Безусловно, Франсуа де Вивре выглядел как мужчина, достигший вершины своих сил. Роза почувствовала, как ее охватывает волнение. То, что она испытывала, было сильнее, чем просто физическое влечение или даже влюбленность. У нее возникло впечатление, что Франсуа здесь дома, что это вернулся ее собственный муж. И тому имелась причина — их сын, сидящий с ними за столом.
Франсуа тоже не слышал, что говорил его сын. Постепенно его посетило то же чувство, что и Розу: он вернулся в свой замок, он тут дома…
Франсуа де Флёрен, ничего не замечая, продолжал говорить в пустоту. Он в подробностях рассказывал о взятии Бурдейля. Ситуация становилась невыносимой; Роза разрядила ее, обратившись к гостю:
— Как долго вы рассчитываете пробыть здесь?
— Завтра же уеду. Мне не терпится повидать семью. И если вы позволите, я предпочел бы лечь прямо сейчас. У меня был утомительный день и… много волнений.
Роза встала из-за стола и протянула ему руку для поцелуя. Франсуа де Флёрен, удивленный этой поспешностью, тоже поднялся и пошел проводить его в комнату для гостей, в другом конце замка.
Франсуа долго не мог заснуть. Он вспоминал их первую с Розой ночь, когда он лег в постель, испытывая какое-то странное недомогание, не имея даже сил обнять ее, — возможно, под действием варенья из роз.
Он вспомнил, как Роза набросилась на него и как его закружил дивный вихрь. Он снова переживал свою первую настоящую ночь с женщиной, когда Роза открыла ему его самые сокровенные желания, когда благодаря ей он обнаружил, что существует наслаждение души и счастье тела…
Именно в ту ночь — теперь он был в этом совершенно уверен — они и зачали своего сына. Отцом мальчика стал рыцарь, рожденный для побед, а матерью — та, что заставила этого рыцаря познать первое поражение. Франсуа долго мерил шагами комнату в лихорадочном возбуждении. Именно в этом месте двадцать лет назад он повстречал… не любовь, нет, но свой женский идеал; и от этого союза родился идеальный сын.
Франсуа де Вивре и Франсуа де Флёрен уехали утром, в терцию, после расставания, которое, силою обстоятельств, было лишено искренности.
В Вивре они прибыли 5 июля, в день святого Марсьяля. Ариетта, как всегда, бросилась навстречу мужу, но, когда тот представил ей своего нового оруженосца, проявила заметную сдержанность. Что тут было причиной — их явное физическое сходство или просто интуиция? Франсуа так и не узнал этого.
Как раз в этот самый момент появилась Изабелла. Услышав шум, она прибежала из своей комнаты. Увидев, что это отец, девушка не сумела сдержать невольный жест разочарования, но спохватилась и поцеловала его с большой теплотой. Франсуа пригляделся к дочери. Той исполнилось семнадцать лет, и она выглядела совершенной женщиной. Франсуа ей улыбнулся:
— Ты ведь не меня ждала, верно?
— Что вы, отец! Уверяю вас…
— А он приезжал?
Лицо Изабеллы омрачилось.
— Нет…
Франсуа снова улыбнулся ей, чтобы ободрить. Итак, он перестал быть тем человеком, которого дочь хотела бы видеть больше всего на свете. Что ж, когда-то это должно было случиться.
Вечером в их комнате Франсуа долго рассказывал Ариетте о событиях, которые пережил, подчеркивая, сам того не желая, достоинства Франсуа де Флёрена. В конце концов, она прервала его:
— Вы не спрашиваете меня о нашем сыне?
Франсуа закусил губу. Это была чистая правда: ни на мгновение он не вспомнил о Луи.
— Я как раз собирался это сделать…
Ариетта стала рассказывать голосом, в котором сквозила печаль… Видя, что силой ничего не добиться, граф де Танкарвиль решил действовать мягкостью. Он забрал Луи из казармы и ввел в свое окружение в качестве пажа. Результаты оказались плачевными. Почти ни с кем не разговаривая, но ко всему приглядываясь и прислушиваясь, Луи повел себя как настоящий шпион. Выведенный из себя Жан де Танкарвиль отправил его обратно к солдатам.
На этом Ариетта закончила свой печальный рассказ, и лишь после этого состоялся их традиционный любовный турнир. Хоть они и расставались на целый год, Франсуа не почувствовал в своей жене былой жажды триумфа. Но он не осмелился спросить о причине. Быть может, он и сам догадывался о ней, но не желал слышать… Словно тень пролегла между ними.
***
Эта тень, эта причина звалась, безусловно, Франсуа де Флёреном. Начиная со следующего дня Франсуа только им и был занят, несмотря на всю свою любовь к Ариетте. Он решил, что посвящение в рыцари состоится в ближайший День всех святых, и с этого момента неустанно хлопотал над тем, чтобы дополнить обучение юноши. Но, несмотря на все свои усилия, ему так и не удалось привить тому необходимую ловкость. Франсуа де Флёрен не был одарен талантом бойца. Тогда Франсуа решил преподать ему уроки осторожности, обучая, как избежать боя с более сильным противником.
31 октября 1378 года вместе с вечерним звоном Франсуа де Флёрен вошел в часовню, посвященную Людовику Святому. Его шпоры и меч лежали на алтаре, равно как и щит с серебряной кабаньей головой на черном поле — его гербом, который сам он считал таким безобразным. Прежде чем уйти, Франсуа спросил юношу, имеет ли он над чем поразмыслить в течение ночи. Молодой человек покачал головой с обескураженным видом:
— Нет, монсеньор. Не могли бы вы мне помочь?
— Могу. Спроси себя, как сможешь ты победить своего самого опасного противника.
И оставил его в одиночестве.
Франсуа лег рядом с женой, которая с извиняющейся улыбкой объявила ему, что чувствует себя усталой. Впрочем, в последнее время Ариетта все чаще и чаще чувствовала себя усталой в постели. Франсуа не настаивал; он дождался, пока она заснет, завернулся в шубу и поднялся на дозорную площадку.
Ночь была холодная и ясная, несмотря на облака. Реальная или мнимая, усталость жены оказалась ему на руку. Все равно он не смог бы заснуть, пока внизу, в часовне, его сын мучается ужасными вопросами во время своего бдения над оружием — самого волнующего, наверное, что только случается в жизни рыцаря… Франсуа должен оставаться вместе с ним, ни на мгновение не покидая его в своих мыслях.
Позвонили к заутрене. Настал День всех святых. Франсуа заметил себе, что окончился год его сорокалетия: теперь ему сорок один. Вспомнил он также и о Туссене, покоящемся на Розовом острове. Торжественность этого мгновения заставила его вздрогнуть; он преклонил колена на ледяном камне башни и начал молиться вслух:
— Франсуа, пусть все святые, чей праздник мы чтим сегодня, придут к тебе на помощь! Я уверен, что в этот миг ты думаешь об осаде Бурдейля и думаешь, что самый твой грозный враг — это тот, кто ждет тебя наверху с камнями, стрелами и кипящим маслом. Но это не так, Франсуа. Вспомни собственное лицо, искаженное страхом, — он тоже был там, твой враг, в тебе самом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Франсуа тоже не слышал, что говорил его сын. Постепенно его посетило то же чувство, что и Розу: он вернулся в свой замок, он тут дома…
Франсуа де Флёрен, ничего не замечая, продолжал говорить в пустоту. Он в подробностях рассказывал о взятии Бурдейля. Ситуация становилась невыносимой; Роза разрядила ее, обратившись к гостю:
— Как долго вы рассчитываете пробыть здесь?
— Завтра же уеду. Мне не терпится повидать семью. И если вы позволите, я предпочел бы лечь прямо сейчас. У меня был утомительный день и… много волнений.
Роза встала из-за стола и протянула ему руку для поцелуя. Франсуа де Флёрен, удивленный этой поспешностью, тоже поднялся и пошел проводить его в комнату для гостей, в другом конце замка.
Франсуа долго не мог заснуть. Он вспоминал их первую с Розой ночь, когда он лег в постель, испытывая какое-то странное недомогание, не имея даже сил обнять ее, — возможно, под действием варенья из роз.
Он вспомнил, как Роза набросилась на него и как его закружил дивный вихрь. Он снова переживал свою первую настоящую ночь с женщиной, когда Роза открыла ему его самые сокровенные желания, когда благодаря ей он обнаружил, что существует наслаждение души и счастье тела…
Именно в ту ночь — теперь он был в этом совершенно уверен — они и зачали своего сына. Отцом мальчика стал рыцарь, рожденный для побед, а матерью — та, что заставила этого рыцаря познать первое поражение. Франсуа долго мерил шагами комнату в лихорадочном возбуждении. Именно в этом месте двадцать лет назад он повстречал… не любовь, нет, но свой женский идеал; и от этого союза родился идеальный сын.
Франсуа де Вивре и Франсуа де Флёрен уехали утром, в терцию, после расставания, которое, силою обстоятельств, было лишено искренности.
В Вивре они прибыли 5 июля, в день святого Марсьяля. Ариетта, как всегда, бросилась навстречу мужу, но, когда тот представил ей своего нового оруженосца, проявила заметную сдержанность. Что тут было причиной — их явное физическое сходство или просто интуиция? Франсуа так и не узнал этого.
Как раз в этот самый момент появилась Изабелла. Услышав шум, она прибежала из своей комнаты. Увидев, что это отец, девушка не сумела сдержать невольный жест разочарования, но спохватилась и поцеловала его с большой теплотой. Франсуа пригляделся к дочери. Той исполнилось семнадцать лет, и она выглядела совершенной женщиной. Франсуа ей улыбнулся:
— Ты ведь не меня ждала, верно?
— Что вы, отец! Уверяю вас…
— А он приезжал?
Лицо Изабеллы омрачилось.
— Нет…
Франсуа снова улыбнулся ей, чтобы ободрить. Итак, он перестал быть тем человеком, которого дочь хотела бы видеть больше всего на свете. Что ж, когда-то это должно было случиться.
Вечером в их комнате Франсуа долго рассказывал Ариетте о событиях, которые пережил, подчеркивая, сам того не желая, достоинства Франсуа де Флёрена. В конце концов, она прервала его:
— Вы не спрашиваете меня о нашем сыне?
Франсуа закусил губу. Это была чистая правда: ни на мгновение он не вспомнил о Луи.
— Я как раз собирался это сделать…
Ариетта стала рассказывать голосом, в котором сквозила печаль… Видя, что силой ничего не добиться, граф де Танкарвиль решил действовать мягкостью. Он забрал Луи из казармы и ввел в свое окружение в качестве пажа. Результаты оказались плачевными. Почти ни с кем не разговаривая, но ко всему приглядываясь и прислушиваясь, Луи повел себя как настоящий шпион. Выведенный из себя Жан де Танкарвиль отправил его обратно к солдатам.
На этом Ариетта закончила свой печальный рассказ, и лишь после этого состоялся их традиционный любовный турнир. Хоть они и расставались на целый год, Франсуа не почувствовал в своей жене былой жажды триумфа. Но он не осмелился спросить о причине. Быть может, он и сам догадывался о ней, но не желал слышать… Словно тень пролегла между ними.
***
Эта тень, эта причина звалась, безусловно, Франсуа де Флёреном. Начиная со следующего дня Франсуа только им и был занят, несмотря на всю свою любовь к Ариетте. Он решил, что посвящение в рыцари состоится в ближайший День всех святых, и с этого момента неустанно хлопотал над тем, чтобы дополнить обучение юноши. Но, несмотря на все свои усилия, ему так и не удалось привить тому необходимую ловкость. Франсуа де Флёрен не был одарен талантом бойца. Тогда Франсуа решил преподать ему уроки осторожности, обучая, как избежать боя с более сильным противником.
31 октября 1378 года вместе с вечерним звоном Франсуа де Флёрен вошел в часовню, посвященную Людовику Святому. Его шпоры и меч лежали на алтаре, равно как и щит с серебряной кабаньей головой на черном поле — его гербом, который сам он считал таким безобразным. Прежде чем уйти, Франсуа спросил юношу, имеет ли он над чем поразмыслить в течение ночи. Молодой человек покачал головой с обескураженным видом:
— Нет, монсеньор. Не могли бы вы мне помочь?
— Могу. Спроси себя, как сможешь ты победить своего самого опасного противника.
И оставил его в одиночестве.
Франсуа лег рядом с женой, которая с извиняющейся улыбкой объявила ему, что чувствует себя усталой. Впрочем, в последнее время Ариетта все чаще и чаще чувствовала себя усталой в постели. Франсуа не настаивал; он дождался, пока она заснет, завернулся в шубу и поднялся на дозорную площадку.
Ночь была холодная и ясная, несмотря на облака. Реальная или мнимая, усталость жены оказалась ему на руку. Все равно он не смог бы заснуть, пока внизу, в часовне, его сын мучается ужасными вопросами во время своего бдения над оружием — самого волнующего, наверное, что только случается в жизни рыцаря… Франсуа должен оставаться вместе с ним, ни на мгновение не покидая его в своих мыслях.
Позвонили к заутрене. Настал День всех святых. Франсуа заметил себе, что окончился год его сорокалетия: теперь ему сорок один. Вспомнил он также и о Туссене, покоящемся на Розовом острове. Торжественность этого мгновения заставила его вздрогнуть; он преклонил колена на ледяном камне башни и начал молиться вслух:
— Франсуа, пусть все святые, чей праздник мы чтим сегодня, придут к тебе на помощь! Я уверен, что в этот миг ты думаешь об осаде Бурдейля и думаешь, что самый твой грозный враг — это тот, кто ждет тебя наверху с камнями, стрелами и кипящим маслом. Но это не так, Франсуа. Вспомни собственное лицо, искаженное страхом, — он тоже был там, твой враг, в тебе самом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179