видно, ему неловко было заговаривать об этом.— Пронерку эту надо как-то поделикатней провести, чтобы не обидеть кого-нибудь... Не то что экзамены, а так — дружеские беседы, с каждым в отдельности. Понимаете?
— Ну конечно же, Евгений Никанорович! — женщина смутилась, покраснела. И оба рассмеялись неловко и застенчиво.
Потом вошел бухгалтер управления, которое вело работы на створе гидростанции, усталый, седой человек, Батенчук обрушился на него весело и в то же время строго. Дело в том, что бухгалтер позволил какому-то Ченчику, видимо начальнику участка, выплатить трем мастерам сверхурочные.
— Не мог я отказать,— оправдывался он,— уж очень нажимал Ченчик.
— Боитесь отношения испортить? — Батенчук, сидя за столом, наклонился к бухгалтеру.— Можно простить это самим мастерам,— они у нас молодые, но ведь вы-то знаете: дело это противозаконное, мастерам за сверхурочные работы дополнительный отпуск предоставляется, а не деньги. Поддались Ченчику? Вот он и будет эти одиннадцать тысяч из своего кармана платить! И вы приказ об этом подпишете! Чего вы его боитесь? Я начальник строительства, а своего главного бухгалтера уволить с работы не могу, так же и он вас. В случае чего обращайтесь прямо ко мне, я всегда встану на вашу сторону... Если вы правы, конечно, будете.— Он помолчал секунду и уже спокойней спросил: — Вы читали на днях статью в экономической газете «Товарищ бухгалтер, стой твердо на своих позициях!»? Нет?.. Зря. Прочтите. Хорошая статья.
Вслед за бухгалтером вошли двое молодых специалистов, которым обещали выделить квартиры в новом доме, но почему-то не выделили, и Батенчук тут же, хотя был уже поздний вечер, позвонил на квартиру председателя горсовета и ругался с ним до тех пор, пока тот не поклялся: квартиры будут выделены... Потом зашел начальник технического отдела с какими-то чертежами, и еще кто-то, и еще... Батенчук слушал и говорил, смотрел чертежи и сам чертил,
подписывал бумаги, звонил по телефону, уговаривал и ругал, и внушал что-то по-отечески ласково. И все это делал он, не теряя ни секунды времени, не тратя ни одного лишнего слова. В пепельнице на его столе выросла гора окурков (курил Батенчук, как и большинство стародавних курильщиков, «Беломор»). А на другом столе, поставленном перпендикулярно к письменному, появилось несколько самодельных пепельниц— из разорванных папиросных пачек и крышек от чернильницы...
У нас уже голова кругом пошла, и мы могли следить только за тоном разговоров, но не за их смыслом. А тон, несмотря на разные оттенки, в общем-то был один — очень дружеский.
Наконец в кабинете осталось нас трое, и Батенчук, отвалившись в кресле, спросил, совсем не устало, а все с той же азартной веселостью:
— Ну как? — и рассмеялся, довольный, видимо, тем впечатлением, которое отразилось на наших физиономиях.—Теперь задавайте вопросы. Что у вас ко мне?
Мы с сомнением поглядели на часы: было уже десять, а разговор комкать не хотелось.
— Я не спешу. Я привык. Каждый вечер так. Понимаете, не могу заставлять ждать людей. А вас... вам же, наверно, было интересно послушать? — И Батенчук опять рассмеялся лукаво и весело. Ох хитрец! Он ведь и нас пытался воспитывать так же, как и всех, кто приходил в кабинет.
— Евгений Никанорович, самый главный вопрос: почему так медленно строится город? Почему здесь так плохи бытовые условия?
Он сперва пытался доказывать, что за четыре года сделано сравнительно немало. Но видно было, что говорит он это только ради того, чтобы вызнать нашу позицию: может быть, мы растерявшиеся незнайки, судим о строительстве, не представляя всех трудностей?.. Но потом вдруг сказал:
— Ладно. Вы уже не новички здесь, и с вами я могу быть до конца откровенным.— Впервые за весь вечер в голосе Батенчука прозвучала усталость.— Фактически последние полгода город совсем не строился. Да и до этого... эх, что там говорить!..
Евгений Никанорович! Вы просили нас о том, чтобы весь последующий между нами разговор не был предан огласке: нечего, мол, старые угли ворошить,— догорят, и ладно. Мы тогда не согласились с вами. И правильно сделали. Дело не в том, что рассказ об айхальской истории в печати может повредить вашим деловым и дружеским отношениям с Виктором Илларионовичем Тихоновым. Нам кажется, Тихонов — достаточно мужественный человек, чтобы признать свои ошибки. Да и так ли уж он виноват? Ведь вы сами говорили, что, будь вы на его месте, поступили бы, возможно, точно так же.
Да и не только с ваших слов мы пишем об этой истории: о ней мы говорили с десятками людей. А пишем не просто для того, чтобы рассказать, а для того, чтобы истории такие больше не происходили. Ведь по сути дела «Айхал» — мы говорим о явлении, а не о факте — повторялся в Мирном ежегодно. Да и толь-' ко ли в Мирном!..
На этот раз было так. Из года в год стройка в Мирном финансировалась нерасчетливо. Причем не то чтобы Москва не давала денег, нет, понимая важность этой стройки, там рассуждали так: мы даем заранее урезанный план, но если вы его выполните, то добавим денег еще. Казалось бы, все так, все правильно. Но не учитывали в Госплане одного: чтобы выполнить план в деньгах, нужны еще и стройматериалы, и механизмы под эти деньги. Если стройка развертывается где-нибудь на западе, то все это можно доставить сравнительно быстро. А в Мирный? Сюда грузы можно завозить только летом. Значит, фонды, к примеру, на будущий год можно выделять самое позднее в конце этого года: пока заводы-поставщики выполнят заказ, пока привезут оборудование, материалы, механизмы в Усть-Кутский порт на Лене, пока порт этот, до предела загруженный, сможет отправить все необходимое в Мухтую, пока оттуда вывезут, наконец, грузы в Мирный,— вот и прошло полгода. А там — опять зима, встала Лена.
Кстати, на этот счет — о сроках выделения фондов для северных строек — существует установленный правительством порядок. Существует... но Госплан твердит свое: выполните — еще дадим...
И вот в шестидесятом году в тайге, севернее Мирного, геологи нашли месторождение Айхал. Мирненцы предложили быстро освоить его. По-государственному подошли. Предполагали так: освоение Айхала начать уже в шестидесятом году, но не торопясь, основательно, а часть фондов и механизмов, которые выделят, передать пока Мирному. План же по добыче алмазов
в этом году выполнить лишь за счет улучшения работы старых предприятий. Предложение мирненцев было, конечно, принято. Айхал благословили. Надо сказать и еще об одной немаловажной для последующего рассказа детали. В шестидесятом году трест «Якуталмаз» выполнил план добычи алмазов с трудом. Получилось это потому, что драга — первая в Союзе, опытная — на иреляхских россыпях, как говорится, не пошла. Дело это новое, и целый год ломали голову над технологией добычи алмазов в россыпях, методами оттайки мерзлых грунтов, меняли оборудование драги, но практического результата по существу не добились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Ну конечно же, Евгений Никанорович! — женщина смутилась, покраснела. И оба рассмеялись неловко и застенчиво.
Потом вошел бухгалтер управления, которое вело работы на створе гидростанции, усталый, седой человек, Батенчук обрушился на него весело и в то же время строго. Дело в том, что бухгалтер позволил какому-то Ченчику, видимо начальнику участка, выплатить трем мастерам сверхурочные.
— Не мог я отказать,— оправдывался он,— уж очень нажимал Ченчик.
— Боитесь отношения испортить? — Батенчук, сидя за столом, наклонился к бухгалтеру.— Можно простить это самим мастерам,— они у нас молодые, но ведь вы-то знаете: дело это противозаконное, мастерам за сверхурочные работы дополнительный отпуск предоставляется, а не деньги. Поддались Ченчику? Вот он и будет эти одиннадцать тысяч из своего кармана платить! И вы приказ об этом подпишете! Чего вы его боитесь? Я начальник строительства, а своего главного бухгалтера уволить с работы не могу, так же и он вас. В случае чего обращайтесь прямо ко мне, я всегда встану на вашу сторону... Если вы правы, конечно, будете.— Он помолчал секунду и уже спокойней спросил: — Вы читали на днях статью в экономической газете «Товарищ бухгалтер, стой твердо на своих позициях!»? Нет?.. Зря. Прочтите. Хорошая статья.
Вслед за бухгалтером вошли двое молодых специалистов, которым обещали выделить квартиры в новом доме, но почему-то не выделили, и Батенчук тут же, хотя был уже поздний вечер, позвонил на квартиру председателя горсовета и ругался с ним до тех пор, пока тот не поклялся: квартиры будут выделены... Потом зашел начальник технического отдела с какими-то чертежами, и еще кто-то, и еще... Батенчук слушал и говорил, смотрел чертежи и сам чертил,
подписывал бумаги, звонил по телефону, уговаривал и ругал, и внушал что-то по-отечески ласково. И все это делал он, не теряя ни секунды времени, не тратя ни одного лишнего слова. В пепельнице на его столе выросла гора окурков (курил Батенчук, как и большинство стародавних курильщиков, «Беломор»). А на другом столе, поставленном перпендикулярно к письменному, появилось несколько самодельных пепельниц— из разорванных папиросных пачек и крышек от чернильницы...
У нас уже голова кругом пошла, и мы могли следить только за тоном разговоров, но не за их смыслом. А тон, несмотря на разные оттенки, в общем-то был один — очень дружеский.
Наконец в кабинете осталось нас трое, и Батенчук, отвалившись в кресле, спросил, совсем не устало, а все с той же азартной веселостью:
— Ну как? — и рассмеялся, довольный, видимо, тем впечатлением, которое отразилось на наших физиономиях.—Теперь задавайте вопросы. Что у вас ко мне?
Мы с сомнением поглядели на часы: было уже десять, а разговор комкать не хотелось.
— Я не спешу. Я привык. Каждый вечер так. Понимаете, не могу заставлять ждать людей. А вас... вам же, наверно, было интересно послушать? — И Батенчук опять рассмеялся лукаво и весело. Ох хитрец! Он ведь и нас пытался воспитывать так же, как и всех, кто приходил в кабинет.
— Евгений Никанорович, самый главный вопрос: почему так медленно строится город? Почему здесь так плохи бытовые условия?
Он сперва пытался доказывать, что за четыре года сделано сравнительно немало. Но видно было, что говорит он это только ради того, чтобы вызнать нашу позицию: может быть, мы растерявшиеся незнайки, судим о строительстве, не представляя всех трудностей?.. Но потом вдруг сказал:
— Ладно. Вы уже не новички здесь, и с вами я могу быть до конца откровенным.— Впервые за весь вечер в голосе Батенчука прозвучала усталость.— Фактически последние полгода город совсем не строился. Да и до этого... эх, что там говорить!..
Евгений Никанорович! Вы просили нас о том, чтобы весь последующий между нами разговор не был предан огласке: нечего, мол, старые угли ворошить,— догорят, и ладно. Мы тогда не согласились с вами. И правильно сделали. Дело не в том, что рассказ об айхальской истории в печати может повредить вашим деловым и дружеским отношениям с Виктором Илларионовичем Тихоновым. Нам кажется, Тихонов — достаточно мужественный человек, чтобы признать свои ошибки. Да и так ли уж он виноват? Ведь вы сами говорили, что, будь вы на его месте, поступили бы, возможно, точно так же.
Да и не только с ваших слов мы пишем об этой истории: о ней мы говорили с десятками людей. А пишем не просто для того, чтобы рассказать, а для того, чтобы истории такие больше не происходили. Ведь по сути дела «Айхал» — мы говорим о явлении, а не о факте — повторялся в Мирном ежегодно. Да и толь-' ко ли в Мирном!..
На этот раз было так. Из года в год стройка в Мирном финансировалась нерасчетливо. Причем не то чтобы Москва не давала денег, нет, понимая важность этой стройки, там рассуждали так: мы даем заранее урезанный план, но если вы его выполните, то добавим денег еще. Казалось бы, все так, все правильно. Но не учитывали в Госплане одного: чтобы выполнить план в деньгах, нужны еще и стройматериалы, и механизмы под эти деньги. Если стройка развертывается где-нибудь на западе, то все это можно доставить сравнительно быстро. А в Мирный? Сюда грузы можно завозить только летом. Значит, фонды, к примеру, на будущий год можно выделять самое позднее в конце этого года: пока заводы-поставщики выполнят заказ, пока привезут оборудование, материалы, механизмы в Усть-Кутский порт на Лене, пока порт этот, до предела загруженный, сможет отправить все необходимое в Мухтую, пока оттуда вывезут, наконец, грузы в Мирный,— вот и прошло полгода. А там — опять зима, встала Лена.
Кстати, на этот счет — о сроках выделения фондов для северных строек — существует установленный правительством порядок. Существует... но Госплан твердит свое: выполните — еще дадим...
И вот в шестидесятом году в тайге, севернее Мирного, геологи нашли месторождение Айхал. Мирненцы предложили быстро освоить его. По-государственному подошли. Предполагали так: освоение Айхала начать уже в шестидесятом году, но не торопясь, основательно, а часть фондов и механизмов, которые выделят, передать пока Мирному. План же по добыче алмазов
в этом году выполнить лишь за счет улучшения работы старых предприятий. Предложение мирненцев было, конечно, принято. Айхал благословили. Надо сказать и еще об одной немаловажной для последующего рассказа детали. В шестидесятом году трест «Якуталмаз» выполнил план добычи алмазов с трудом. Получилось это потому, что драга — первая в Союзе, опытная — на иреляхских россыпях, как говорится, не пошла. Дело это новое, и целый год ломали голову над технологией добычи алмазов в россыпях, методами оттайки мерзлых грунтов, меняли оборудование драги, но практического результата по существу не добились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27