Меня однажды очень обидели слова моего друга писателя, с которым мы встретились на каких-то похоронах… Увидев меня, он подошел и сурово спросил:
– Зачем вы здесь?
– А почему же мне не быть здесь?!
– Гм. Что же здесь смешного?!
Этот грубый человек забыл, что у меня, кроме смеха, есть еще и сердце. На упомянутых похоронах я рыдал так, что дал вдове сто очков вперед, а на кладбище обскакал ее на две головы, закатив такую истерику, что распорядитель попросил меня выйти вон, чтобы не нарушать благолепия церемонии.
– Попробуйте только меня тронуть, – кротко возразил я распорядителю. – Сами покойником будете!
И я остался, и я говорил речь на могильной насыпи, и эту речь я считаю одним из лучших своих литературных произведений.
– Кого мы хороним?! – воскликнул я, обведя присутствующих горестным взглядом.
На этот вопрос любой из присутствующих мог бы ответить, что «хороним мы Игнатия Фомича Зябкина, а если я не знаю такой простой вещи, то лучше бы мне и не взбираться на могильный холм»…
Но все промолчали, потому что поняли: такая фраза всегда говорится ораторами для разгона.
– Кого мы потеряли?! – взывал я (промолчали и на этот вопрос). – Игнатия Зябкина мы потеряли – вот кого! Ты среди нас сиял, как солнце… (по правде сказать, сиял не весь покойник, а только самая верхушка – лысина, но фраза вышла очень звучная… Правда?) Ты озарял этими лучами всех, кто тебе был близок (жену, любовницу и четырех детей от той и от другой), ты своим талантом поднимал и украшал русскую промышленность и торговлю (покойник имел скобяной и москательный магазины), и вот – ты на небесах оказался нужнее, чем на этой грешной земле, и Всевышний потребовал тебя к себе (удар пивной бутылкой по темени в трактире «Балканы» ускорил это желание Всевышнего).
Так спи же, Игнатий, – ты, чудный человек, отец и гражданин!! Земля тебе пухом, и пусть ангелы небесные охраняют последний кров твой… не тяните за рукав – пальто порвете!.. (Последняя фраза относилась, конечно, к распорядителю, который сгонял меня с могилы, не могши перенести моего шумного успеха.)
Вот случай, который доказывает, что бывают моменты, когда и я умею быть серьезным, и поэтому о похоронах я буду писать с полным знанием дела.
* * *
Вы, скажем, узнаете, что умер ваш приятель. Вы надеваете на рукав креповую повязку (она стоит совсем гроши) и, выработав себе перед зеркалом выражение лица, полное тихой скорби и уныния, отправляетесь к вдове покойника.
Она, прижав платок к глазам, спросит:
– Слышали вы, какое у меня горе?
Отвечаете:
– Да, да. Вполне разделяю вашу скорбь. Но… ему там лучше будет…
Лучше или хуже – это неважно, но вышеуказанные слова очень успокоительны. Можете еще добавить:
– Бог дал. Бог и взял. Или:
– Все под богом ходим.
Если вдова осведомится у вас для порядка:
– На похоронах будете?
Не надо расшаркиваться и радостно восклицать:
– Я-то? Да с наслаждением! За удовольствие почту!
Надлежит свесить голову и скорбно ответить:
– Это мой долг.
Тут к вам подойдет другой сочувствующий, и так как говорить о чем-нибудь постороннем, вроде премьеры в «Варьете» или биллиардном проигрыше в близлежащей пивной, не принято, то он скорбно осведомится:
– Будете на похоронах Ивана Николаевича?
Вы не должны задорно возражать:
– Вот еще, с какой стати! А он на моих похоронах будет?..
Ибо перед отверстой могилой умолкают все мелкие светские счеты визитами…
* * *
На кладбище идите с печально опущенной головой, изредка вздыхая и покачивая ею; перемигиваться со встречной барышней – хотя бы и царственно прекрасной – не следует. Если устанете – можете влезть в медленно движущуюся сзади карету. Если все кареты уже заняты – не пытайтесь взлезть на катафалк к покойнику, хотя бы под тем предлогом, что вы с ним были на «ты». Будет время – еще успеете наездиться в катафалке.
В момент последнего печального обряда зорко следите за вдовой, потому что эта публика любит рваться к отверстой могиле и кричать: «Пустите меня к нему!»
Вы должны ловко подхватить ее под руку и успокоительно шепнуть:
– Куда вы? Ведь покойник изменял вам на каждом шагу и в пьяном виде бросал вам в голову все предметы домашнего обихода. Вспомните-ка! Да и ваши отношения с репетитором сынишки таковы, что лучше я вас к нему пущу, к репетитору. Хотите?
Эти правдивые слова могут пролить бальзам на самое измученное, разбитое сердце.
Речей старайтесь не говорить, потому что вам до меня далеко и такую речь, какую произнес я на могиле скобяного Игнатия, вам произнести не удастся.
Пусть говорят другие, а вы стойте в стороне и учитесь. Еще один совет: если произнесенная кем-либо прочувствовавшая речь привела вас в восторг, пожалуйста, не аплодируйте и не кричите одобрительно: «Бр-раво! Бис!! Ловко, шельмец, зашпаривает!» Помните – здесь витает душа усопшего, да и распорядитель по головке не погладит.
Вообще, похороны – вещь серьезная, и ничто не должно нарушать их строгой величавости… Когда пьяный механик в кинематографе, демонстрируя похороны какой-нибудь знаменитости (я это видел однажды), начинает вертеть ручку аппарата шибче, чем нужно, получается зрелище совершенно непристойное: впереди радостно скачут священники, будто Максы Линдеры, убегающие от погони, за ними резвой рысью летят погребальные лошади, увлекая молниеносно мчащийся катафалк, а сзади стремительно несутся друзья покойного, будто опасаясь пропустить поминальный обед.
В довершение всего пианист, сослепу не разобрав, в чем дело, начал с треском наигрывать очень милую в других случаях песенку:
Сегодня я не в духе,
Ужасно колет в ухе,
Вчера один нахал
Мне ухо искусал!.. —
и, таким образом, все благолепие и пышность погребального обряда свелись в упомянутом мной случае на нет.
В петербургской хронике имеется факт еще неприличнее – петербуржцы и до сих пор помнят его. Везли однажды по Садовой покойника – и вдруг из-за угла стремглав выскочил трамвай; налетел на катафалк, опрокинул его, выбросил на мостовую гроб, и вдруг все с ужасом заметили, что из гроба вылез покойник и, потирая ушибленную ногу, завопил:
– Черти полосатые! Ездить не умеете. Мало вас, скотов, штрафуют.
Это непредвиденное обстоятельство совершенно испортило похороны: покойник, заботливо и хозяйственно собрав остатки дорогого дубового гроба, уехал на извозчике домой, духовенство и провожавшие сконфуженно рассеялись кто куда, пустую могилу пришлось засыпать, а вторую половину поминального обеда выбросили – испортилась, хотя все радостное семейство покойного и загубило себе желудки первой половиной. Я бы не хотел умереть так двусмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180