Защищайте национальное достояние и занимайте все важные здания! Да здравствует славная Прага и чешский народ! Объединяйтесь, граждане, и…
Голос заглушили радиопомехи. В приемнике все смолкло. Кат бросилась к окну. Над городом стояло красное зарево. Стащив через голову фланелевую ночную рубашку, она ринулась в чулан и принялась натягивать на себя одежду.
– Нет, Кат, ты не должна выходить! – умоляла ее Ирина. – Вы же слышали – время настало! – решительно ответила Кат.
– Но ведь у нас нет подробной информации! Как далеко отсюда находятся союзники? Если они не прорвутся сюда в ближайшие часы, чтобы поддержать восстание, немцы устроят бойню и убьют всех, кто выйдет на улицу.
Теперь на Кат были черные брюки, бесформенная коричневая рубашка и крестьянская кепка. Она выглядела как мальчишка. Немецкие солдаты слишком часто останавливали привлекательных молодых женщин и заставляли их составить им компанию. Однажды, несколько лет назад, это случилось и с Кат, когда она впервые осмелилась покинуть свое убежище. Голод и лишения, как ни странно, придали ее внешности большую привлекательность, фигура стала стройнее, черты лица приобрели особую выразительность. Первый же немецкий часовой затащил Кат в переулок. Включив на полную мощь свой актерский талант и припомнив пьесу Ибсена «Призраки», она убедила молодого солдата, что умирает от сифилиса, и если он изнасилует ее, то подхватит заразу и умрет отвратительной смертью. Он отпустил ее, не причинив вреда, но после этого случая Катарина предпочитала одеваться, как мальчик.
Новые звуки начали перекрывать доносившийся с улицы шум. Над крышами соседних домов поплыла мелодия запрещенного национального гимна, которую подхватили сотни голосов. Треск винтовочных выстрелов усилился, а грохот взрывов все чаще сотрясал стекла в окнах.
Кат обняла Ирину. Они подружились за эти годы, когда им приходилось полагаться только друг на друга.
– Я должна идти, – повторила Кат. – Может быть, он там, на улице, ищет меня…
Ирина вцепилась в нее.
– Не пущу, ты рискуешь жизнью!
Потом прибавила так тихо, словно боялась услышать свои собственные слова:
– Возможно, его уже нет в живых.
Нет! Он жив! Я чувствую это так же ясно, как биение собственного сердца!
Глаза Кат запылали страстью паломника, когда она снова повернулась к окну. Пение на улице стало громче, к нему присоединилось множество голосов.
– Мне кажется, я слышу его.
Когда сын впервые заговорил о своей роковой связи с Кат Де Вари, об их любви, ниспосланной свыше, Ирина отнеслась к этому с презрением, как к нелепому тщеславию влюбленных, – актрисы и авантюриста, склонных к фантазиям. Но теперь было труднее отмахнуться от действительности. Когда Кат заводила разговор о Милоше, в ее словах слышалась такая пылкая убежденность!
– Тогда ступай, дитя мое! – сказала Ирина, словно давая благословение. – Ступай и разыщи его!
В последний раз она видела его в мае 1942 года, в среду ночью, почти три года назад. Тогда они ужинали вместе с Томашом и Ириной. Еда была скудной и состояла из конской колбасы, картофеля и капусты. В то время ничего больше и нельзя было найти. Покинув «Фонтаны», Кирмены поселились в комфортабельном особняке в Праге. Милош и Кат тоже переехали к ним после того, как их большую квартиру реквизировали для полковника СС. После ужина Милош отвел Кат в спальню и они любили друг друга неистово и жадно. Им овладело лихорадочное отчаяние, которого она никогда не замечала у него прежде. Видимо, он знал, что они расстаются надолго. Катарина ни о чем не спрашивала мужа. С начала войны патриотическая группа, сформированная в довоенное время, стала очагом Сопротивления. Кат хотела тоже вступить в их ряды, но Милош не соглашался. Она вернулась в театр, играя только в классических пьесах и в комедиях, которые нацистский цензор считал подходящими. Милош вошел в образ богатого бездельника, который греется в лучах славы своей жены и сам по себе ничего не представляет. Он периодически появлялся в обществе, изображая пьяного повесу. Время от времени Милош исчезал. Считалось, что Кирмен-младший отдыхает от кутежей в деревне. А он тем временем уезжал из Праги по делам Сопротивления. До поры до времени это срабатывало и отводило от Милоша подозрения. Кат догадывалась, чем занимался муж: прятал сбитых летчиков союзных держав от гестапо, организовывал террористические акты, встречался с агентами английской разведки. Это была преступная деятельность, за которую полагалась смертная казнь. Она же почему-то была уверена, что Милош вернется.
Но в ту майскую ночь три года назад Кат почувствовала какую-то перемену. По тому, как Милош прикасался к ней, как медленно скользил взглядом по ее телу, словно хотел навеки запечатлеть в памяти, Катарина поняла, что на этот раз он, быть может, уходит навсегда.
Поэтому она нарушила правила.
– Куда ты собираешься?
– Я буду отсутствовать около недели, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал безмятежно, как у коммивояжера, направляющегося по делам фирмы.
Я не спрашиваю тебя, как долго будешь отсутствовать. Я хочу знать, куда ты едешь. Он улыбнулся.
– Не слишком далеко.
Кат уже решила оставить Милоша в покое, но когда он стал застегивать рубашку, она заметила, что пальцы не слушались его. Что это, нервы? Прежде муж никогда не выказывал ни малейших признаков испуга.
– Это очень опасно, да?
Он снова подошел к кровати и присел на краешек.
Это всегда опасно, любовь моя, ты ведь знаешь. А теперь не спрашивай меня больше ни о чем!
Милош посмотрел на Кат, будто пытаясь вытянуть из нее молчаливую клятву, а потом опустил голову и прильнул губами к ее груди.
Наконец, оторвавшись от жены, он произнес:
– Что бы ни случилось, я вернусь к тебе. Вот и все, что тебе нужно знать.
Потом подхватил заранее приготовленный рюкзак и ушел.
Шесть дней спустя Рейнхард Гейдрих, известный своей жестокостью имперский протектор Чехословакии, был смертельно ранен брошенной в его автомобиль бомбой. Покушение на человека, который принадлежал к ближайшему окружению Гитлера, вызвало у чехов кратковременный патриотический энтузиазм. Но вожди третьего рейха ответили на это жестокими репрессиями. Врачи еще боролись за жизнь Гейдриха, а Гитлер распорядился казнить десять тысяч чешских граждан. Потом его приказ отменили, поскольку карательная акция таких масштабов могла бы сорвать производство необходимой для военных целей продукции. Вместо этого немцы уничтожили всех жителей Лидице – шахтерского поселка, располагавшегося в двадцати двух километрах от Праги: мужчин, большинство женщин, мальчиков старше десяти лет построили перед пулеметами и расстреляли. Уцелевших женщин отправили умирать в концентрационные лагеря, а маленьких детей отвезли в Германию и отдали в приюты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Голос заглушили радиопомехи. В приемнике все смолкло. Кат бросилась к окну. Над городом стояло красное зарево. Стащив через голову фланелевую ночную рубашку, она ринулась в чулан и принялась натягивать на себя одежду.
– Нет, Кат, ты не должна выходить! – умоляла ее Ирина. – Вы же слышали – время настало! – решительно ответила Кат.
– Но ведь у нас нет подробной информации! Как далеко отсюда находятся союзники? Если они не прорвутся сюда в ближайшие часы, чтобы поддержать восстание, немцы устроят бойню и убьют всех, кто выйдет на улицу.
Теперь на Кат были черные брюки, бесформенная коричневая рубашка и крестьянская кепка. Она выглядела как мальчишка. Немецкие солдаты слишком часто останавливали привлекательных молодых женщин и заставляли их составить им компанию. Однажды, несколько лет назад, это случилось и с Кат, когда она впервые осмелилась покинуть свое убежище. Голод и лишения, как ни странно, придали ее внешности большую привлекательность, фигура стала стройнее, черты лица приобрели особую выразительность. Первый же немецкий часовой затащил Кат в переулок. Включив на полную мощь свой актерский талант и припомнив пьесу Ибсена «Призраки», она убедила молодого солдата, что умирает от сифилиса, и если он изнасилует ее, то подхватит заразу и умрет отвратительной смертью. Он отпустил ее, не причинив вреда, но после этого случая Катарина предпочитала одеваться, как мальчик.
Новые звуки начали перекрывать доносившийся с улицы шум. Над крышами соседних домов поплыла мелодия запрещенного национального гимна, которую подхватили сотни голосов. Треск винтовочных выстрелов усилился, а грохот взрывов все чаще сотрясал стекла в окнах.
Кат обняла Ирину. Они подружились за эти годы, когда им приходилось полагаться только друг на друга.
– Я должна идти, – повторила Кат. – Может быть, он там, на улице, ищет меня…
Ирина вцепилась в нее.
– Не пущу, ты рискуешь жизнью!
Потом прибавила так тихо, словно боялась услышать свои собственные слова:
– Возможно, его уже нет в живых.
Нет! Он жив! Я чувствую это так же ясно, как биение собственного сердца!
Глаза Кат запылали страстью паломника, когда она снова повернулась к окну. Пение на улице стало громче, к нему присоединилось множество голосов.
– Мне кажется, я слышу его.
Когда сын впервые заговорил о своей роковой связи с Кат Де Вари, об их любви, ниспосланной свыше, Ирина отнеслась к этому с презрением, как к нелепому тщеславию влюбленных, – актрисы и авантюриста, склонных к фантазиям. Но теперь было труднее отмахнуться от действительности. Когда Кат заводила разговор о Милоше, в ее словах слышалась такая пылкая убежденность!
– Тогда ступай, дитя мое! – сказала Ирина, словно давая благословение. – Ступай и разыщи его!
В последний раз она видела его в мае 1942 года, в среду ночью, почти три года назад. Тогда они ужинали вместе с Томашом и Ириной. Еда была скудной и состояла из конской колбасы, картофеля и капусты. В то время ничего больше и нельзя было найти. Покинув «Фонтаны», Кирмены поселились в комфортабельном особняке в Праге. Милош и Кат тоже переехали к ним после того, как их большую квартиру реквизировали для полковника СС. После ужина Милош отвел Кат в спальню и они любили друг друга неистово и жадно. Им овладело лихорадочное отчаяние, которого она никогда не замечала у него прежде. Видимо, он знал, что они расстаются надолго. Катарина ни о чем не спрашивала мужа. С начала войны патриотическая группа, сформированная в довоенное время, стала очагом Сопротивления. Кат хотела тоже вступить в их ряды, но Милош не соглашался. Она вернулась в театр, играя только в классических пьесах и в комедиях, которые нацистский цензор считал подходящими. Милош вошел в образ богатого бездельника, который греется в лучах славы своей жены и сам по себе ничего не представляет. Он периодически появлялся в обществе, изображая пьяного повесу. Время от времени Милош исчезал. Считалось, что Кирмен-младший отдыхает от кутежей в деревне. А он тем временем уезжал из Праги по делам Сопротивления. До поры до времени это срабатывало и отводило от Милоша подозрения. Кат догадывалась, чем занимался муж: прятал сбитых летчиков союзных держав от гестапо, организовывал террористические акты, встречался с агентами английской разведки. Это была преступная деятельность, за которую полагалась смертная казнь. Она же почему-то была уверена, что Милош вернется.
Но в ту майскую ночь три года назад Кат почувствовала какую-то перемену. По тому, как Милош прикасался к ней, как медленно скользил взглядом по ее телу, словно хотел навеки запечатлеть в памяти, Катарина поняла, что на этот раз он, быть может, уходит навсегда.
Поэтому она нарушила правила.
– Куда ты собираешься?
– Я буду отсутствовать около недели, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал безмятежно, как у коммивояжера, направляющегося по делам фирмы.
Я не спрашиваю тебя, как долго будешь отсутствовать. Я хочу знать, куда ты едешь. Он улыбнулся.
– Не слишком далеко.
Кат уже решила оставить Милоша в покое, но когда он стал застегивать рубашку, она заметила, что пальцы не слушались его. Что это, нервы? Прежде муж никогда не выказывал ни малейших признаков испуга.
– Это очень опасно, да?
Он снова подошел к кровати и присел на краешек.
Это всегда опасно, любовь моя, ты ведь знаешь. А теперь не спрашивай меня больше ни о чем!
Милош посмотрел на Кат, будто пытаясь вытянуть из нее молчаливую клятву, а потом опустил голову и прильнул губами к ее груди.
Наконец, оторвавшись от жены, он произнес:
– Что бы ни случилось, я вернусь к тебе. Вот и все, что тебе нужно знать.
Потом подхватил заранее приготовленный рюкзак и ушел.
Шесть дней спустя Рейнхард Гейдрих, известный своей жестокостью имперский протектор Чехословакии, был смертельно ранен брошенной в его автомобиль бомбой. Покушение на человека, который принадлежал к ближайшему окружению Гитлера, вызвало у чехов кратковременный патриотический энтузиазм. Но вожди третьего рейха ответили на это жестокими репрессиями. Врачи еще боролись за жизнь Гейдриха, а Гитлер распорядился казнить десять тысяч чешских граждан. Потом его приказ отменили, поскольку карательная акция таких масштабов могла бы сорвать производство необходимой для военных целей продукции. Вместо этого немцы уничтожили всех жителей Лидице – шахтерского поселка, располагавшегося в двадцати двух километрах от Праги: мужчин, большинство женщин, мальчиков старше десяти лет построили перед пулеметами и расстреляли. Уцелевших женщин отправили умирать в концентрационные лагеря, а маленьких детей отвезли в Германию и отдали в приюты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159