Кирмен предполагал, что вы с Кат бежали вместе. Он понятия не имел, что вы разлучились, что она отправила тебя одну в Америку.
Лари была поставлена в тупик.
– Ничего не понимаю! Когда Джин виделся с ним, они должны были поговорить об этом. Ведь именно Джин сказал мне, что Милош может быть моим…
– Информация шла только в одном направлении, – перебил ее Дэвид. – Джин никогда не рассказывал Милошу о своих отношениях с тобой и с Кат. Я тоже, разумеется, не знал об этом, пока не увидел, как Милош смотрит на меня…
По тону Дэвида, полному жалости, Лари могла представить себе, каким мрачным был взгляд Кирмена. Некоторое время она лежала словно парализованная. Потом вскочила, вырвалась из объятий Дэвида, обернула вокруг себя в простыню, подошла к окну и рывком распахнула его, чтобы в комнату ворвался поток свежего воздуха и не дал ей задохнуться от гнева и отвращения.
– Ублюдок! – прошипела она, думая о том, что сделал Джин. – Грязный, лживый, трусливый…
Дэвид оказался рядом с ней и обнял ее.
– Возможно, частично в этом и заключается подготовка таких людей, как Джин. Вызвать человека на откровенный разговор, а правду оставить при себе. А может быть, он просто хотел избавить Милоша от страданий.
– Но Милош имеет право! Он имеет право знать все – о Кат и обо мне.
Дэвид повернул Лари лицом к себе и обнял.
– Теперь он знает, Лари.
Она посмотрела на него снизу вверх.
– Но он не может сказать мне…
– Где находится Кат?
– Нет. Кто я такая. Его я дочь или не его.
– Есть способы выяснить это. Например, анализ крови.
Лари промолчала. Теперь она точно знала, которого из двух мужчин избрала бы себе в отцы, если бы могла. Но что если факты будут противоречить ее выбору? И хочет ли она докопаться до истины?
– Ох, Дэвид! – Лари прижалась к нему. – Как тяжело не знать своего происхождения… Но правды я боюсь не меньше.
Он крепче сжал ее в объятиях.
– Кто бы ты ни была, все равно ты женщина, которую я люблю.
Ей было этого мало, но она смолчала. Однако в тот момент Лари позволила ему целовать себя, а потом снова увести к кровати, где можно было забыться, где ум ее получал возможность отдохнуть от тяжелых мыслей, пока тело захлестывало наслаждение, вызванное его прикосновениями.
Утром, открыв глаза, Лари увидела, что Дэвид, только что приняв душ, снимает со своего стройного тела полотенце и тянется за одеждой.
Он поймал ее вопросительный взгляд.
– Мне нужно успеть на самолет. В одиннадцать я должен сделать доклад секретарю. Нельзя показаться безответственным, опоздав в такой момент.
Он присел на краешек кровати, застегивая рубашку.
– Меня представили к важной должности. И теперь, особенно после прошедшей ночи, я не могу вообразить себе, что поеду без тебя.
«Поеду»? Он ведь только что вернулся и уже снова говорит об отъезде. Лари поняла, что Дэвид имеет в виду не только Вашингтон. Это что-то другое – более далекая поездка. Натянув на себя простыню, она приподнялась на постели.
– Куда поедешь?
– Мне оказывают доверие, поручая разрешить некоторые сложные проблемы с чехами, поэтому департамент хочет, чтобы я остался в Праге. Это пока еще не официально… но меня собираются попросить занять должность заместителя первого лица нашего дипломатического представительства. Практически именно я буду руководить посольством – всего на одну ступеньку ниже посла. Это гораздо интереснее, чем заниматься бумажной работой, сидя за письменным столом на «Туманном Дне».
Он умолк, ожидая ответа.
Лари почувствовала странное оцепенение. Уехать… В то время как она пристально смотрела на Дэвида, это слово продолжало эхом отдаваться у нее в голове, словно опускаясь вниз, в глубокий колодец, который, казалось, вел в самую ее душу.
– Ты сказала, что хочешь, чтобы мы больше времени проводили вместе, – продолжал он. – Мы можем сделать это там.
Дэвид нежно взял ее за руки.
– Лари, до прошедшей ночи я думал, что, может быть, ожидаю слишком многого. Но… Нам ведь так хорошо вместе! Мы принадлежим друг другу. В конце концов, Прага – место твоего рождения. И, кроме того, ты хочешь побольше узнать о Милоше и разыскать свою мать…
– Но теперь есть и кое-что другое, – произнесла Лари, отворачиваясь от него. – Моя карьера… она только начинается…
– Неужели это более важно, чем мы? Или чем они?
Лари в смущении покачала головой. Она поняла, что он готов полностью отдать себя ей и ожидает в ответ того же самого. Разве она может решить сейчас?
– Когда ты уезжаешь?
– Скоро. Возможно, через неделю.
Дэвид отпустил ее руки, а потом сжал их, словно они давали друг другу клятву.
– Поедем со мной, Лари! – тихо попросил он.
– Дэвид… я могла бы приехать к тебе через пару месяцев. Тогда мы сможем подумать о будущем. Но в данный момент…
– Не представляю, как буду жить без тебя. Если у меня и были какие-то сомнения на этот счет, то они разрешились прошлой ночью.
Чем увереннее говорил Дэвид, тем очевиднее становились для Лари ее собственные сомнения. Пока она подыскивала самые мягкие слова, чтобы объясниться, он прибавил:
– Хорошо. Это тебе не подходит… Тогда я откажусь от назначения.
– Нет, Дэвид! На одну ступеньку ниже посла – ведь так ты сказал? Именно этому ты посвятил себя! Ты же знаешь, что если откажешься от такого шанса, то департамент никогда больше не обратится к тебе – ведь тем самым ты покажешь, что карьера для тебя – не самое главное.
Дэвид привлек ее к себе.
– Теперь в моей жизни самое главное – ты.
– Слишком рано говорить об этом.
– Только не для меня.
Лари отвернулась, не желая продолжать разговор. Наступила напряженная пауза. Наконец Дэвид сказал:
– Ты права, мне действительно нужно ехать. Но дай нам хотя бы шанс! Пока ты будешь в Чехословакии, мы возобновим поиски твоей матери.
– Но она не хочет, чтобы ее нашли! – взорвалась Лари. Мне следовало бы давно уже понять это!
Она рывком освободилась из его объятий и повернулась к нему спиной.
– Моя мать оборвала связывавшие нас узы и предоставила мне самой догадываться о причине своего поступка! Так с какой стати я должна чем-то жертвовать лишь для того, чтобы взглянуть на нее? Будь я проклята, если сделаю это!
Только бросив последние проклятия, Лари полностью осознала, какая ярость ей владеет, и поняла ее причину. Руки и ноги дрожали. Все эти годы она пыталась оправдать свою мать и простить ее – простить ради некой благородной цели, которую она могла приписать ее действиям. Она превратила Катарину в святую, истолковав расставание с единственным ребенком как акт самопожертвования. И по-прежнему хранила бы память о матери, если бы Кат умерла.
Но теперь были основания считать, что Катарина жива, хотя и продолжает скрываться. Можно ли простить ее?
Какие бы ответы ни подсказывали ей логика, благоразумие или сочувствие, они все равно не достигали цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Лари была поставлена в тупик.
– Ничего не понимаю! Когда Джин виделся с ним, они должны были поговорить об этом. Ведь именно Джин сказал мне, что Милош может быть моим…
– Информация шла только в одном направлении, – перебил ее Дэвид. – Джин никогда не рассказывал Милошу о своих отношениях с тобой и с Кат. Я тоже, разумеется, не знал об этом, пока не увидел, как Милош смотрит на меня…
По тону Дэвида, полному жалости, Лари могла представить себе, каким мрачным был взгляд Кирмена. Некоторое время она лежала словно парализованная. Потом вскочила, вырвалась из объятий Дэвида, обернула вокруг себя в простыню, подошла к окну и рывком распахнула его, чтобы в комнату ворвался поток свежего воздуха и не дал ей задохнуться от гнева и отвращения.
– Ублюдок! – прошипела она, думая о том, что сделал Джин. – Грязный, лживый, трусливый…
Дэвид оказался рядом с ней и обнял ее.
– Возможно, частично в этом и заключается подготовка таких людей, как Джин. Вызвать человека на откровенный разговор, а правду оставить при себе. А может быть, он просто хотел избавить Милоша от страданий.
– Но Милош имеет право! Он имеет право знать все – о Кат и обо мне.
Дэвид повернул Лари лицом к себе и обнял.
– Теперь он знает, Лари.
Она посмотрела на него снизу вверх.
– Но он не может сказать мне…
– Где находится Кат?
– Нет. Кто я такая. Его я дочь или не его.
– Есть способы выяснить это. Например, анализ крови.
Лари промолчала. Теперь она точно знала, которого из двух мужчин избрала бы себе в отцы, если бы могла. Но что если факты будут противоречить ее выбору? И хочет ли она докопаться до истины?
– Ох, Дэвид! – Лари прижалась к нему. – Как тяжело не знать своего происхождения… Но правды я боюсь не меньше.
Он крепче сжал ее в объятиях.
– Кто бы ты ни была, все равно ты женщина, которую я люблю.
Ей было этого мало, но она смолчала. Однако в тот момент Лари позволила ему целовать себя, а потом снова увести к кровати, где можно было забыться, где ум ее получал возможность отдохнуть от тяжелых мыслей, пока тело захлестывало наслаждение, вызванное его прикосновениями.
Утром, открыв глаза, Лари увидела, что Дэвид, только что приняв душ, снимает со своего стройного тела полотенце и тянется за одеждой.
Он поймал ее вопросительный взгляд.
– Мне нужно успеть на самолет. В одиннадцать я должен сделать доклад секретарю. Нельзя показаться безответственным, опоздав в такой момент.
Он присел на краешек кровати, застегивая рубашку.
– Меня представили к важной должности. И теперь, особенно после прошедшей ночи, я не могу вообразить себе, что поеду без тебя.
«Поеду»? Он ведь только что вернулся и уже снова говорит об отъезде. Лари поняла, что Дэвид имеет в виду не только Вашингтон. Это что-то другое – более далекая поездка. Натянув на себя простыню, она приподнялась на постели.
– Куда поедешь?
– Мне оказывают доверие, поручая разрешить некоторые сложные проблемы с чехами, поэтому департамент хочет, чтобы я остался в Праге. Это пока еще не официально… но меня собираются попросить занять должность заместителя первого лица нашего дипломатического представительства. Практически именно я буду руководить посольством – всего на одну ступеньку ниже посла. Это гораздо интереснее, чем заниматься бумажной работой, сидя за письменным столом на «Туманном Дне».
Он умолк, ожидая ответа.
Лари почувствовала странное оцепенение. Уехать… В то время как она пристально смотрела на Дэвида, это слово продолжало эхом отдаваться у нее в голове, словно опускаясь вниз, в глубокий колодец, который, казалось, вел в самую ее душу.
– Ты сказала, что хочешь, чтобы мы больше времени проводили вместе, – продолжал он. – Мы можем сделать это там.
Дэвид нежно взял ее за руки.
– Лари, до прошедшей ночи я думал, что, может быть, ожидаю слишком многого. Но… Нам ведь так хорошо вместе! Мы принадлежим друг другу. В конце концов, Прага – место твоего рождения. И, кроме того, ты хочешь побольше узнать о Милоше и разыскать свою мать…
– Но теперь есть и кое-что другое, – произнесла Лари, отворачиваясь от него. – Моя карьера… она только начинается…
– Неужели это более важно, чем мы? Или чем они?
Лари в смущении покачала головой. Она поняла, что он готов полностью отдать себя ей и ожидает в ответ того же самого. Разве она может решить сейчас?
– Когда ты уезжаешь?
– Скоро. Возможно, через неделю.
Дэвид отпустил ее руки, а потом сжал их, словно они давали друг другу клятву.
– Поедем со мной, Лари! – тихо попросил он.
– Дэвид… я могла бы приехать к тебе через пару месяцев. Тогда мы сможем подумать о будущем. Но в данный момент…
– Не представляю, как буду жить без тебя. Если у меня и были какие-то сомнения на этот счет, то они разрешились прошлой ночью.
Чем увереннее говорил Дэвид, тем очевиднее становились для Лари ее собственные сомнения. Пока она подыскивала самые мягкие слова, чтобы объясниться, он прибавил:
– Хорошо. Это тебе не подходит… Тогда я откажусь от назначения.
– Нет, Дэвид! На одну ступеньку ниже посла – ведь так ты сказал? Именно этому ты посвятил себя! Ты же знаешь, что если откажешься от такого шанса, то департамент никогда больше не обратится к тебе – ведь тем самым ты покажешь, что карьера для тебя – не самое главное.
Дэвид привлек ее к себе.
– Теперь в моей жизни самое главное – ты.
– Слишком рано говорить об этом.
– Только не для меня.
Лари отвернулась, не желая продолжать разговор. Наступила напряженная пауза. Наконец Дэвид сказал:
– Ты права, мне действительно нужно ехать. Но дай нам хотя бы шанс! Пока ты будешь в Чехословакии, мы возобновим поиски твоей матери.
– Но она не хочет, чтобы ее нашли! – взорвалась Лари. Мне следовало бы давно уже понять это!
Она рывком освободилась из его объятий и повернулась к нему спиной.
– Моя мать оборвала связывавшие нас узы и предоставила мне самой догадываться о причине своего поступка! Так с какой стати я должна чем-то жертвовать лишь для того, чтобы взглянуть на нее? Будь я проклята, если сделаю это!
Только бросив последние проклятия, Лари полностью осознала, какая ярость ей владеет, и поняла ее причину. Руки и ноги дрожали. Все эти годы она пыталась оправдать свою мать и простить ее – простить ради некой благородной цели, которую она могла приписать ее действиям. Она превратила Катарину в святую, истолковав расставание с единственным ребенком как акт самопожертвования. И по-прежнему хранила бы память о матери, если бы Кат умерла.
Но теперь были основания считать, что Катарина жива, хотя и продолжает скрываться. Можно ли простить ее?
Какие бы ответы ни подсказывали ей логика, благоразумие или сочувствие, они все равно не достигали цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159