Рябов как-то впервые попал на первоклассную охоту с легавой. Курцхар – белая в яблоках сука – Диана творила чудеса. Она рыскала, словно остановка для нее равносильна смерти, она находила птицу – гоняли куропаток-буквально под землей. И, найдя, делала стойку, которую Рябов каждый раз неохотно прерывал командой: «Фас!» Как собака держала стойку! И какую – королевскую! Вот тогда и родилось у него выражение: «Чемпион должен держать стойку!» Он говорил это ребятам, когда они начинали пищать при чрезмерных физических нагрузках. Он говорил им, когда шли на заведомо ничего не решавший матч, но который, по мнению Рябова, должны были провести как чемпионы.
Держать стойку! Нелегкое занятие, порой неблагодарное. Держать приходится не только в зените славы, когда силушка великая бушует в теле, но и когда поражение душу выворачивает наизнанку, когда сам себе противен до того, что хочется раствориться, как облако под холодным ветром.
А надо держать стойку! Сколько раз Рябов сам это делал, когда, казалось, исчерпаны последние возможности. Все, точка! Дальше нет дороги. Но он бился грудью о преграды, находил сначала тропочку, потом раздвигал завалы плечами, и вот уже новая дорожка робко убегала вдаль, в будущее…
Московский май напоминал собой август. Короткие жаркие дни брали свое перед холодами – временем цветения черемухи. Еще неделя, и не поверишь в былую жару. И птицы обмануты, и люди – сотни загорающих на берегах студеной Москвы-реки! Не все лезут в воду. Завороженные солнцем, идут к ласковой глади, а у самой кромки ее прозревают. Но ведь и подставить солнышку отвыкшие от небесного тепла тела тоже сладостно…
«Да! Только о погоде и думать перед сегодняшней игрой! Два поражения подряд – многовато! Еще одно – и три клуба теоретически могут стать чемпионами вместо нас. Вчера на собрании команды я сказал: „Мне стыдно с вами ехать за границу!“ Хотя это было и глуповато: проиграют они завтра, а ехать в Канаду только в августе. Но в такие минуты самая большая глупость вдруг оказывается величайшей мудростью. Хороши у них были рожи, когда я заверил: „Проиграете следующую игру, знаете, что она будет трудной, с нашим главным многолетним соперником, а вы сыпетесь, как марципановые солдатики…– И еще что-то добавил в таком же „приятном“ тоне.– Так вот, если отдадите эту игру, которую, несомненно, обязаны выиграть, я пойду в комитет и скажу председателю, что команду посылать в Канаду нельзя. Да, да, сам скажу и поломаю то, за что боролся. Ибо тур в Канаду с неподготовленной командой – уже не мое личное дело. И даже не ваше. Это дело национальное, вопрос будущего всего нашего хоккея… Какие там профессионалы, если команда боится обычных любительских клубов!“
Предстоял не просто матч. Две команды – как бы два полюса одного стиля. И у каждой свои цели в чемпионате: у одной – выиграть золотые медали, у другой – обыграть соперника номер один. И еще неизвестно, какая из целей для команды важнее. Так уж сложилось. В спорте часто ищут себе соперника по силам, поединок с которым становится смыслом спортивной жизни.
Одно время встречи между клубами превращались из хоккейных матчей в жесткие, на грани злой потасовки, поединки. Рьяные болельщики подстегивали команды, подталкивали к самой жесткой игре. Рябову стоило немало усилий – и задушевными беседами с тренером соперников, собственным питомцем товарищем Улыбиным, и примером поведения своей команды – сбить налет жестокости, дикости. Он наотрез отказался потрафлять вкусам худшей части болельщиков, жаждавшей крови, и постарался сделать все, чтобы поединки стали подлинной демонстрацией отличной игры двух больших команд.
Рябов заметил, что после изменения характера игры даже публика на трибунах как бы изменилась, хотя, конечно, никто ее ни до этого, ни после не отбирал. Но сам изменившийся стиль поединков, в первую очередь стиль игры рябовского клуба – даже Улыбин вынужден был это признать публично, в печати, – сепарировал публику. Уходили с трибун случайные истеричные крикуны, а приходили солидные, понимающие спорт и воистину любящие его люди. И потому каждая из команд стремилась в матчах друг с другом показать прекрасную игру.
Дела Улыбина шли неважно. Его первая пятерка играла здорово, но сзади он никак не мог навести порядок. Нависла угроза вылета улыбинского клуба из числа лидеров. И как положено по закону пакости, именно в трудную минуту случаются самые болезненные неприятности.
Улыбин не хуже Рябова знал, что длина командной скамейки во многом определяет успех клуба, особенно в конце сезона. Он явно уступал Рябову по запасу прочности, понимал это, но душой никак принять не мог. Тяжелая травма Федорова, которого не без основания называли человеком-полукомандой – так работящ и результативен, – еще больше ухудшила положение. Рябов трезво оценивал соотношение сил, как столь же ясно себе отдавал отчет, что улыбинцы сделают все, чтобы выиграть матч. Не слишком многое он мог противопоставить их будущему отчаянному напору!
Рябов думал об игре с утра. В суете предыгровой подготовки он как-то старался отвлечься от матча, но терзало ощущение надвигающейся опасности. Да и вся база жила в подобном состоянии. Необычная тишина царила в комнатах и коридорах. Каждый старался уединиться, ибо, собравшись по двое, непременно перевели бы разговор на предстоящий вечером матч. А он уже и так стоял поперек горла. Рябовские слова об отмене канадского турне не считали пустой угрозой. Старший тренер не раз выполнял и не такие обещания. Но кроме боязни в каждом жила еще спортивная злость. И каждый настраивался на игру по-своему.
Томительно долго тянулся день. Столь же бесконечной показалась и поездка до Дворца спорта. За окном бежали грязноватые, только-только покрывавшиеся зеленым нарядом подмосковные пейзажи. Березовые почки колюче топорщились перед могучим зеленым взрывом, когда роща, вчера еще такая белая, такая прозрачная, как бы сразу окутывается зеленой дымкой, ежечасно набирающей густоту. И сам не заметишь, как звонкий березовый лист по-хозяйски забьется на свежем весеннем ветру.
Автобус шел по осевой на большой скорости. Увешанный вымпелами, с яркой надписью названия клуба и эмблемой на переднем стекле. Постовые ГАИ приветливо улыбались, отдавали честь, как своим. Да они и были своими. Сколько раз уже эта дорога вела их то к победе, то к поражению… Мысль о возможном последнем исходе Рябова угнетала. Он сидел, отвернувшись к окну, но почти ничего не видел. Первым вышел, когда автобус пыхнул тормозами перед, служебным подъездом Дворца спорта, первым прошел в раздевалку.
Матч начался, как и предполагал Рябов, навалом соперников. И навалом удачным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89