.. Странное дело. Похоже, вождь получил от грузинских властей соболезнующую эпистолу, иначе как он мог так вдруг узнать о кончине своей любезной? Обитатели "гарема", и не только они, горевали и довольно долго. Вот только что составляло предмет их печали - ее кончина или потеря кормушки..."
Митиленич оформил командировку и отправился в Уренгой. Он надеялся получить информацию в городе, где до ареста жил и работал Иагор Каргаретели. Сведения нужны были, конечно, дополнительные, а те о суде и приговоре он и так знал из дела. Митиленич никак не мог понять, что "привело Гору из рая, именуемого Грузией, на Дальний Север, который иначе как адом не назовешь", ведь у него "на воле всего было вдоволь, да и в заключении, если уж честно, он не голодал". Еще Митиленича интересовало, с кем был связан Гора в Уренгое и почему закончилось его пребывание в этом городе. Может, его арест и вызван тем, что не заладились отношения с имяреком... Ответ на первый вопрос, почему Гора уехал из Грузии, в деле поимки Каргаретели имел значение, скажем, третьестепенное. Установить же уренгойские связи было чрезвычайно важно - а вдруг да надумает Гора вернуться сюда в поисках пособников, укрывища... Или с какой-нибудь иной целью.
Свое пребывание в Уренгое Митиленич считал оправданным. Более того, обдумывая в самолете результаты командировки, он руки потирал от удовольствия, при этом губы его морщила довольная улыбка.
По возвращении, едва войдя в кабинет, он направился к рельефной карте. Поразмышлял, недовольно помахал руками, подсел к письменному столу и снова ушел в свои мысли.
"Нужно уточнить хронологию. На данный момент в Уренгое нет ни этого Санцова, ни Полины Цезаревой - его любовницы. Они исчезли после того, как Каргаретели получил срок. Дело тянулось долго. Два человека утверждали, что Гору не должны были арестовывать. Санцов и Цезарева выждали, пока Каргаретели вынесли приговор, и исчезли. Так-то, Митиленич! Теперь нужно докопаться, почему, что за этим кроется!.. Да, о нем говорят, что в деньгах он не нуждался, жил по-холостяцки умеренно... Нет, была у него и любовница, и друзья, любил кутежи, но в меру... Не знаю, не знаю... С другой стороны, та баба, еще в бытность любовницей Каргаретели, завела себе нового любовника Санцова. Если он подлежал аресту, какие силы затягивали следствие, чем объяснить, что дело четырежды возвращали из суда на доследование, чья рука тут действовала?.. Сам Каргаретели, как мне сказали, пальцем не пошевелил для своего освобождения... На сегодняшний день о Санцове ничего не известно. Сплошная путаница. Ладно, куда исчезли Цезарева и Санцов?.. Вместе бежали или раздельно? Погоди, погоди, нужно поискать, кто работал в Уренгое, а потом перебрался в другой город. Легко может статься, что Цезарева уехала вслед за новым любовником на новую работу... Э-э-э, Митиленич, наплел с три короба!
Как бы там ни было, искать нужно нового любовника. Цезарева с ним, ясное дело... Если вся эта конструкция заслуживает мало-мальского внимания... Заслуживает, Митиленич!.. Да, вот еще: кто такой этот Ашна, где он? Это кличка, а нам нужны имя, фамилия, местонахождение... При чем тут он? Бывший зэк, то ли татарин, то ли узбек? При том, что... Говорю, надо установить!..
"Теперь кое-что о тех, кого успели убрать: расстрелять или в лагерях извести. Не представляю, какими мотивами должны были руководствоваться власти, чтобы тратить время и силы на уничтожение таких людей, как, скажем, Захарий... Господи, как же фамилия этого придурка?.. Служил он некогда в охране Сталина и был, в общем, не старым, но от той службы его освободили то ли по болезни, то ли по дурости. Он доводился нам дальней родней. Приходил очень редко, по большим праздникам - на Новый год, день рождения деда Иагора. Бывало, год пройдет, так и не появится. Есть такие родственники. Его приход означал одно - восторженные разговоры о Сталине. Он рассказывал много всякого, но Эрекле Каргаретели особенно нравился случай, когда Сталин... Нет, начнем сначала, право, стоит труда. Мой отец назвал эту новеллу "Сталинианой по Захарию". Из всего рассказанного Захарием мне она тоже кажется значительной, поскольку точно передает психологический настрой людей тридцатых годов.
В те поры Захарий "охранял" Сталина на одном из курортов, то есть сидел в кустах и обозревал окрестности.
Со времен Сталина и поныне парки правительственных дач всегда обносились надежной оградой, но самому отдыхающему подходить к ограде возбранялось. Почему - Бог весть. На прогулочных тропинках, то есть на приличном расстоянии от ограды, были установлены небольшие таблички с предупреждающими надпися-ми - граница, дальше не ходить, - а у ограды, в том или ином укрытии, сидели охранники. Обязанности их были несколько расплывчаты, потому как часовые снаружи, естественно, никому не разрешили бы лезть через стену, да и среди отдыхающих вряд ли сыскался бы желающий выйти таким путем. Вместе с тем охранник в засаде не имел права одернуть отдыхающего, нарушившего границу, да он, собственно, вообще никаких прав не имел, даже права пикнуть, если его шарахнет по голове булыжником. Скажем, идет Лазарь Моисеевич Каганович, перешагнул черту. Ты что, вылезешь и гаркнешь: давай, мол, назад?! Что ты, милый, попробуй высунься... Шевельнуться нельзя... Словом, сидит Захарий за кустом, охраняет Сталина. Теперь о том, как он рассказывал...
- За три года работы Сталина я видел всего раз. Служба, знаете, то туда перебросят, то сюда. Нет, издалека видеть приходилось, как же, но так, чтобы вот-вот, совсем близко, всего раз. Что правда - то правда. Куст был большим, разлапистым, как-то он называется, не помню. Сижу себе, и вдруг появляется на моей тропинке Сталин. Идет, скрестив руки за спиной. Остановится, на что-то посмотрит или на небо глаза вскинет, подумает-подумает и снова пойдет. Сам знаешь, много забот у него. Идет себе, уточкой переваливается. Приближается ко мне. Покуда к табличке подошел, остановился раза три-четыре. Гляжу промеж веточек и промеж листочков, гляжу на него, а про себя думаю: подойди, ну, подойди поближе, хоть рассмотрю, как положено. Подходит к табличке, останав-ливается, читает. Руки по-прежнему за спиной держит, думает. Потом, смотрю, идет дальше, оставляет за спиной табличку и направляется прямиком ко мне, ты подумай! Сижу - не дышу. Снова останавливается, куст разглядывает - мой куст, под которым я сижу, тот самый. Досада меня взяла, не приведи Господь, заметит и скажет старшому, кто это в кустах у тебя сидит! Уволят как пить дать! Да дело и не в том, что уволят, без него мне жизнь не в жизнь. Им дышу, такому человечищу служу, шутка? Да, так вот, сижу я, а он приближается! Вплотную подошел к кусту, замешкался, осматривает ограду. Осмотрел. Делает еще несколько шагов и останавливается ровно над моей головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156