Также я встретил виолончелиста Борю Райскина, с которым у нас было шапочное знакомство ещё по «Сайгону». Как я уже говорил, я был изгоем и чурался музыкантов из академической среды, хотя я был на виду, и те из них, кто тусовался, меня знали. Музыки я совсем не помню, по-моему как обычно в зал никто не заходил, а все сидели в буфете.
Мы с Александрой стали снова видеться, и я часто заходил к ней на Маяковского, и восемьдесят четвертый год мы решили встретить у неё. Пришел Михаил и Паша Литвинов. Было в меру выпивки и травы. Мы попили сухого вина и покурили. Что это было я не знаю, но я почувствовал, что наступил Новый год. Он действительно был Новым. Новым было абсолютно всё. Я ничего не понял, но это было так и с этим надо было что-то делать, поскольку удержать это в себе было невозможно. Несколько лет я слушал песню Дэвида Боуи – «1984», но тогда ещё не читал романа Орвелла и не понимал, про что может быть эта песня, но у меня было какое-то ощущение, связанное с этой цифрой. Но я никак не ожидал, что я так явно смогу ощутить наступление именно этого года. На следующий день я не мог не пойти к Александре. Гостей не было, дома была одна соседка Наташа. В продолжение праздника мы выпили немного сухого вина и покурили. И я опять чисто физически ощутил наступивший новый год моей жизни.
Часть шестая
Это ощущение стало доминировать надо всем остальным, над привычным смыслом. Когда на следующий день ко мне пришёл Боб, я ни о чём не мог ему сказать, а просто расплакался – это было уже слишком. Дня через два мы с Александрой зашли к Бобу с Людмилой, и потом все вместе пошли в гости к Кате Заленской, которая приехала из Америки навестить свою маму. Незадолго до этого она вышла замуж за американца и уехала. Было чрезвычайно любопытно послушать её рассказы. Как обычно мы немного выпили и покурили. Но каким-то образом мной опять овладело состояние тревоги, что постепенно передалось другим и несколько выбило всех из колеи. Что-то произошло между нами с Бобом, это не было ссорой, поскольку не было повода для конфликта, просто произошло короткое замыкание. Мы оба почувствовали, что между нами обнажилась пропасть. Это было так явно, что нам обоим стало страшно. Мы не поняли, что произошло, но все быстро собрались и пошли домой.
Через несколько дней ко мне неожиданно зашел незнакомый молодой человек, который представился Славой Егоровым и отрекомендовался другом Вани Воропаева. Он сообщил мне, что Ваню арестовали прямо при выходе из «Сайгона», у него что-то было, и, судя по всему, он не скоро выйдет на свободу. Я посочувствовал, но, поскольку мы с Ваней не были близкими друзьями, сие известие не особенно меня расстроило. Мы попили чаю, и мой новый знакомый спросил, не заинтересует ли меня работа в дискотеке сельского клуба в Васкелово? Я нигде не работал, но особенно активно работу не искал и тем более зимой не искал работы за городом. На том мы и распрощались.
Примерно недели через две я сидел дома и играл на виолончели, что бывало крайне редко и собирался на домашний концерт. В это время раздался звонок – я продолжал играть, рассчитывая, что кто-нибудь из родственников откроет дверь. Вдруг в мою комнату ворвалось несколько человек с пистолетами, и они стали требовать от меня отдать какие-то картины. Я, не чувствуя за собой никакой вины, наорал на них, и сказал, что знать ничего не знаю. Однако они предложили мне одеться и поехать с ними на Литейный. Я ничего не понимал и через полчаса снова оказался в заведении, уже ранее знакомом. Следователь пытался колоть меня уже знакомым мне способом, чтобы я признался и рассказал, где картины. Когда он удостоверился в том, что это какая-то ошибка, и я действительно ничего не знаю, он сам мне все рассказал. Оказалось, что Дюша, работая в выставочном зале жилконторы, раздал какие-то картины дружкам, а художник Иванов заявил о их пропаже и оценил их в кругленькую сумму. Я первый раз об этом слышал и надеялся, что меня скоро отпустят, однако следователь обиделся на меня за то, что я на них накричал, когда они за мной приехали. Узнав, что я нигде не работаю, он страшно развеселился. Он сказал, что ему в принципе всё равно за что меня посадят, и был готов припаять мне статью за тунеядство. Пожурив немного таким образом, он меня всё-таки отпустил, настоятельно порекомендовав в течение трех дней устроиться на работу. Файнштейна арестовали этой же ночью, устроив засаду в коммунальной квартире. Соседи были счастливы и надеялись, что наконец-то его посадят, и охотно давали на него показания. Однако его тоже отпустили, а Тит сам пошел с повинной, и они с Ильченко притащили в отделение монументальное произведение на оргалите, под названием «Два Борца», которое художник Иванов оценил в 2000 рублей. Слава Богу все обошлось, и нас больше не трогали. Но я не стал искушать судьбу, позвонил Славе Егорову и через два дня я уже работал техником по свету дискотеки Васкеловского Дома культуры.
По субботам мы со Славой встречались на вокзале и к 5 часам ехали в Васкелово. Там, в не отапливаемом зале, он вытаскивал на сцену пульт и два магнитофона. В мои обязанности входило включать рубильник на сцене. Лучшей работы я давно не выполнял. На дискотеку приходили ребята в ватниках, резиновых сапогах и вязаных шапочках петушком с надписью «Adidas». Иногда они начинали драться из-за девчонок, и драка могла выкатиться на сцену. В таких случаях надо было просто выключить музыку и включить свет в зале. Мы же были при исполнении, и нас никогда не трогали. Единственным неудобством было то, что дискотека заканчивалась в полночь, когда уже не ходили поезда в город, и нам приходилось ночевать в клубе. Директором клуба был Гера Заикин, юноша, который только что закончил Культпросвет Училище и получил должность. Сам он блестяще играл на бас-гитаре, и к нему приезжали дружки, с которыми он в невероятном холоде пытался репетировать. Со всеми гостями, которые приезжали из города, мы устраивались в одной комнате, где включали все обогреватели, заваривали чай и ждали первую электричку. Компания собиралась самая разношерстная – туда приезжал Славкин друг, Саша Стальнов, известный гитарный мастер Бикки и юный Сережа Березовой, а иногда Гриша Сологуб и Игорь Чередник. Мои новые друзья были романтиками, и мы полночи вели увлекательные беседы, всегда было весело, и мы очень быстро подружились. На первой электричке мы со Славкой ехали домой, и всю неделю я был свободен.
Время от времени у Боба усложнялись отношения с кем-нибудь, и мы не репетировали всей группой, и что она из себя в этот момент представляла, я толком не понимал. Он приходил ко мне каждый день, и мы углублялись в песни, которые впоследствии составили альбом «День Серебра».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103