!
– Какая трагедия! – вздохнул мой товарищ. – Ну?
– Видите ли, я больше привык к интеллигентному труду. Шофер я плохой и вагоновожатый был препаршивый. Вместо того чтобы следить за своим делом, я считал количество окон в домах, старался обгонять, ради спорта, экипажи или читал вывески наоборот.
– Как это? – заинтересовался мой товарищ.
– А так: написано, например, «Магазин Бурцева», а наоборот читаешь: «Авецруб нипзагам».
– Авецруб низагам, – прошептал я. – Это действительно замечательно. Забавно! Онвабаз…
– Чего?
– Онвабаз! Забавно.
– Да, да. Так вот я и говорю: вместо того чтобы дело делать, я ворон считал. Ну вот… Недавно еду – вдруг из-за угла погребальная процессия. Эх, думаю, успею проскочить. Трах! Что же вы думаете?! Вагон мой налетает на катафалк, гроб с покойником летит на рельсы, вагон наскакивает на гроб – и не успевает никто оглянуться, как гроб – на куски, а покойнику колесом кусочек ноги отхватило… Да вот, не он ли это сюда ковыляет?
Мы в ужасе вскочили и обернули лица к дверям, в которые кто-то вошел.
– Нет, не он! Да уж вы не беспокойтесь… Он явится, проклятый! И здесь меня найдет. Притащится!
– Амус лешос, – сказал я своему другу, из деликатности затемнив фразу.
Но опытное ухо бывшего вагоновожатого уловило смысл этих слов.
– Ничего я не сошел с ума. Вот увидите – явится! Слушайте же, что дальше было. Едва только колесо наехало на лапу покойника, как он зашевелился, задергал руками – и ну орать что есть мочи! Эти дураки доктора так и не разглядели, что усопший-то спал в летаргическом сне.
– Изумительный случай! – ахнули мы.
– Ничего не изумительный. Самый обыкновенный. Говорю же я вам: со мной каждый день что-нибудь подобное случается.
– Что же дальше было?
– Ничего хорошего. Факельщики, разумеется, удрали, лошади с катафалком умчались вскачь – потеха! – а родственники этого летаргического на меня же набросились и давай меня костить, как самого последнего человека.
– За что же? – удивился мой товарищ. – Ведь вы прямо-таки воскресили мертвеца!
– То-то и оно. Я говорю то же самое. А он ко мне потом пристал: зачем гроб поломал? Зачем ногу попортил?
Вагоновожатый погладил усы и свесил голову на грудь с видом злейшего меланхолика.
– Теперь вот ходит ко мне. Триста рублей требует. Трамвайное общество отвертелось с помощью своих адвокатов… а у меня адвокатов-то нет. Что я теперь буду делать? Ходит и ходит этот колченогий. Каждый день ходит. Я, говорит, через тебя трудоспособность потерял.
– А вы бы ему указали на то, что если бы не вы – так бы его живого и закопали в могилушку.
– Да говорил я ему! Уперся, как бык: не твое дело, говорит. Может быть, я и без тебя бы, когда речи над гробом начали говорить – проснулся бы. И ноги, говорит, были бы целы. Я, говорит… А чтоб тебя на том свете так таскало! Слышите? Идет! Я уж по костылю слышу. Пронюхал, что я здесь! Опять будет тут нюнить, падаль этакая!
Действительно, со стороны входа до нас донесся отчетливый стук костыля о каменный пол.
Он приближался и приближался…
II
Покойник выглядел еще не старым мужчиной, с желтым лицом и брезгливо выдвинутой нижней губой. Под мышкой он держал костыль. Голос имел скрипучий, ворчливый.
– А! Вот оно что! Вы тут вина распиваете, шашлыками закусываете – лучше бы денежки мои отдали. А приятелей шашлыками пичкать можете тогда, когда свободные деньги будут.
– Эй, вы там – потише! – грубо крикнул я. – Чего вы пристаете к этому почтенному человеку? Что вам надо?
– А это вы видели? – указал он на ногу. – Тоже они мастера людей зря калечить.
– «Людей», – презрительно расхохотался вагоновожатый. – Тоже человек выискался! В гробу по улицам раскатывает.
– Все равно, брат! Давить никого не полагается.
– Если вы покойник, так нечего ко мне приставать, а если не покойник, то сами могли бы лошадьми править. Небось я звонки-то давал.
– Ну так что ж, что давал?
– А вы разлеглись и в ус не дуете. Трамвая нужно остерегаться.
Последнюю фразу вагоновожатый произнес крайне нравоучительно.
– Вы, братец мой, рассуждаете, как глупый человек: если бы я мог сам править катафалочными лошадьми, кто бы, какой бы дурак повез меня на кладбище.
– Ну а если вы покойник, то и нечего было просыпаться!
– Я не виноват, что у меня летаргический сон. А вы уж обрадовались, думаете – всякого летаргического можно трамваем давить?
– «Триста рублей», – пожал плечами вагоновожатый. – А то, что меня со службы выгнали и жалованье в штраф удержали – это кто мне заплатит?
– Виноват, – перебил мой товарищ, очень рассудительный человек. – Скажите, господин вагоновожатый, а если бы вы налетели на настоящего покойника, – вас бы тоже уволили?
– В том-то и дело, что тогда бы не уволили! Мало ли какой человек на погребальную процессию наехать может. А тут уволили за то, что живого человека изувечил. Все-таки – скандал, разговоры!
– В таком случае, милостивый государь, – серьезно сказал мой товарищ, обращаясь к покойнику, – вы сами виноваты во всем происшедшем. Вам не нужно было просыпаться. Вы сами понимаете – небольшая беда, если покойника немножко изувечат. А вы сделали очень некрасиво – к рельсам подъехали, крадучись, втихомолку, как покойник, а потом, когда вас, так сказать, вышибли из седла, вы подняли крик, подчеркнув этим, что пострадали как живой человек. Неудобно-с.
– Ну хорошо. Если даже так, – согласился покойник после долгого размышления. – А гроб-то он все-таки поломал? Гроб-то тоже денег стоил?
– Но ведь он вам сейчас не нужен?!
– Да ведь когда-нибудь понадобится?
– Тогда он вам его и купит.
Бывший покойник обернулся к вагоновожатому:
– Купишь?
– С удовольствием!
– Ну то-то. Ты хоть бы вином-то меня угостил. А то одни от тебя только неприятности,
– Сделайте одолжение!
Восхищенный красноречием моего товарища, покойник развеселился, и даже легкое подобие улыбки – как солнце сквозь облака – прорезало его лицо.
– За здоровье новорожденного! – провозгласил мой товарищ.
– Ногу он мне только попортил – вот жалко!
– Ничего! Одни появляются на свете божием без зубов и волос, другие без ноги – такова воля Зиждителя.
– Ура! – крикнул вагоновожатый:
Было весело.
Между моим товарищем и покойником наметился уже легкий абрис будущей дружбы.
Когда мы, расплатившись, неуверенно брели по узенькой улице, я сказал вагоновожатому на его обратном языке:
– Акчинйокоп иламолу! Ех-ех!
– Обисапс, – с чувством ответил вагоновожатый, пожимая мне руку…
Вот вам и жизнь!
Ей-богу, ни одного слова не прибавил, не убавил. Честное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
– Какая трагедия! – вздохнул мой товарищ. – Ну?
– Видите ли, я больше привык к интеллигентному труду. Шофер я плохой и вагоновожатый был препаршивый. Вместо того чтобы следить за своим делом, я считал количество окон в домах, старался обгонять, ради спорта, экипажи или читал вывески наоборот.
– Как это? – заинтересовался мой товарищ.
– А так: написано, например, «Магазин Бурцева», а наоборот читаешь: «Авецруб нипзагам».
– Авецруб низагам, – прошептал я. – Это действительно замечательно. Забавно! Онвабаз…
– Чего?
– Онвабаз! Забавно.
– Да, да. Так вот я и говорю: вместо того чтобы дело делать, я ворон считал. Ну вот… Недавно еду – вдруг из-за угла погребальная процессия. Эх, думаю, успею проскочить. Трах! Что же вы думаете?! Вагон мой налетает на катафалк, гроб с покойником летит на рельсы, вагон наскакивает на гроб – и не успевает никто оглянуться, как гроб – на куски, а покойнику колесом кусочек ноги отхватило… Да вот, не он ли это сюда ковыляет?
Мы в ужасе вскочили и обернули лица к дверям, в которые кто-то вошел.
– Нет, не он! Да уж вы не беспокойтесь… Он явится, проклятый! И здесь меня найдет. Притащится!
– Амус лешос, – сказал я своему другу, из деликатности затемнив фразу.
Но опытное ухо бывшего вагоновожатого уловило смысл этих слов.
– Ничего я не сошел с ума. Вот увидите – явится! Слушайте же, что дальше было. Едва только колесо наехало на лапу покойника, как он зашевелился, задергал руками – и ну орать что есть мочи! Эти дураки доктора так и не разглядели, что усопший-то спал в летаргическом сне.
– Изумительный случай! – ахнули мы.
– Ничего не изумительный. Самый обыкновенный. Говорю же я вам: со мной каждый день что-нибудь подобное случается.
– Что же дальше было?
– Ничего хорошего. Факельщики, разумеется, удрали, лошади с катафалком умчались вскачь – потеха! – а родственники этого летаргического на меня же набросились и давай меня костить, как самого последнего человека.
– За что же? – удивился мой товарищ. – Ведь вы прямо-таки воскресили мертвеца!
– То-то и оно. Я говорю то же самое. А он ко мне потом пристал: зачем гроб поломал? Зачем ногу попортил?
Вагоновожатый погладил усы и свесил голову на грудь с видом злейшего меланхолика.
– Теперь вот ходит ко мне. Триста рублей требует. Трамвайное общество отвертелось с помощью своих адвокатов… а у меня адвокатов-то нет. Что я теперь буду делать? Ходит и ходит этот колченогий. Каждый день ходит. Я, говорит, через тебя трудоспособность потерял.
– А вы бы ему указали на то, что если бы не вы – так бы его живого и закопали в могилушку.
– Да говорил я ему! Уперся, как бык: не твое дело, говорит. Может быть, я и без тебя бы, когда речи над гробом начали говорить – проснулся бы. И ноги, говорит, были бы целы. Я, говорит… А чтоб тебя на том свете так таскало! Слышите? Идет! Я уж по костылю слышу. Пронюхал, что я здесь! Опять будет тут нюнить, падаль этакая!
Действительно, со стороны входа до нас донесся отчетливый стук костыля о каменный пол.
Он приближался и приближался…
II
Покойник выглядел еще не старым мужчиной, с желтым лицом и брезгливо выдвинутой нижней губой. Под мышкой он держал костыль. Голос имел скрипучий, ворчливый.
– А! Вот оно что! Вы тут вина распиваете, шашлыками закусываете – лучше бы денежки мои отдали. А приятелей шашлыками пичкать можете тогда, когда свободные деньги будут.
– Эй, вы там – потише! – грубо крикнул я. – Чего вы пристаете к этому почтенному человеку? Что вам надо?
– А это вы видели? – указал он на ногу. – Тоже они мастера людей зря калечить.
– «Людей», – презрительно расхохотался вагоновожатый. – Тоже человек выискался! В гробу по улицам раскатывает.
– Все равно, брат! Давить никого не полагается.
– Если вы покойник, так нечего ко мне приставать, а если не покойник, то сами могли бы лошадьми править. Небось я звонки-то давал.
– Ну так что ж, что давал?
– А вы разлеглись и в ус не дуете. Трамвая нужно остерегаться.
Последнюю фразу вагоновожатый произнес крайне нравоучительно.
– Вы, братец мой, рассуждаете, как глупый человек: если бы я мог сам править катафалочными лошадьми, кто бы, какой бы дурак повез меня на кладбище.
– Ну а если вы покойник, то и нечего было просыпаться!
– Я не виноват, что у меня летаргический сон. А вы уж обрадовались, думаете – всякого летаргического можно трамваем давить?
– «Триста рублей», – пожал плечами вагоновожатый. – А то, что меня со службы выгнали и жалованье в штраф удержали – это кто мне заплатит?
– Виноват, – перебил мой товарищ, очень рассудительный человек. – Скажите, господин вагоновожатый, а если бы вы налетели на настоящего покойника, – вас бы тоже уволили?
– В том-то и дело, что тогда бы не уволили! Мало ли какой человек на погребальную процессию наехать может. А тут уволили за то, что живого человека изувечил. Все-таки – скандал, разговоры!
– В таком случае, милостивый государь, – серьезно сказал мой товарищ, обращаясь к покойнику, – вы сами виноваты во всем происшедшем. Вам не нужно было просыпаться. Вы сами понимаете – небольшая беда, если покойника немножко изувечат. А вы сделали очень некрасиво – к рельсам подъехали, крадучись, втихомолку, как покойник, а потом, когда вас, так сказать, вышибли из седла, вы подняли крик, подчеркнув этим, что пострадали как живой человек. Неудобно-с.
– Ну хорошо. Если даже так, – согласился покойник после долгого размышления. – А гроб-то он все-таки поломал? Гроб-то тоже денег стоил?
– Но ведь он вам сейчас не нужен?!
– Да ведь когда-нибудь понадобится?
– Тогда он вам его и купит.
Бывший покойник обернулся к вагоновожатому:
– Купишь?
– С удовольствием!
– Ну то-то. Ты хоть бы вином-то меня угостил. А то одни от тебя только неприятности,
– Сделайте одолжение!
Восхищенный красноречием моего товарища, покойник развеселился, и даже легкое подобие улыбки – как солнце сквозь облака – прорезало его лицо.
– За здоровье новорожденного! – провозгласил мой товарищ.
– Ногу он мне только попортил – вот жалко!
– Ничего! Одни появляются на свете божием без зубов и волос, другие без ноги – такова воля Зиждителя.
– Ура! – крикнул вагоновожатый:
Было весело.
Между моим товарищем и покойником наметился уже легкий абрис будущей дружбы.
Когда мы, расплатившись, неуверенно брели по узенькой улице, я сказал вагоновожатому на его обратном языке:
– Акчинйокоп иламолу! Ех-ех!
– Обисапс, – с чувством ответил вагоновожатый, пожимая мне руку…
Вот вам и жизнь!
Ей-богу, ни одного слова не прибавил, не убавил. Честное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180