А французы, водрузившие крест и знамя Франции на пустынных берегах реки Святого Лаврентия, на Больших Озерах, на Миссисипи, в Мексиканском заливе, даже в Техасе… О, отец Маркет, Луи Жолие, Робер Кавалье де ла Саль… Только благодаря их европейской родине колонисты в конце концов создали Соединенные Штаты Америки, совершенно независимые, со своей конституцией и правительством, и стали патриотами этой новой земли и нового государства… Меньше двухсот лет отделяет первого президента Соединенных Штатов, Джорджа Вашингтона, от президента Трумэна… А между ними двумя – между ними двумя был Эйб Линкольн… Да, старый Эйб Линкольн– это был гигант. Да, мосье, он родился в деревянной хижине и работал, чтобы прокормиться…То, что он сказал в свое время чистокровным американцам, теперь переложили на музыку, его проза стала поэзией, песней, созданной народом… «Эта страна с ее учреждениями принадлежит народу, который ее населяет…»Эта страна и ее конституция принадлежат нам, тем, кто в ней живет. «Когда он захочет переменить существующее правительство, он сможет использовать свое конституционное право– видоизменить его или свое революционное право– удалить из него недостойных или свергнуть его».Фрэнк шагал по палубе и тихонько напевал эту песню… Под чем вас заставляют подписываться в анкетах? «…и не пытаться свергнуть правительство»… Эти слова не положены на музыку – они не поются. Фрэнк уже не думал о себе. Давно он начал подбирать материалы среди исторических фактов и дел, чтобы создать фильм о происхождении чистокровного американца… А сам он был только персонажем этого фильма, эпопея должна была закончиться им, Фрэнком Моссо, который плывет в Европу поклониться колыбели своего рода, он – Фрэнк Моссо, которому весь мир приходится кузенами или дядями…
После большой усталости и сильного нервного напряжения Фрэнк всегда приходил в состояние, какое некоторые называют вдохновением. Фрэнк ощущал приближение такого состояния, ему хотелось спрятаться, укрыться с головой… В один прекрасный день он не вынесет этого, умрет на месте. Головокружение, звон в ушах, ноги подгибаются… Он упал в шезлонг. И внезапно произошло то чудо, пришествия которого он ждал и боялся: он превратился в зрителя фантастической и вместе с тем действительной истории… Его точная и острая память сама связывала отрывки, которые он раньше тщетно пытался склеить, все части мозаики стали на место, начала вырисовываться картина… Даты, имена, одежда, факты… поднятая рука статуи Свободы, город, исчезающий вдали, жизнерадостный сосед, стюард, похожий на Жуве, благородные жулики, Молли, шампанское, музыка, океан… все вставало на свое место, располагалось последовательно, все было ему продиктовано… Над Фрэнком проносился шквал.
А на другое утро? Несколько слов, нацарапанных на старом конверте, забытом в кармане пиджака… Жизнерадостный сосед был в восторге, одна только мысль, что Фрэнк провел ночь с женщиной, приводила его в игривое настроение. Когда Фрэнк сказал, что он позавтракает в постели и еще немного поспит, сосед начал громко смеяться и отпускать неприличные шуточки. Пришел стюард, похожий на Жуве, и, объявив, что этой ночью многие пассажиры плохо себя чувствовали, предложил лимонного сока, утверждая, что бледность тотчас же пропадет, стоит лишь выйти на палубу. День солнечный, а красавица, с которой мосье вчера обедал, купается в бассейне.
Ничто не действует так успокоительно, как животрепещущая бесконечность океана. В Молли появилось что-то трогательное… Она утверждала, что не хочет изменять своему другу и что Фрэнк как джентльмен не должен ее на это толкать, к тому же он ведь ей обещал этого не делать. Фрэнк думал о том, что надо располагать ничем не заполненным, пустым, как океан и небо, временем, чтобы предаваться таким развлечениям.
Чем больше он удалялся от Америки, укачиваемый атлантическими волнами, тем смешнее, безумнее казались ему все его тревоги. Молли была так хороша, а осторожность… какая осторожность? Смешно! Никому на борту не было до него никакого дела, он был свободен, как воздух. Но он все же был осторожен. Лучше дождаться суши, Парижа, Молли не испарится. Мысль, что полицейские в штатском могут его схватить в присутствии Молли, придавала Фрэнку твердость, которая огорчала Молли. Но они встретятся в Париже, не правда ли? Да, он может ей написать в посольство.
Но как только Фрэнк сошел на берег, и без каких бы то ни было инцидентов, он совершенно позабыл о ее существовании. В Гавре он видел, как она садилась в машину со знаком ДК (дипломатический корпус) на номере, и около нее был хорошо сложенный парень, который занимался ее багажом… Фрэнк, как все остальные пассажиры, сел в парижский поезд. Он снова увидит Париж!
На другой день Фрэнк явился в импортно-экспортную фирму, где его встретили очень любезно и где ему дали адрес меблированной квартиры, приготовленной для него и его семьи. Квартира была маленькая, но со всеми американскими удобствами.
С тех пор прошло четыре года, и Фрэнк Моссо, поступивший на это место с тем, чтобы немедленно его бросить, все еще продолжал служить в импортно-экспортной фирме. Четыре года, триста шестьдесят пять дней и ночей, помноженные на четыре, он переживает свою неудачу. Вначале он пытался связаться с продюсерами, обедая то с одним, то с другим… «Но что вы, собственно, хотите этим сказать?» – спрашивал продюсер после обеда, во время которого только и говорилось о том, «что он хочет этим сказать». Фрэнк начинал снова объяснять, резюмировать, выходил из себя: «Я хочу этим сказать всем ксенофобам: катитесь к такой-то матушке!» Тогда у продюсеров появлялась улыбка, которой взрослые улыбаются неисправимым, несносным детям, когда эти дети – не их дети! Они предлагали ему для проформы несколько сюжетов, кровавых, как сырое мясо, и исчезали навсегда. Фрэнк оставил эти попытки.
В конце первого года его жена захотела вернуться домой. Доллары, которые они привезли с собой, таяли, приходилось жить на жалованье Фрэнка. Вернуться… Фрэнк написал в Голливуд одному другу, чтобы тот прощупал почву: нет, ничего не уладилось для Фрэнка Моссо, ни одна фирма не согласилась пригласить его на работу. Итак, они остались во Франции, и Фрэнк по-прежнему работал в импортно-экспортной фирме.
Но он снова начал заниматься живописью, и давнишняя страсть охватила его с новой силой. Появился маршан, он устроил выставку… И вот, когда небольшой этот успех сошел на нет и Фрэнк, исстрадавшийся за четыре года своей парижской жизни, как от слишком узких ботинок, был на грани отчаяния, именно тогда он встретил Ольгу.
XII
Миссис Фрэнк Моссо давно это предчувствовала. Уложив детей спать, она в сотый раз перечитала письмо Фрэнка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
После большой усталости и сильного нервного напряжения Фрэнк всегда приходил в состояние, какое некоторые называют вдохновением. Фрэнк ощущал приближение такого состояния, ему хотелось спрятаться, укрыться с головой… В один прекрасный день он не вынесет этого, умрет на месте. Головокружение, звон в ушах, ноги подгибаются… Он упал в шезлонг. И внезапно произошло то чудо, пришествия которого он ждал и боялся: он превратился в зрителя фантастической и вместе с тем действительной истории… Его точная и острая память сама связывала отрывки, которые он раньше тщетно пытался склеить, все части мозаики стали на место, начала вырисовываться картина… Даты, имена, одежда, факты… поднятая рука статуи Свободы, город, исчезающий вдали, жизнерадостный сосед, стюард, похожий на Жуве, благородные жулики, Молли, шампанское, музыка, океан… все вставало на свое место, располагалось последовательно, все было ему продиктовано… Над Фрэнком проносился шквал.
А на другое утро? Несколько слов, нацарапанных на старом конверте, забытом в кармане пиджака… Жизнерадостный сосед был в восторге, одна только мысль, что Фрэнк провел ночь с женщиной, приводила его в игривое настроение. Когда Фрэнк сказал, что он позавтракает в постели и еще немного поспит, сосед начал громко смеяться и отпускать неприличные шуточки. Пришел стюард, похожий на Жуве, и, объявив, что этой ночью многие пассажиры плохо себя чувствовали, предложил лимонного сока, утверждая, что бледность тотчас же пропадет, стоит лишь выйти на палубу. День солнечный, а красавица, с которой мосье вчера обедал, купается в бассейне.
Ничто не действует так успокоительно, как животрепещущая бесконечность океана. В Молли появилось что-то трогательное… Она утверждала, что не хочет изменять своему другу и что Фрэнк как джентльмен не должен ее на это толкать, к тому же он ведь ей обещал этого не делать. Фрэнк думал о том, что надо располагать ничем не заполненным, пустым, как океан и небо, временем, чтобы предаваться таким развлечениям.
Чем больше он удалялся от Америки, укачиваемый атлантическими волнами, тем смешнее, безумнее казались ему все его тревоги. Молли была так хороша, а осторожность… какая осторожность? Смешно! Никому на борту не было до него никакого дела, он был свободен, как воздух. Но он все же был осторожен. Лучше дождаться суши, Парижа, Молли не испарится. Мысль, что полицейские в штатском могут его схватить в присутствии Молли, придавала Фрэнку твердость, которая огорчала Молли. Но они встретятся в Париже, не правда ли? Да, он может ей написать в посольство.
Но как только Фрэнк сошел на берег, и без каких бы то ни было инцидентов, он совершенно позабыл о ее существовании. В Гавре он видел, как она садилась в машину со знаком ДК (дипломатический корпус) на номере, и около нее был хорошо сложенный парень, который занимался ее багажом… Фрэнк, как все остальные пассажиры, сел в парижский поезд. Он снова увидит Париж!
На другой день Фрэнк явился в импортно-экспортную фирму, где его встретили очень любезно и где ему дали адрес меблированной квартиры, приготовленной для него и его семьи. Квартира была маленькая, но со всеми американскими удобствами.
С тех пор прошло четыре года, и Фрэнк Моссо, поступивший на это место с тем, чтобы немедленно его бросить, все еще продолжал служить в импортно-экспортной фирме. Четыре года, триста шестьдесят пять дней и ночей, помноженные на четыре, он переживает свою неудачу. Вначале он пытался связаться с продюсерами, обедая то с одним, то с другим… «Но что вы, собственно, хотите этим сказать?» – спрашивал продюсер после обеда, во время которого только и говорилось о том, «что он хочет этим сказать». Фрэнк начинал снова объяснять, резюмировать, выходил из себя: «Я хочу этим сказать всем ксенофобам: катитесь к такой-то матушке!» Тогда у продюсеров появлялась улыбка, которой взрослые улыбаются неисправимым, несносным детям, когда эти дети – не их дети! Они предлагали ему для проформы несколько сюжетов, кровавых, как сырое мясо, и исчезали навсегда. Фрэнк оставил эти попытки.
В конце первого года его жена захотела вернуться домой. Доллары, которые они привезли с собой, таяли, приходилось жить на жалованье Фрэнка. Вернуться… Фрэнк написал в Голливуд одному другу, чтобы тот прощупал почву: нет, ничего не уладилось для Фрэнка Моссо, ни одна фирма не согласилась пригласить его на работу. Итак, они остались во Франции, и Фрэнк по-прежнему работал в импортно-экспортной фирме.
Но он снова начал заниматься живописью, и давнишняя страсть охватила его с новой силой. Появился маршан, он устроил выставку… И вот, когда небольшой этот успех сошел на нет и Фрэнк, исстрадавшийся за четыре года своей парижской жизни, как от слишком узких ботинок, был на грани отчаяния, именно тогда он встретил Ольгу.
XII
Миссис Фрэнк Моссо давно это предчувствовала. Уложив детей спать, она в сотый раз перечитала письмо Фрэнка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110