были спасены. Солдаты возвращались с пустыми руками, ругаясь на чем свет стоит, а толпа рукоплескала беглецам в исступленном восторге. Вскоре Туссена развязали и одели с головы до ног: множество добросердечных зевак наперебой спешили избавиться ради него от части собственных одежек. Франсуа, однако, предпочел здесь не задерживаться и поспешил уехать вместе со спасенным, напутствуемый ликующими криками.
Он остановился в густом лесу, когда Сен-Мало уже давным-давно скрылся из виду. Франсуа спешился. Туссен встал перед ним на колени.
— Я вам обязан жизнью. Предлагаю вам то единственное добро, которым располагаю, — мою свободу.
Франсуа заставил его подняться.
— Ты ничего мне не должен. Я это сделал единственно потому, что мы с тобой родились в один день.
— Я вам не нужен?
— У меня свои дела. Мне надо объехать весь свет! Я не нуждаюсь… в таком человеке, как ты.
— Значит, вы тоже меня осуждаете? И это после того, как проявили столько великодушия и храбрости!
В первый раз Франсуа внимательно рассмотрел своего спутника. Туссен выглядел таким же дерзким и искренним, как и на эшафоте. Франсуа вспомнил своего дядю и его правило: сначала выслушать, а после судить. Ему стало немного стыдно за свою поспешность.
— Ну ладно. Кто ты?
— Я же вам сказал: вольный человек с тех самых пор, как родился, и вот уже восемнадцать лет.
— А почему у тебя только имя?
— Видать, тот священник, который меня нашел на ступенях своей церкви, решил, что одного имени мне вполне хватит. Поэтому назвал Туссеном, и все тут.
— А потом?
— Сделал из меня своего раба. Время от времени он так поступал с подкидышами, а тут последний как раз помер — работа доконала. Вот в этом-то рабстве я и понял, что такое свобода. Я все стерпел, чтобы только дождаться дня, когда стану достаточно большим и смогу удрать. Случилось это на двенадцатом году. Хотите знать, что дальше было?
Франсуа кивнул в знак согласия.
— Я недалеко ушел. Постучал в один соседний дом, и мне открыли. Только на следующий день я обнаружил, что это бордель. Хозяйка хотела, чтобы все было по-хорошему, и решила познакомить меня со своими девицами. К несчастью или к счастью, это как посмотреть, но они поняли знакомство по-своему, так что я с ними познакомился раз десять вместо одного. Для своего возраста я был довольно силен, но все же почувствовал, что вот-вот отдам Богу душу. Поэтому я и сбежал — во второй раз. Теперь меня занесло в монастырь…
Франсуа слушал эту историю, рассказанную с простотой и добродушием, и ему вдруг почему-то полегчало на душе. В Туссене заключалась какая-то особая жизненная сила.
— Отличался этот монастырь тем, что там гнали яблочную водку. Монахи утверждали, что она у них идет на лекарство. Старший из святых отцов приставил меня к перегонному кубу. Работа мне понравилась. Мы просто купались в винных парах и чувствовали себя превосходно. И все бы шло так чудесно и дальше, если бы я не встретил своего предшественника. Его лицо было так изъедено этими парами, что в нем не оставалось уже ничего человеческого. Я и смылся в тот же вечер: настойка добрых монахов оказалась еще опаснее, чем похоть бордельных шлюх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179