Ничего не ел - лениво ковырялся в тарелке.
- Если ты закатываешь такие обеды, нужно купить нормальный обеденный стол, - сказала я, когда после горячего мужчины ушли в кабинет.
Анька вздохнула:
- Тут не так просто что-то менять: все продумано до сантиметра. Да и куда мне одной целый стол?!
- Ну почему же одной? Все еще будет. Сама говорила, есть подвижки.
- Ох, Маришка. - Анька как-то трагически скривила рот и неожиданно стала похожа на русскую эмигрантку, бежавшую от революции в Париж через Стамбул. - Я ведь ни во что хорошее уже не верю. Давно. Поэтому и установила у себя вот это… А Макс, - продолжала она возбужденно, - видишь, какой он расстроенный? Это из-за Лары.
- Кто это, Л ара?
- Господи, жена.
…Анька с какой-то садистской скрупулезностью анализировала все усложняющиеся отношения Макса с женой: новый виток начался после того, как мадам вернулась из Красноярска.
- Она заявила ему: все, живи как знаешь и в мою жизнь не вмешивайся!
- Так это ж хорошо!
- Так кажется тебе, наивной. А Макс, представь себе, ревнует ее, а когда я уезжала в Германию, ревновал меня. Мы необходимы ему обе.
- А Мартин как? Не звонил? - Я решила переключить разговор.
- Причем тут Мартин? - разозлилась Анька. - Здесь вся моя жизнь!
Я молчала. Тут не посоветуешь и не объяснишь. Любовь к Максу для Аньки как тяжелая, иссушающая душу болезнь. Пройдут годы. От болезни как-нибудь удастся отделаться. Только в душе останутся километры выжженного пространства, а на кухне - барная стойка.
- Как ты думаешь, - спросила Анька вполголоса, - у нее - любовник?
Теперь пришла моя очередь разозлиться.
- Да какое тебе-то дело? - почти заорала я на Аньку. - Макс, его жена, ее любовник, это не семья - а клубок змей. Брось ты их, пожалуйста, пусть разбираются сами!
Раздражение мешало спокойно сидеть на месте, я соскочила с табуретки и принялась собирать посуду.
- Успокойся, я помою.
- Как не надоело тебе самой-то! И на что ты гробишь жизнь? - Я открыла кран и загремела тарелками.
- Сегодня утром, - Анька подошла к раковине, чтобы не перекрикивать шум воды, - он приехал ко мне такой радостный. Ему очень нравится, как я теперь готовлю. И вас он любит. Вы - самые приятные наши друзья. Сначала все было просто замечательно: я крутилась у плиты, он сидел вот тут на диване и травил какие-то истории (обожает это занятие!). Потом я более или менее закончила и пошла в ванну, но забыла в спальне крем. Вернулась, слышу, он с дочкой разговаривает, выясняет, где мама. Потом, видно, звонил ей на мобильный. Глухо. Все, настроение испортилось… Ну что говорить, ты сама видела.
- Да пойми ты наконец: это настоящее рабство. Раньше ты зависела только от мадам, теперь будешь еще и от ее любовника! Захочет он быть с ней, у тебя один расклад, не захочет - другой. Ну, нравится тебе зависеть от какого-то чужого человека?! Вернее, двоих!
- Слушай, а может, это не любовник, а тактический маневр?
- Все, прекращай, не порть вечер ни себе, ни мне. - Я домыла последнюю тарелку, плюхнулась на диван и закурила.
Анька молча взяла полотенце и стала вытирать посуду.
- А ведь ты права, - задумчиво отозвалась она через некоторое время. - Старалась-старалась, готовила-готовила, а Лара взяла и испортила все.
- Вот! Ты же не хозяйка в собственной жизни: Лара что хочет, то и творит. Ну что, звонил Мартин?
- Один раз… - начала Анька, но тут на кухню вернулись мужчины.
- Беседуете на интеллектуальные темы? - с иронической улыбкой спросил Макс.
Он уже был в хорошем настроении. Наверное, нашел свою Лару.
Давид внимательно смотрел на меня. Я докурила сигарету, смяла ее в пепельнице. Он присел рядом на диван, продолжая так же смотреть.
- Представляешь, Давид, - прикалывался Макс, - я тут где-то слышал выраженьице «интеллектуальная женская проза». Сильно, а?
- А я даже держал в руках образчик, - неожиданно подыграл ему Дод.
- Ну и как?
- «Любящий человек способен увидеть в вас то, чего вы и сами-то в себе не видите…», и дальше такое же на триста страниц.
Макс довольно рассмеялся.
- Там не было такого! - воспротивилась я.
- Почему ночные страхи или детские комплексы - объект, достойный внимания господ мужчин? - серьезно спросила Анька. - А любовь, самое важное в жизни…
- Точно: основной инстинкт, - перебил Макс.
- Что толку с тобой спорить? - Анька посмотрела на Макса так, будто действительно только сейчас разглядела в нем что-то доселе невиданное. - Давайте пить чай, я наполеон испекла настоящий, с заварным кремом.
- Давайте! - Макс с готовностью забрался на высокую табуретку.
- Хочешь, я буду заботиться о тебе? - спросил Давид еле слышным шепотом, слегка наклонясь ко мне.
- Подумаю, - ответила я серьезно. Давид засмеялся.
Глава 21
На следующий день, несмотря на бурные мамины протесты, я перевезла Илюшку к себе.
Температуру удалось сбить, но он так страшно кашлял, так осунулся за эту неделю. Я уложила сына в детской, сварила клюквенный морс и уселась у кровати с «Бароном Мюнхаузеном».
- Мам, - попросил Илья вдруг, когда я дочитывала первую главу, - расскажи мне про папу.
- Он был высокий, красивый, любил вас… - Неожиданно для себя я заговорила о муже в прошедшем времени.
- Любил? А бабушка сказала: он нас бросил.
Ни за что, ни при каких обстоятельствах дети не должны чувствовать себя брошенными! Что бы ему ответить?.. Я лихорадочно соображала.
- Папа… просто уехал работать за границу, - пролепетала я наконец первое пришедшее в голову объяснение. - Предложили хорошие условия, жалко было отказываться.
- А ты? Почему ты не поехала с ним?
- Нельзя было оставить маму. После смерти отца, твоего дедушки, она так тосковала…
Голос Илюшки постепенно теплеет.
- А расскажи, какой он был вообще.
- Добрый, сильный. - Я не кривлю душой: муж вспоминался мне именно таким. -. В компьютерах хорошо разбирался…
- Так можно сказать о ком угодно. Например, о твоем Давиде.
Я проглатываю «о твоем» и отвечаю как ни в чем не бывало:
- Это была его работа. Он был очень способным, можно сказать, талантливым программистом. Но сам к этому таланту относился не слишком серьезно. Он всегда жалел, что из-за травмы не смог профессионально играть в футбол. Обожал этот спорт.
- Как Олег?
- Да, в этом Олег похож на него. А из еды он больше всего любил яичницу с сыром, и однажды…
Постепенно я увлекаюсь. Прошлое оживает, расцвечивается яркими красками. Илюшка будто улавливает мое настроение:
- И ты совсем не сердишься на него?
- Просто не за что!
- Значит, когда он вернется…
- Мы все будем очень рады, - перебиваю я, не давая ребенку сформулировать роковой для меня вопрос.
Но его не так-то просто сбить.
- А куда денется твой Давид? - искренне недоумевает Илюшка.
Я чувствую себя пойманной за руку и растерянно бормочу:
- Куда? Не денется никуда…
К счастью, в столовой звонит телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
- Если ты закатываешь такие обеды, нужно купить нормальный обеденный стол, - сказала я, когда после горячего мужчины ушли в кабинет.
Анька вздохнула:
- Тут не так просто что-то менять: все продумано до сантиметра. Да и куда мне одной целый стол?!
- Ну почему же одной? Все еще будет. Сама говорила, есть подвижки.
- Ох, Маришка. - Анька как-то трагически скривила рот и неожиданно стала похожа на русскую эмигрантку, бежавшую от революции в Париж через Стамбул. - Я ведь ни во что хорошее уже не верю. Давно. Поэтому и установила у себя вот это… А Макс, - продолжала она возбужденно, - видишь, какой он расстроенный? Это из-за Лары.
- Кто это, Л ара?
- Господи, жена.
…Анька с какой-то садистской скрупулезностью анализировала все усложняющиеся отношения Макса с женой: новый виток начался после того, как мадам вернулась из Красноярска.
- Она заявила ему: все, живи как знаешь и в мою жизнь не вмешивайся!
- Так это ж хорошо!
- Так кажется тебе, наивной. А Макс, представь себе, ревнует ее, а когда я уезжала в Германию, ревновал меня. Мы необходимы ему обе.
- А Мартин как? Не звонил? - Я решила переключить разговор.
- Причем тут Мартин? - разозлилась Анька. - Здесь вся моя жизнь!
Я молчала. Тут не посоветуешь и не объяснишь. Любовь к Максу для Аньки как тяжелая, иссушающая душу болезнь. Пройдут годы. От болезни как-нибудь удастся отделаться. Только в душе останутся километры выжженного пространства, а на кухне - барная стойка.
- Как ты думаешь, - спросила Анька вполголоса, - у нее - любовник?
Теперь пришла моя очередь разозлиться.
- Да какое тебе-то дело? - почти заорала я на Аньку. - Макс, его жена, ее любовник, это не семья - а клубок змей. Брось ты их, пожалуйста, пусть разбираются сами!
Раздражение мешало спокойно сидеть на месте, я соскочила с табуретки и принялась собирать посуду.
- Успокойся, я помою.
- Как не надоело тебе самой-то! И на что ты гробишь жизнь? - Я открыла кран и загремела тарелками.
- Сегодня утром, - Анька подошла к раковине, чтобы не перекрикивать шум воды, - он приехал ко мне такой радостный. Ему очень нравится, как я теперь готовлю. И вас он любит. Вы - самые приятные наши друзья. Сначала все было просто замечательно: я крутилась у плиты, он сидел вот тут на диване и травил какие-то истории (обожает это занятие!). Потом я более или менее закончила и пошла в ванну, но забыла в спальне крем. Вернулась, слышу, он с дочкой разговаривает, выясняет, где мама. Потом, видно, звонил ей на мобильный. Глухо. Все, настроение испортилось… Ну что говорить, ты сама видела.
- Да пойми ты наконец: это настоящее рабство. Раньше ты зависела только от мадам, теперь будешь еще и от ее любовника! Захочет он быть с ней, у тебя один расклад, не захочет - другой. Ну, нравится тебе зависеть от какого-то чужого человека?! Вернее, двоих!
- Слушай, а может, это не любовник, а тактический маневр?
- Все, прекращай, не порть вечер ни себе, ни мне. - Я домыла последнюю тарелку, плюхнулась на диван и закурила.
Анька молча взяла полотенце и стала вытирать посуду.
- А ведь ты права, - задумчиво отозвалась она через некоторое время. - Старалась-старалась, готовила-готовила, а Лара взяла и испортила все.
- Вот! Ты же не хозяйка в собственной жизни: Лара что хочет, то и творит. Ну что, звонил Мартин?
- Один раз… - начала Анька, но тут на кухню вернулись мужчины.
- Беседуете на интеллектуальные темы? - с иронической улыбкой спросил Макс.
Он уже был в хорошем настроении. Наверное, нашел свою Лару.
Давид внимательно смотрел на меня. Я докурила сигарету, смяла ее в пепельнице. Он присел рядом на диван, продолжая так же смотреть.
- Представляешь, Давид, - прикалывался Макс, - я тут где-то слышал выраженьице «интеллектуальная женская проза». Сильно, а?
- А я даже держал в руках образчик, - неожиданно подыграл ему Дод.
- Ну и как?
- «Любящий человек способен увидеть в вас то, чего вы и сами-то в себе не видите…», и дальше такое же на триста страниц.
Макс довольно рассмеялся.
- Там не было такого! - воспротивилась я.
- Почему ночные страхи или детские комплексы - объект, достойный внимания господ мужчин? - серьезно спросила Анька. - А любовь, самое важное в жизни…
- Точно: основной инстинкт, - перебил Макс.
- Что толку с тобой спорить? - Анька посмотрела на Макса так, будто действительно только сейчас разглядела в нем что-то доселе невиданное. - Давайте пить чай, я наполеон испекла настоящий, с заварным кремом.
- Давайте! - Макс с готовностью забрался на высокую табуретку.
- Хочешь, я буду заботиться о тебе? - спросил Давид еле слышным шепотом, слегка наклонясь ко мне.
- Подумаю, - ответила я серьезно. Давид засмеялся.
Глава 21
На следующий день, несмотря на бурные мамины протесты, я перевезла Илюшку к себе.
Температуру удалось сбить, но он так страшно кашлял, так осунулся за эту неделю. Я уложила сына в детской, сварила клюквенный морс и уселась у кровати с «Бароном Мюнхаузеном».
- Мам, - попросил Илья вдруг, когда я дочитывала первую главу, - расскажи мне про папу.
- Он был высокий, красивый, любил вас… - Неожиданно для себя я заговорила о муже в прошедшем времени.
- Любил? А бабушка сказала: он нас бросил.
Ни за что, ни при каких обстоятельствах дети не должны чувствовать себя брошенными! Что бы ему ответить?.. Я лихорадочно соображала.
- Папа… просто уехал работать за границу, - пролепетала я наконец первое пришедшее в голову объяснение. - Предложили хорошие условия, жалко было отказываться.
- А ты? Почему ты не поехала с ним?
- Нельзя было оставить маму. После смерти отца, твоего дедушки, она так тосковала…
Голос Илюшки постепенно теплеет.
- А расскажи, какой он был вообще.
- Добрый, сильный. - Я не кривлю душой: муж вспоминался мне именно таким. -. В компьютерах хорошо разбирался…
- Так можно сказать о ком угодно. Например, о твоем Давиде.
Я проглатываю «о твоем» и отвечаю как ни в чем не бывало:
- Это была его работа. Он был очень способным, можно сказать, талантливым программистом. Но сам к этому таланту относился не слишком серьезно. Он всегда жалел, что из-за травмы не смог профессионально играть в футбол. Обожал этот спорт.
- Как Олег?
- Да, в этом Олег похож на него. А из еды он больше всего любил яичницу с сыром, и однажды…
Постепенно я увлекаюсь. Прошлое оживает, расцвечивается яркими красками. Илюшка будто улавливает мое настроение:
- И ты совсем не сердишься на него?
- Просто не за что!
- Значит, когда он вернется…
- Мы все будем очень рады, - перебиваю я, не давая ребенку сформулировать роковой для меня вопрос.
Но его не так-то просто сбить.
- А куда денется твой Давид? - искренне недоумевает Илюшка.
Я чувствую себя пойманной за руку и растерянно бормочу:
- Куда? Не денется никуда…
К счастью, в столовой звонит телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55