Ничто не мешало после этого свободно набегать волнам до самого берега и обрамлять его пенистым прибоем, словно нарядными кружевными уборами.
III
Лежал Флегонт у береговой кромки, не в силах шевельнуть отяжелевшими и набухшими ногами, будто налитыми ладожской этой водой. Но, знать, на роду ему было написано чередовать невзгодную жизнь проблесками случайных удач.
Чудом вызволился он от, казалось бы, неминуемой гибели. Не захлебнула его волна и, унося на своем гребне, не ударила о выпиравшие из воды прибрежные камни, а откинула в прогалину между ними на рудой песок. Потом вдребезги разбивались о камни накатные волны и брызгами словно бы освежали Флегонта, будили в нем снулую, едва не омертвевшую жизнь. А тут еще подоспел подойти к нему рыжеволосый, с рваными ноздрями, тоже спасшийся от смертной беды человек. Он оттащил Флегонта на сухой берег и тормошил, будил его от пагубного недужного забытья.
С трудом приоткрыл Флегонт забухшие глаза и не мог припомнить, где и когда видел он этого наклонившегося над ним человека. Может, во сне?..
– Не nужи, оклемаешься, – обнадеживал тот.
– Кто ты? Как зовут? – спросил Флегонт, не слыша собственного голоса.
А рыжеволосый услышал.
– Аq не можешь признать?.. Галерный я, как и ты. Рваным там называли. Рваный и есть, – подтвердил он. – Вон как оно получилось, дивлюсь сам себе, – тряхнул он головой. – Когда смыло с галеры, поплыл я сперва, а потом, чую, нет моей силушки никакой, хоть и вижу, что берег близко. Утону, думаю, на самом его виду. Стал уж захлебываться, ко дну идти. А как ноги-то опустил, чую – вот оно самое дно, в аккурат под ними. К берегу-то не вплавь, а вовсе пеши пошел, – радостно засветились глаза у рыжеволосого, и он улыбнулся.
Отлежался Флегонт, отдохнул, только в ушах все еще не затихал прибойный шум волн, будто на Ладоге продолжало штормить. А там уже поунялись разгульные буруны, и все шире, вольнее расстилались над озером тишь да гладь.
Рваный камнем убил лягушку, разодрал ее и принес половину Флегопту.
– Покормись ею. Лягва силу даст. А на заедку – кислица вот, – протянул пучок конского щавеля.
Флегонт благодарно посмотрел на него. Старается человек, чтобы он, Флегонт, выжил, силу обрел. Побратимами они стали в своей злосчастной судьбе, и надо им теперь обоюдно, подлинно что по-братски дальнейшую жизнь делить со всеми ее новыми горестями.
– Царство небесное… Вечный покой… – покрестился и низко поклонился Флегонт невидимой общей могиле, в которой под толщей воды сгинула галера с прикованными к ней гребцами, и помянул среди них новопреставленного раба Гервасия.
Где щавелька, где гонобобеля с куста ущипнув, а на худой конец просто сглотнув набежавшую в рот слюну, медленно продвигались Рваный с Флегонтом но бездорожному лесу неведомо куда, в надежде, что может быть, тропка покажется и по ней набредут они на какое-нибудь жилье. А может, наткнутся на звериное логово, и кто знает, как звери с ними, с путниками, обойдутся?
– На палку шибчей опирайся, чтоб она ходьбе помогала, – советовал Рваный Флегонту и вдруг сам остановился, замер на месте, принюхиваясь к прогретому солнцем и настоянному на смолистом запахе лесному воздуху, что-то улавливая в нем рваными своими ноздрями.
– Дым, похоже! – взволнованно произнес он.
Принюхался и Флегонт.
– Дымком пахнет, верно.
– Должно, от жилья.
– Костер, может…
Ноги обрели утраченную было крепость и прибавили шагу. Все ощутимее улавливался запах дыма, забивавший теперь для Рваного и Флегонта все другие лесные запахи. А вот от протекавшею в ложбине ручья протянулась по земле узкая тропка с примятой на ней травой. Поднялись Рваный с Флегонтом от ручья на пригорок, немного прошли еще и увидели землянку, похожую на медвежью берлогу, с низким и тесным лазом. Около нее в затухающем костре чадила головня, а чуть подальше был длинный земляной бурт, в котором томился жар перегоравших на уголь берез. Вот где судьба назначила Рваному и Флегонту их новую встречу с жизнью. А вон и здешние обитатели: старик углежог, словно доподлинный леший, заросший от самых глаз продымленной и почерненной сажей кудлатой бородой, а с ним сухощавый парень, с черными, будто обуглившимися по локоть, руками и закопченным лицом, на котором светились словно только что промытые глаза с вкрапленной в них густой синью. Оба в старых дырявых сермягах, в лапотных обносках; на голове у старика облезлый собачий треух, а у молодого – пообносившийся валеный московский шпилек. Они сидели у груды нарезанных веток и вязали березовые веники, готовя их впрок на банную утеху посадским людям и своим сельчанам, когда, с первым зазимком, вернутся из леса домой.
Углежоги нисколько не удивились появившимся у них пришельцам – босоногим, в рубищах, с непокрытыми головами. Похоже было, что такое им не в диковину, и не принято было допытываться, кто такие, откуда явились и куда идут, если они сами не заговаривали об этом и не называли себя. Да и не в имени дело, а кто такие – по всему видно, что бродяги. И можно безошибочно угадать, что голодные.
– Подходьте, – приглашал их старик, перестав вязать веник.
– Бог в помощь, – пожелал ему Флегонт.
– Спасибочка. Труд не больно велик, по малости управляемся, – сказал старик и обратился к парню: – Кулеш там остался у нас. Давай, Прошка, корми мужиков.
Уж как благодарны были эти пришлые мужики столь приветливым словам старика, а он смотрел на них и угадывал их судьбу. Наверняка сказать можно, что с большими избытками хватили они в своей жизни лиха, а особо этот, с покалеченным носом. Убивец либо еще какой тать. Не иначе как беглый с каторги, потому как в миру с рваными ноздрями никто не живет, а такому до последнего его вздоха полагается быть на каторге. А другой ежели и не тать, так под ту же стать, только что ноздри пока уберег. Ну и ладно, что из беглых они. Товарищей себе тут обретут да вместе с ними станут по дорогам шастать, чужие возы облегчать.
Дочиста выскребли гости остававшийся в котле кулеш, еще пуще растравив охоту на еду, и парень Прошка принес им пригоршню ржаных сухарей да бадейку ключевой воды на запивку. В благодарность за угощение гости вызвались помочь вязать веники, но старик остановил их:
– Не к спеху нам. Отдыхайте пока, а я стану заново кулеш затирать. Ввечеру кормиться охотники подойдут, и, ежель согласны, то и вы поохотничать с ними пойдете.
– На охоту? – спросил Флегонт. – На кого?
– Разно случается. Бывает, что малым сборищем люди едут, а то даже и в одиночку. Это уж как посчастливится.
Флегонт понял, примолк, и Рваный ответил за него:
– Нет, отец. Такое ему не блазнит. Это я соглашусь, а он греха на душу не возьмет, попом был. Отец Флегонт он.
– У нас в ватаге тоже поп есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241
III
Лежал Флегонт у береговой кромки, не в силах шевельнуть отяжелевшими и набухшими ногами, будто налитыми ладожской этой водой. Но, знать, на роду ему было написано чередовать невзгодную жизнь проблесками случайных удач.
Чудом вызволился он от, казалось бы, неминуемой гибели. Не захлебнула его волна и, унося на своем гребне, не ударила о выпиравшие из воды прибрежные камни, а откинула в прогалину между ними на рудой песок. Потом вдребезги разбивались о камни накатные волны и брызгами словно бы освежали Флегонта, будили в нем снулую, едва не омертвевшую жизнь. А тут еще подоспел подойти к нему рыжеволосый, с рваными ноздрями, тоже спасшийся от смертной беды человек. Он оттащил Флегонта на сухой берег и тормошил, будил его от пагубного недужного забытья.
С трудом приоткрыл Флегонт забухшие глаза и не мог припомнить, где и когда видел он этого наклонившегося над ним человека. Может, во сне?..
– Не nужи, оклемаешься, – обнадеживал тот.
– Кто ты? Как зовут? – спросил Флегонт, не слыша собственного голоса.
А рыжеволосый услышал.
– Аq не можешь признать?.. Галерный я, как и ты. Рваным там называли. Рваный и есть, – подтвердил он. – Вон как оно получилось, дивлюсь сам себе, – тряхнул он головой. – Когда смыло с галеры, поплыл я сперва, а потом, чую, нет моей силушки никакой, хоть и вижу, что берег близко. Утону, думаю, на самом его виду. Стал уж захлебываться, ко дну идти. А как ноги-то опустил, чую – вот оно самое дно, в аккурат под ними. К берегу-то не вплавь, а вовсе пеши пошел, – радостно засветились глаза у рыжеволосого, и он улыбнулся.
Отлежался Флегонт, отдохнул, только в ушах все еще не затихал прибойный шум волн, будто на Ладоге продолжало штормить. А там уже поунялись разгульные буруны, и все шире, вольнее расстилались над озером тишь да гладь.
Рваный камнем убил лягушку, разодрал ее и принес половину Флегопту.
– Покормись ею. Лягва силу даст. А на заедку – кислица вот, – протянул пучок конского щавеля.
Флегонт благодарно посмотрел на него. Старается человек, чтобы он, Флегонт, выжил, силу обрел. Побратимами они стали в своей злосчастной судьбе, и надо им теперь обоюдно, подлинно что по-братски дальнейшую жизнь делить со всеми ее новыми горестями.
– Царство небесное… Вечный покой… – покрестился и низко поклонился Флегонт невидимой общей могиле, в которой под толщей воды сгинула галера с прикованными к ней гребцами, и помянул среди них новопреставленного раба Гервасия.
Где щавелька, где гонобобеля с куста ущипнув, а на худой конец просто сглотнув набежавшую в рот слюну, медленно продвигались Рваный с Флегонтом но бездорожному лесу неведомо куда, в надежде, что может быть, тропка покажется и по ней набредут они на какое-нибудь жилье. А может, наткнутся на звериное логово, и кто знает, как звери с ними, с путниками, обойдутся?
– На палку шибчей опирайся, чтоб она ходьбе помогала, – советовал Рваный Флегонту и вдруг сам остановился, замер на месте, принюхиваясь к прогретому солнцем и настоянному на смолистом запахе лесному воздуху, что-то улавливая в нем рваными своими ноздрями.
– Дым, похоже! – взволнованно произнес он.
Принюхался и Флегонт.
– Дымком пахнет, верно.
– Должно, от жилья.
– Костер, может…
Ноги обрели утраченную было крепость и прибавили шагу. Все ощутимее улавливался запах дыма, забивавший теперь для Рваного и Флегонта все другие лесные запахи. А вот от протекавшею в ложбине ручья протянулась по земле узкая тропка с примятой на ней травой. Поднялись Рваный с Флегонтом от ручья на пригорок, немного прошли еще и увидели землянку, похожую на медвежью берлогу, с низким и тесным лазом. Около нее в затухающем костре чадила головня, а чуть подальше был длинный земляной бурт, в котором томился жар перегоравших на уголь берез. Вот где судьба назначила Рваному и Флегонту их новую встречу с жизнью. А вон и здешние обитатели: старик углежог, словно доподлинный леший, заросший от самых глаз продымленной и почерненной сажей кудлатой бородой, а с ним сухощавый парень, с черными, будто обуглившимися по локоть, руками и закопченным лицом, на котором светились словно только что промытые глаза с вкрапленной в них густой синью. Оба в старых дырявых сермягах, в лапотных обносках; на голове у старика облезлый собачий треух, а у молодого – пообносившийся валеный московский шпилек. Они сидели у груды нарезанных веток и вязали березовые веники, готовя их впрок на банную утеху посадским людям и своим сельчанам, когда, с первым зазимком, вернутся из леса домой.
Углежоги нисколько не удивились появившимся у них пришельцам – босоногим, в рубищах, с непокрытыми головами. Похоже было, что такое им не в диковину, и не принято было допытываться, кто такие, откуда явились и куда идут, если они сами не заговаривали об этом и не называли себя. Да и не в имени дело, а кто такие – по всему видно, что бродяги. И можно безошибочно угадать, что голодные.
– Подходьте, – приглашал их старик, перестав вязать веник.
– Бог в помощь, – пожелал ему Флегонт.
– Спасибочка. Труд не больно велик, по малости управляемся, – сказал старик и обратился к парню: – Кулеш там остался у нас. Давай, Прошка, корми мужиков.
Уж как благодарны были эти пришлые мужики столь приветливым словам старика, а он смотрел на них и угадывал их судьбу. Наверняка сказать можно, что с большими избытками хватили они в своей жизни лиха, а особо этот, с покалеченным носом. Убивец либо еще какой тать. Не иначе как беглый с каторги, потому как в миру с рваными ноздрями никто не живет, а такому до последнего его вздоха полагается быть на каторге. А другой ежели и не тать, так под ту же стать, только что ноздри пока уберег. Ну и ладно, что из беглых они. Товарищей себе тут обретут да вместе с ними станут по дорогам шастать, чужие возы облегчать.
Дочиста выскребли гости остававшийся в котле кулеш, еще пуще растравив охоту на еду, и парень Прошка принес им пригоршню ржаных сухарей да бадейку ключевой воды на запивку. В благодарность за угощение гости вызвались помочь вязать веники, но старик остановил их:
– Не к спеху нам. Отдыхайте пока, а я стану заново кулеш затирать. Ввечеру кормиться охотники подойдут, и, ежель согласны, то и вы поохотничать с ними пойдете.
– На охоту? – спросил Флегонт. – На кого?
– Разно случается. Бывает, что малым сборищем люди едут, а то даже и в одиночку. Это уж как посчастливится.
Флегонт понял, примолк, и Рваный ответил за него:
– Нет, отец. Такое ему не блазнит. Это я соглашусь, а он греха на душу не возьмет, попом был. Отец Флегонт он.
– У нас в ватаге тоже поп есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241