Квестарю хотелось узнать, какая же из придворных дам приходила в спальню и развлекалась с ним. Тут были пожилые дамы, были и молодые, только что оперившиеся, красивые и кокетливые девушки. Поскольку ошибка была совершена и квестарь героически перенес это попущение божие для спасения пани Фирлеевой, ему было бы приятно, если бы той, которая так полюбила Ясько, оказалась одна из этих молоденьких девушек, но, к своему неудовольствию, он заметил туман и мечтательность, которые дают минуты наслаждения, в глазах дамы довольно почтенного возраста. Он засопел от отвращения, почесал лысину и решил преподать ей на старость урок добропорядочной жизни. Приблизившись, он нахмурил брови и долго всматривался в нее. Женщина смутилась и, бессильно опустив руки, дрожала всем телом.
– Здесь царит разврат, – начал брат Макарий. – Под боком у благочестивой пани Фирлеевой творятся дела, стыд и позор за которые ложатся на благородных дам.
На совести у почтенной дамы, очевидно, были и другие, менее благовидные делишки, потому что при этих словах квестаря она успокоилась и смерила его надменным взглядом.
– А ты сам, отец, без греха?
Брат Макарий был огорошен таким ответом. Он неуверенно крякнул и опять почесал лысину.
– Что же, и я не свят.
– Даже святые грешили по семь раз на день.
– Это верно.
Дама повернулась к остальным и с насмешкой в голосе сказала:
– Знавала я одного такого, не хуже тебя мораль читал, а сам не сумел побороть греха. Мне рассказывала одна дама, какое с ней приключилось событие. Шла она на тайное свидание к своему милому в одно надежное и укромное местечко. Ночь была темна, хоть глаз выколи. Она сразу догадалась, что в этом местечке спрятался кто-то другой и выдает себя за ее любовника. А вырвалась она на свидание с большим трудом и, не желая возвращаться ни с чем, воспользовалась услугами этого обманщика. Правда, эти услуги были не такими приятными и любезными, как те, какие ей оказывал любовник, но они не были и неприятными. Затем она ушла, довольная разыгранной шуткой, потому что смельчак-то тот был уверен, что дама так и не узнала, с кем провела время. А она после лишь посмеивалась, слушая, как этот мужлан громил порок и искал виновную. Дама показала мне его, и поэтому я его знаю. Это старый, малосообразительный и неотесанный мужик.
– Ну, нет! – воскликнул брат Макарий. – Наверное, он не был несообразительным, раз нашел для себя такое укромное местечко. А как же он мог быть неотесанным, если ни словом не прервал этой шутки.
– Может быть, и не был, но казался по внешнему виду.
– Если бы пани видела изображения некоторых философов, она сказала бы, что по внешнему виду нельзя судить ни об их уме, ни о ловкости.
– Расскажи еще что-нибудь, расскажи, – стали просить свою подругу дамы, – разгони тоску сегодняшнего вечера.
– Это скорее может сделать гость, – ответила старая греховодница с плутовским видом, – он ведь стал ругать наши нравы. Может быть, он закончит то, что начал.
– Отец наш, мы ждем, – стали упрашивать дамы, располагаясь за столом.
Квестарь подвинул, к себе жбан и перевернул его вверх дном. Оттуда не упала ни одна капля. Он взял другой – тот же результат. Все было пусто. Огорченный квестарь махнул рукой.
– Вы хотите, чтобы я вам что-нибудь рассказал, ждете удовольствий, забыв о том, что случилось здесь недавно. Да, да, дорогие мои. Это неудивительно, ведь в писании говорится: «И нашелся в городе муж убогий, но мудрый, и спас город мудростью своей, и никто не вспомнил потом этого убогого человека». Так и теперь. Разве не я избавил вас от иезуитов? И разве не вы забыли обо мне? – И он показал на пустые жбаны. – Так не годится выполнять библейские заповеди, написанные людям в назидание и для исправления нравов.
– Я не сомневаюсь, – заметила пожилая дама, – что ты, отец мой, вознаградишь себя за пустые жбаны завтра, когда будешь любоваться архитектурой винных погребов. Надо было пораньше прекратить развлечения отцов-иезуитов, тогда бы уцелело все вино до капли.
Квестарь приподнял край своей голубой ризы.
– Я бы поступил именно так, как ты, уважаемая пани, говоришь, но пришлось немного задержаться в поисках зеркала: надо было взглянуть, хорошо ли сидит на мне одеяние святого Петра и не подведет ли оно меня из-за какого-нибудь недосмотра.
– Если бы привратник небесный был похож на тебя, меня первую охватило бы сомнение, действительно ли на небе все приобретают вечную красоту, как этому учат божественные книги, – засмеялась пожилая дама. – Однако же и ты, пани, упала на колени.
– Падают и перед уродством.
– Это верно; меня колени так и тянут к земле.
– Никак не могу этому поверить. Ты, отец мой, недавно вел себя совсем неплохо.
– Признаюсь, я слаб глазами.
– Зато обладаешь ловкостью и проворством рук.
– Эй, милая пани, не дразни собаку, а то укусит.
– Собаки кусают, лишь когда голодны.
– Я тридцать лет несу монастырскую службу.
– Значит, ты сыт и опытен в достаточной степени.
Дамы засмеялись, всем стало весело. Брат Макарий почувствовал, что его охватывает блаженное состояние, и он собрался продолжить беседу, но в зал вошел управитель, гремя доспехами. Дамы умолкли. Управитель почтительно обратился к квестарю.
– Иезуиты уже собрали свои вещи и выехали в Краков. Ох, и злы же они на тебя: ругали на чем свет стоит, грозили вечными муками в аду.
Квестарь пренебрежительно махнул рукой и, поудобнее расположился в кресле, вытянул ноги.
– Я не собираюсь в ад, потому что очень люблю жизнь, и господь бог знает, что делает, оставляя меня в этой юдоли печали. Кто любит жизнь – тот достойный сын земли, а кто умеет взять от жизни самое лучшее, что она может дать, – достоин пережить всех отшельников и пустынников, которые хотят заполучить милость божью более легким путем. Ведь гораздо труднее жить полной жизнью, чем в уединении избегать соблазнов мира сего. Разве богу приятно, что человек не борется с превратностями судьбы, а отгораживается от мира, бубнит молитвы да вздыхает по делу и без дела?
Управитель расхохотался, покрутил ус и в восторге хлопнул себя по колену.
– Вот и я так считаю!
– Значит, ты, благородный пан, умен.
Придворные дамы прыснули со смеху, но под суровым взглядом управителя смолкли и потупились.
– А скажи, отец мой, – обратился управитель к брату Макарию, еще раз бросив взгляд на дам, – не противно ли это догматам?
Квестарь, сложив на животе руки и оглядев всех из-под опущенных век, ответил:
– Просвещенный ум отвергает все то, что противно разуму. Поэтому я никогда не занимался догматами, в которые нам предлагают верить, их так много, что нет такого мудреца, который смог бы все запомнить и прочитать единым духом.
– А вот отец Игнатий знал наизусть все до единого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71