– осуждающе посмотрела на нее мать. – Мужичка, что ли, ты, чтоб дурой оставаться?
– А я не останусь, – убежденно возразила Парашка.
– Ну, останусь я, ну, они, – кивнула мать на Катерину и Анну. – Срамно говорить такое.
– Тогда в короли давайте, – сменила Парашка желание.
– Ага! – метнула на нее Анна негодующий взгляд. – А при короле мужик должен быть. Ты захочешь им стать?
Парашка подумала и не захотела.
– Лучше в свои козыри, – предложила Катерина.
В свои козыри играть согласились.
Кидала царица Прасковья карту за картой, не очень-то заботясь, в чью масть придутся они. Думы были о другом, о бренности всего земного, чему оказываются подвержены и цари.
Едет вот она, государыня царица, и другие царского звания люди, а в какой скудости едут! Ай-яй, головушка горе-горькая!.. Умалилась, отощало, вовсе захудалым стало царское звание. С покойного царя Федора Алексеевича, как и с упокойного мужа, царя Ивана Алексеевича, спрос невелик. Оба от природного своего рождения квелые цари были, но нынешний-то государь Петр Алексеевич в здравом уме, в твердой памяти, а самовольно ведь он свою высокую и великую царскую честь не только умалять, а изничтожать начал. Живо помнится ей, царице Прасковье, как в последний раз он в Москву приезжал: поздоровались, облобызались, а руки-то, руки-то у царя… Мозоли на них, мужицкая-премужицкая, самая огрубелая кожа. И это царь! Говорится, яблочко от яблони далеко не катится… Нет, укатился царь Петр Алексеевич от своего родителя царя Алексея Михайловича. Далече они один от другого во всех своих навыках и обычаях. Алексея-то Михайловича, взявши под холеные белые руки, бережно к трону водили, и сидел государь на своем великом сидении, уподобляясь святейшему божеству. А нынешний… Да ведь он не сумеет ни подойти величаво к трону, ни подобающе сесть на него. По смерти царя Ивана ни разу не всходил на фон, на то царское великое сидение, и по сей день всходить на него не желает. Ох, чудно, чудно! Вымахал царь Петр в высоченный рост, а довольствуется малым, низким, приземистым жильем. В похвалу себе говорил, что когда за морем был и корабельному плотничеству обучался, – это царь-то, царь! – так постояльцем у какого-то мастерового человека жил и спал в шкафу у него. И какая же в лом похвальба могла быть, когда всему его тогдашнему заморскому пребыванию чистый страм. И ее, царицу Прасковью, и всю родню свою до скудной жизни довел. Должно, хотел бы, по своему подобию, вовсе довлечь всех до последней крайности, чтобы и они, как он сам, ничего не имели да постоянно в походах были. Не нужно, дескать, ни домов-дворцов, ни вещей в них, ни сряды. Ходи, как он, – в стоптанных башмаках да в чулках, самим штопанных… Вот она, царица, в дальнюю даль, на край света едет, а что везет с собой? Как есть – ничего. А ведь царица она!.. Упокойный царь-свекор, Алексей-то Михайлович, – царство небесное блаженной его памяти, – мысленно перекрестилась, – карты мешали пальцы в щепоть сложить, и с остервенением отшнырнула все свои козыри, удивив дочерей.
– Чего это ты, маманя?.. Козыри ведь…
– Отвяжись, ну-к вас…
О чем она думала-то сейчас?.. Ах, да… Упокойный царь-свекор… Он, бывало, в недельный путь – из Москвы в Измайлово или в Черкизово только на малое время на охоту ехал, а за ним столошадный обоз шел – с постелями, с посудой, с едой…
– О-о-хти-и…
IX
В Новгороде опять нежданное: из карет вылезать, по земле путь окончен, дальше по воде поплывут.
Царь обо всем позаботился, и на реке Волхове гостей ожидали новоманерные суда. Только и оставалось, что паруса развернуть, а на случай безветрия гребцы наготове были. А многокаретный, многолошадный, многотележный и многолюдный обоз, вместе с гуртом скота, прежним ходом до Петербурга дойдет.
Куда как вольготно было по гладкой воде плыть, нежели по буерачным дорогам ехать. В каютах просторно и нетряско, не колотило о стенки, и нисколько не пугало царицу Прасковью и ее дочерей погубиться водяной смертью. И телом, и душой отдохнули на этом пути.
Из Волхова – в Ладожское озеро, неоглядное, что твое море, а потом – к старорусскому городку Орешку, называемому теперь Шлиссельбургом, флотилия с царственными гостями пожаловала, где со всем торжеством была встречена самим державным хозяином.
– Приучаю мою родню к воде, – говорил Петр адмиралу Апраксину. – Надо, чтобы не боялись видеть море и по достоинству оценили бы Петербург, окруженный водой. Кто хочет быть со мной в дружбе, тот должен часто бывать на воде, – похлопал царь Апраксина по плечу с явным намеком ему не быть сухопутным адмиралом. – Моя мечта, Федор Матвеич, сесть в лодку на Москве-реке и высадиться на Неве, не утруждаясь никакими пересадками, – воодушевленно говорил Петр, захватывая такой мечтой и адмирала.
– То свершенье было б великое.
– Может, и свершится оно, – обнадеживал Петр и себя, и его.
Мечта была дерзостной по вызову самой природе. В тот же год, когда ступил царь на отвоеванную у шведов приневскую землю, он вскоре после того со сведущим крестьянином Сердюковым исходил много заболоченных побережных мест в Новгородском и Тверском краях, изобилующих реками и озерами. Тогда же Петр и наметил строительство Вышневолоцкой судоходной системы. Надо было прорыть канал, чтобы соединить им реку Тверцу, приток Волги, с рекой Цной, которая в самом широком своем месте переходит в озеро Мстино, а выходит из него уже рекой Мстой, впадающей дальше в Ильмень-озеро. Двадцать тысяч землекопов было пригнано из ближних и отдаленных мест на эту работу; два года тому назад канал был окончен, но шлюз на нем заносит песком, и с трудом приходится расчищать путь судам. Да и Ладожское озеро в непогодные дни бывает опасным: плоскодонные суда, проходившие по мелководным речкам, не могут выдержать ладожских бурь, и многие уже сгибли на глубине.
Если бы на Ладоге было всегда так спокойно, как в этот день приезда гостей! Если бы так…
Прибывшие из Москвы царственные родственницы Петра повстречались с Екатериной Алексеевной, его новой суженой (женой-то вроде бы назвать и нельзя, не венчаны) и в первую минуту относились к ней с некоторой настороженностью, а минута прошла – и уже не разобрать было, притворная у них или идущая от сердца улыбка. Похоже было, что со всей искренностью и радушием встречала Екатерина гостей. Ну и гости вроде бы отвечали тем же. Перецеловались, переобнимались, переулыбались. Царица Марфа сперва засовестилась, застеснялась, что одета совсем не по-царски, но тут же и вспомнила, что говорилось о новой Петровой подружке: из портомоек она, допрежняя солдатская женка. Ну, а с такой какие же могут быть особые церемонии?.. А царица Прасковья нисколько не задумывалась, как ей судить-рядить да относиться к Петровой возлюбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241
– А я не останусь, – убежденно возразила Парашка.
– Ну, останусь я, ну, они, – кивнула мать на Катерину и Анну. – Срамно говорить такое.
– Тогда в короли давайте, – сменила Парашка желание.
– Ага! – метнула на нее Анна негодующий взгляд. – А при короле мужик должен быть. Ты захочешь им стать?
Парашка подумала и не захотела.
– Лучше в свои козыри, – предложила Катерина.
В свои козыри играть согласились.
Кидала царица Прасковья карту за картой, не очень-то заботясь, в чью масть придутся они. Думы были о другом, о бренности всего земного, чему оказываются подвержены и цари.
Едет вот она, государыня царица, и другие царского звания люди, а в какой скудости едут! Ай-яй, головушка горе-горькая!.. Умалилась, отощало, вовсе захудалым стало царское звание. С покойного царя Федора Алексеевича, как и с упокойного мужа, царя Ивана Алексеевича, спрос невелик. Оба от природного своего рождения квелые цари были, но нынешний-то государь Петр Алексеевич в здравом уме, в твердой памяти, а самовольно ведь он свою высокую и великую царскую честь не только умалять, а изничтожать начал. Живо помнится ей, царице Прасковье, как в последний раз он в Москву приезжал: поздоровались, облобызались, а руки-то, руки-то у царя… Мозоли на них, мужицкая-премужицкая, самая огрубелая кожа. И это царь! Говорится, яблочко от яблони далеко не катится… Нет, укатился царь Петр Алексеевич от своего родителя царя Алексея Михайловича. Далече они один от другого во всех своих навыках и обычаях. Алексея-то Михайловича, взявши под холеные белые руки, бережно к трону водили, и сидел государь на своем великом сидении, уподобляясь святейшему божеству. А нынешний… Да ведь он не сумеет ни подойти величаво к трону, ни подобающе сесть на него. По смерти царя Ивана ни разу не всходил на фон, на то царское великое сидение, и по сей день всходить на него не желает. Ох, чудно, чудно! Вымахал царь Петр в высоченный рост, а довольствуется малым, низким, приземистым жильем. В похвалу себе говорил, что когда за морем был и корабельному плотничеству обучался, – это царь-то, царь! – так постояльцем у какого-то мастерового человека жил и спал в шкафу у него. И какая же в лом похвальба могла быть, когда всему его тогдашнему заморскому пребыванию чистый страм. И ее, царицу Прасковью, и всю родню свою до скудной жизни довел. Должно, хотел бы, по своему подобию, вовсе довлечь всех до последней крайности, чтобы и они, как он сам, ничего не имели да постоянно в походах были. Не нужно, дескать, ни домов-дворцов, ни вещей в них, ни сряды. Ходи, как он, – в стоптанных башмаках да в чулках, самим штопанных… Вот она, царица, в дальнюю даль, на край света едет, а что везет с собой? Как есть – ничего. А ведь царица она!.. Упокойный царь-свекор, Алексей-то Михайлович, – царство небесное блаженной его памяти, – мысленно перекрестилась, – карты мешали пальцы в щепоть сложить, и с остервенением отшнырнула все свои козыри, удивив дочерей.
– Чего это ты, маманя?.. Козыри ведь…
– Отвяжись, ну-к вас…
О чем она думала-то сейчас?.. Ах, да… Упокойный царь-свекор… Он, бывало, в недельный путь – из Москвы в Измайлово или в Черкизово только на малое время на охоту ехал, а за ним столошадный обоз шел – с постелями, с посудой, с едой…
– О-о-хти-и…
IX
В Новгороде опять нежданное: из карет вылезать, по земле путь окончен, дальше по воде поплывут.
Царь обо всем позаботился, и на реке Волхове гостей ожидали новоманерные суда. Только и оставалось, что паруса развернуть, а на случай безветрия гребцы наготове были. А многокаретный, многолошадный, многотележный и многолюдный обоз, вместе с гуртом скота, прежним ходом до Петербурга дойдет.
Куда как вольготно было по гладкой воде плыть, нежели по буерачным дорогам ехать. В каютах просторно и нетряско, не колотило о стенки, и нисколько не пугало царицу Прасковью и ее дочерей погубиться водяной смертью. И телом, и душой отдохнули на этом пути.
Из Волхова – в Ладожское озеро, неоглядное, что твое море, а потом – к старорусскому городку Орешку, называемому теперь Шлиссельбургом, флотилия с царственными гостями пожаловала, где со всем торжеством была встречена самим державным хозяином.
– Приучаю мою родню к воде, – говорил Петр адмиралу Апраксину. – Надо, чтобы не боялись видеть море и по достоинству оценили бы Петербург, окруженный водой. Кто хочет быть со мной в дружбе, тот должен часто бывать на воде, – похлопал царь Апраксина по плечу с явным намеком ему не быть сухопутным адмиралом. – Моя мечта, Федор Матвеич, сесть в лодку на Москве-реке и высадиться на Неве, не утруждаясь никакими пересадками, – воодушевленно говорил Петр, захватывая такой мечтой и адмирала.
– То свершенье было б великое.
– Может, и свершится оно, – обнадеживал Петр и себя, и его.
Мечта была дерзостной по вызову самой природе. В тот же год, когда ступил царь на отвоеванную у шведов приневскую землю, он вскоре после того со сведущим крестьянином Сердюковым исходил много заболоченных побережных мест в Новгородском и Тверском краях, изобилующих реками и озерами. Тогда же Петр и наметил строительство Вышневолоцкой судоходной системы. Надо было прорыть канал, чтобы соединить им реку Тверцу, приток Волги, с рекой Цной, которая в самом широком своем месте переходит в озеро Мстино, а выходит из него уже рекой Мстой, впадающей дальше в Ильмень-озеро. Двадцать тысяч землекопов было пригнано из ближних и отдаленных мест на эту работу; два года тому назад канал был окончен, но шлюз на нем заносит песком, и с трудом приходится расчищать путь судам. Да и Ладожское озеро в непогодные дни бывает опасным: плоскодонные суда, проходившие по мелководным речкам, не могут выдержать ладожских бурь, и многие уже сгибли на глубине.
Если бы на Ладоге было всегда так спокойно, как в этот день приезда гостей! Если бы так…
Прибывшие из Москвы царственные родственницы Петра повстречались с Екатериной Алексеевной, его новой суженой (женой-то вроде бы назвать и нельзя, не венчаны) и в первую минуту относились к ней с некоторой настороженностью, а минута прошла – и уже не разобрать было, притворная у них или идущая от сердца улыбка. Похоже было, что со всей искренностью и радушием встречала Екатерина гостей. Ну и гости вроде бы отвечали тем же. Перецеловались, переобнимались, переулыбались. Царица Марфа сперва засовестилась, застеснялась, что одета совсем не по-царски, но тут же и вспомнила, что говорилось о новой Петровой подружке: из портомоек она, допрежняя солдатская женка. Ну, а с такой какие же могут быть особые церемонии?.. А царица Прасковья нисколько не задумывалась, как ей судить-рядить да относиться к Петровой возлюбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241