- Тысячи, - поправил Шмидт. - Пока все работает. Думаю, вдвоем с тобой нам удастся справиться с тем, что построили Саша и его друзья. А если Саша вернется, чего я искренне желаю, я сдам ему все дела и отчитаюсь перед ним до последней копейки.
Говорил Шмидт как всегда убежденно, но сейчас, может быть впервые, в его голосе Ольге послышалась какая-то фальшь. Но, как ни странно, это ее не возмутило и не покоробило...
Часть 2
ЧИСТИЛИЩЕ
XVIII
Жизнь Белова постепенно входила в нор­мальное русло. Терапия Феди приносила ре­зультаты. Стакан паленой водки с утра снимал напряжение и позволял примириться с новым существованием. Мешало только сознание, что этот дешевый заменитель счастья не способен решить всех его проблем.
Он продолжал жить у Лены, но их отноше­ния изменились. После той ночи он снова пы­тался сблизиться с нею, но неожиданно для се­бя встретил с ее стороны отпор. Даже не отпор, а форменную истерику. Правда, наутро Лена извинилась, но о близких отношениях теперь и речи не было.
Белов ломал голову - что он сделал не так? И не находил ответа. Возможно, Лена считала, что Белов живет с ней из жалости к ее исковер­канной жизни?
Утратив контакт с Леной, он поневоле сбли­зился с Федей, и теперь проводил с ним все больше времени. Жизнь Феди была проста, как правда. На свалку его привели две привязанно­сти - к выпивке и философии.
Когда-то, после смерти родителей, Феде до­сталась в наследство профессорская квартира в сталинском доме на Пресне. Белов внутренне усмехнулся, узнав, что Федя был сыном профессора филологии. Как не похож он был на Космоса Холмогорова!
Огромная трехкомнатная квартира в центре Москвы была холостому Феде ни к чему. По­этому когда замужняя сестра, имевшая двух детей, попросила Федю обменять квартиру ро­дителей на ее двухкомнатную, он сразу согла­сился. Перебравшись из центра на окраину, Федя не унывал и вскоре женился на студент­ке с собственного факультета. Новобрачная не имела московской прописки и прожила с Фе­дей ровно столько, чтобы брак не выглядел фиктивным при его расторжении.
После развода жена разменяла Федину двухкомнатную квартиру. Себе выменяла од­нокомнатную, ему - комнату в коммуналке. Но Федя и тут не унывал: вскоре его комната стала родным домом для его друзей, приятелей и просто собутыльников. Из университета его отчислили за неуспеваемость и перманентное пьянство. Но все жизненные трудности он встречал со спокойствием Диогена.
Сказать по правде, ближе всего ему было учение Эпикура: Вслед за этим античным философом он полагал, что не общественное должно быть выше личного, как раз наобо­рот. Человек создан для наслаждений, а не для решения каких-то чуждых и навязывае­мых ему окружающими социальных про­блем. Потому следует держаться подальше от государства, и ни в коем случае не участ­вовать в крестовых походах и в любых об­лавах на двуногого прямоходящего зверя. Ни под каким видом, никогда, ни за что! Это удел дураков!
Работать он так и не научился. Поэтому ког­да сосед по квартире предложил ему обменять с доплатой его комнату на домик в Подмоско­вье, он снова согласился.
Позже выяснилось, что от домика остался один фундамент. Да и вместо обещанной сум­мы в десять тысяч долларов Феде пришлось до­вольствоваться двумя тысячами задатка. Но и с такими деньгами он чувствовал себя богаче Ротшильда и Креза. Друзья недолго поднимали за Федю тосты и произносили красивые здра­вицы. В одно прекрасное утро Федя очнулся на лесополосе с разбитой головой и без копейки денег. С трудом доковылял железнодорожной линии, где его и нашел Витек. Так он оказался на свалке...
Конечно, никто из местных не сомневался, что Белов и Сергей - Серый - одно лицо. Но никому из них и в голову не пришло восполь­зоваться этой информацией в личных целях. Не тот контингент подобрался! Через некото­рое время он окончательно стал для них своим.
Он не сразу сделал выбор между своим прежним миром и этим сообществом бродяг и бомжей. Которые, в отличие от него, не состоя­лись ни в одном из качеств, необходимых для успешной жизни в обществе... Зато они были свободны от всего того, что так достало его в той, нормальной жизни. Свободны от обяза­тельств, ответственности и правил хорошего тона. Они, как панки, сказали свое «нет» гиги­ене, красоте, здоровому образу жизни, сообра­жениям выгоды. Всему, что составляет основу современного общества! Вот это «Великое отрицалово», по определению Феди, и затянуло Белова, показалось ему более справедливым и правильным по отношению к его прежнему ми­ру и образу жизни. О них он старался не вспо­минать.
Однако к одной теме он возвращался посто­янно - кто его заказал? Выводы были неуте­шительны - скорее всего, это был кто-то из своих. Думать так ему не хотелось. Всякая борьба надоела и казалась теперь бесцельной, ибо каждая новая победа только умножала число врагов.
«Федя прав, - думал он, - когда утвержда­ет, что в человеческом обществе каждый охот­ник рано или поздно сам становится предме­том охоты». Белов так изменился, вернее, его взгляды так изменились, что он сам перестал себя узнавать. Ему было стыдно за историю с Кавериным, Бакеном, и множество других ис­торий, в которых он вел себя, как животное. Одновременно он понимал, что эта перемена связана с тем, что он выпал из обоймы, из сис­темы, из всех систем, освободился от них. Он «подсел на волю», как и большинство живу­щих на свалке бомжей.
Как-то раз в разговоре с Витысом Саша за­метил, что убивая себе подобных, человек сам теряет право на жизнь. Они как раз в Лениной бытовке за стаканом водки обсуждали вопрос, надо ли мстить обидчикам или отложить это дело до Страшного суда, который не известно еще, состоится ли.
Слушая рассуждения Белова, Витек разо­злился и вышел из себя.
- Ты не гони! - возмутился он. - Разве ты не хочешь узнать, кто в тебя стрелял? И мочка-нуть в свое удовольствие? Не поверю!
Белов многозначительно поднял указатель­ный палец и убежденно сказал.
- Не хочу. Я бы ему за это еще и стакан на­лил. Понимаешь, я в тот момент оказался в полном тупике. Хоть сам стреляйся. А тут доб­рый человек нашелся. Шмальнул и к вам сюда привез. Я теперь своей жизнью живу, для себя, и назад возвращаться не собираюсь.
Витек, сидевший на койке Белова, встрепе­нулся и чуть было не выплеснул водку на себя.
- Так ты непротивленец, как граф Толстой, стал? Подставляешь щеку под второй удар? А если тебя не по щеке ударили, а ногу отруби­ли, что же, вторую подставлять прикажешь?
Белов в ответ заметил, что если любую мысль доводить до крайности, ничего из этого, кроме идиотизма, не выйдет. А прощать надо, это вроде психотерапии, снимает груз с души.
- Знаешь, Серый, - сказал Витек со скеп­тической улыбкой, - о прощении мне притчу рассказывал отец Дмитрий, священник, с ко­торым я в зиндане чеченском три месяца си­дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66