На нашей улице жила семья известного адвоката - муж, жена и сын Отар. Он был намного старше меня. Как говорили в те времена, он сбился с пути, то есть попал в дурную компанию, стяжал себе имя в преступном мире, стал профессиональным вором. Как-то поздней осенью Отар отколол такую "шутку": пригласил пятнадцать акул из воровского мира на ужин по определенному адресу. Квартира была отдельной, из трех комнат, со своим подъездом. В просторной столовой ломился от яств накрытый стол. К шести часам вечера гости Отара сели ужинать, а в одиннадцать он предложил им, уже порядком захмелевшим, выпить на посошок и расходиться, иначе не ровен час вернутся хозяева. Никто ничего не понял. Отару пришлось разъяснить: эта квартира принадлежала супружеской чете с двумя малолетними детьми. Они пошли поздравлять с днем рождения отца, собирались посидеть у него до полуночи, а потом всей компанией вернуться уже в этот дом и отпраздновать годовщину своей свадьбы. "Я пригласил вас к ним на квартиру. Забирайте, что понравится, - и с миром!" - заключил он. Реакцию гостей легко себе представить. Вряд ли в какой-нибудь семье найдется столько добра, чтобы насытить пятнадцать воров. Большинство из вас решит, что они сгребли все, включая галоши. Ничуть не бывало. Воры взялись за концертный рояль Бекнера, с превеликим трудом спустили его вниз, поставили на тротуар и стали судить-рядить, как быть с этой бандурой дальше. Обсуждение шло под "Лунную сонату", которую наигрывал Отар. Они еще не пришли ни к какому решению, как возле подъезда остановились две легковые и одна крытая машина, вышли чекисты, высадили хозяев квартиры - мужа, жену и детей. У жены в глазах стояли слезы, дети плакали навзрыд, отец их успокаивал. Почуяв опасность, воры исчезли. Чекисты не удивились тому, что на улице стоит рояль. Их насторожили люди, улизнувшие с такой поспешностью и бросившие на произвол судьбы прекрасный инструмент. Супружеской чете было не до рояля. Часа на два раньше чекисты, ворвавшись в квартиру, где они праздновали день рождения отца, устроили обыск, перевернули все вверх дном. Родителей супружеской четы арестовали, обвинив в контрреволюционном заговоре, заодно прихватили парочку гостей, а их с детьми привезли сюда. Объедки на столе и пустующее место рояля, надо полагать, довершили впечатление от разгрома в отцовской квартире и последовавшего за ним финала.
Операция завершилась так же тривиально, как и тысячи других: муж получил "десять лет без права переписки", то есть смертный приговор; жена лагеря; дети - приюты, как правило, раздельно. Одним махом столько квартир освободилось: родителей мужа, родителей жены, двух гостей, самой супружеской четы и - о чудо! - адвоката. Отар, вернувшись с застолья, застал опечатанной свою квартиру, родителей увезли. Итого - шесть квартир!..
Рояль без малого неделю простоял на тротуаре. Нас, ребят со всего околотка, он привлекал к себе необычайным местоположением. Мы собирались возле него поболтать, обсудить, у кого накануне забрали отца. Потом в этой квартире поселился то ли чекист, то ли партийный работник.
Сказать по правде, наши беседы о том, что и как произошло, в основном были шутливыми, но Господу ведомо, сколько печали, тоски и страха гнездилось в каждом из нас. Многим именно эти сборища у рояля открыли глаза на происходя-щее, и, думаю, последующее отношение к строю было обусловлено тем фактом, что новый постоялец поднял с помощью десяти грузчиков рояль в свою квартиру.
То, что произошло в новогоднюю ночь, уже не было для нас неожиданностью, но взволновало, потрясло до глубины души. Нам было по пятнадцать-шестнадцать лет, мы собрались на квартире одного из нас. Дом был новый, пятиэтажный, с пятью подъездами, ярко освещенный. Такой праздник, как же иначе? Мы торжест-венно, с детским восторгом встретили Новый год. Часа в два кто-то из нас выглянул в окно. Стоял, смотрел, потом подозвал нас - смотрите, что творится! Напротив был дом, сродни нашему, в пять этажей, празднично освещенный.
К столу мы больше не возвращались: стояли и смотрели в окна.
Все кончилось, мы молча, без слов разошлись... К подъездам дома напротив в течение всей ночи беспрерывно подъезжали по две машины: легковая и крытая. Из легковой выходили чекисты, заходили в подъезд. Через некоторое время у того же подъезда или соседнего останавливалась вторая пара машин. Потом третья... четвертая! Машины сновали до рассвета.
В квартирах гас свет. Выводили арестованных: мужчин, женщин, стариков, детей!.. Сажали в крытые машины, увозили.
Здание погружалось во тьму. Кое-где еще горели огоньки. Они ждали своей очереди и участи.
Эх, сколько всего было, одному Богу известно..."
Гора снова заснул.
Глава шестая
Гора вышел, по-видимому, к срединному течению реки, не помеченной на карте, - замерзшая поверхность была не такой широкой. Река оказалась рыбной, и Гора запасся впрок.
На дальнем берегу тянулся сосновый лес, редкий, убогий. Такие деревья растут на плотной почве, не пропускающей влагу. Горе подумалось, что из-за крепкой подпочвы и образуются болота в долинах, по которым ему довелось идти. Зато эта местность до того была изрезана-иссечена ложбинами, что вода здесь не застоялась бы - иначе не видать бы света и этим жалким сосенкам.
Шел мелкий снег. Хлопья заснеживали хвою, делая деревья похожими на зловещих птиц, расправивших крылья перед тем, как опуститься на землю.
"Сосенка, вон та... Сколько в ней очарования, она некрасива, но в ней есть что-то манящее. На каждый товар - свой купец... Да, это так, свой. Вон, справа, чуть поодаль, четвертая сосна, это и есть ее купец. Красотой не взял, но домогается сосенку, пытаясь привлечь к себе ее внимание... И привлечет, если хватит воли и лукавства... Болтать болтай, но и дело делай! Люди и животные - все одним миром мазаны. В молодости ты не прилагаешь усилий, чтобы привлечь к себе внимание. Это происходит само собой. Подсознательно? Ты хотел рассказать о юности... Да, я имел в виду юность. В этом возрасте юноша первым делает шаг к знакомству, сближению, а девушка выжидает знаки внимания. Так было раньше, теперь все наоборот. Давай-ка о том, что было до смерти деда Горы...
Нет, те увлечения любовью не назовешь... Почему? Это и есть любовь, самая что ни на есть настоящая, только незрелая, подсознательная... А после деда Горы, до начала войны? Я влюблялся трижды, каждый раз по-разному. От моих влюбленностей только и остались что печаль да угрызения совести. Нет, скорее сожаление о своем поведении... Правильно. Особенно с первой, Тамарой!.. У нас были чистые, платонические отношения. Мы оба были спортсменами, играли в баскетбол. Она была как лань, стройная, изящная. Знаю достоверно, что часть зрителей приходила в зал или на площадку любоваться ее фигурой, живостью, пластикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156