– Рвут тело славно, – ответил палач и поднес железный обруч, предназначенный для сжимания головы. – Полюбуйся и на это.
– Ладная штука, – оценил брат Макарий, – видно, хороший мастер его отковал.
Палач показал квестарю еще и железный еж и цепи. Брат Макарий внимательно осмотрел эти орудия и похвалил мастеров, изготовивших их.
Обвинитель прервал демонстрацию. Он приблизился к квестарю и во имя всего святого на небе и на земле потребовал, чтобы тот признал свою вину, угрожая в противном случае приступить к законной процедуре.
– Никак не получается, – оправдывался брат Макарий, – видно, такой уж я грешник.
– Тогда ты подвергнешься таким пыткам, что небо с овчинку тебе покажется.
– А мне кажется, что и из этого ничего не выйдет.
Обвинитель подошел к судьям и долго с ними совещался. Они о чем-то спорили – было видно, как размахивали они руками и били себя в грудь. Палач ожидал распоряжений. Убедив судей, обвинитель кивнул головой. Мастер пыток взял в руки клещи, подручные сорвали с квестаря рясу, сняли холщовую рубаху, и брат Макарий предстал перед судом в чем мать родила, не прикрыв даже своего естества, так как руки у него были связаны. Залившись краской от стыда, он закричал судьям:
– Что же это вы еще одно орудие бесстыдно выставляете напоказ зевакам?
Мужики оттеснили женщин, а сами столпились в дверях сарая. Палач ухватил квестаря клещами за бок и сжал изо всех сил рукоятки. Брат Макарий скорчился от боли, но молчал. Потом палач прихватил его руку щипцами. Брата Макария прошиб пот, но рта он не раскрыл.
Палач несколько ослабил клещи и щипцы, брат Макарий тяжело вздохнул.
– Ну как, хватит? – заглядывая ему в глаза, спросил палач, пытаясь увидеть в них страх перед новыми пытками.
– Пусть мои страдания зачтутся отцу Розмарину, настоятелю монастыря кармелитов, мне легче на душе будет, – ответил брат Макарий.
– Продолжай, – приказал обвинитель.
Квестаря подвели под крюк и прикрепили его связанные за спиной руки к свисающим цепям. Отец Ипполит приблизился к нему медленной походкой, вперевалку, словно шел в какой-нибудь процессии.
– Послушай, ты, бродяга, я призываю тебя покориться. Скажи только слово, отрекись от своих дьявольских поступков и примири душу с небом. Адские муки, куда более страшные, ждут тебя в геенне огненной. Опомнись, червь, перед величием смерти. Oremus. Заклинаю тебя, заблудшего, но отмеченного святым крестом, заклинаю богом живым, истинным, искупившим тебя своей кровью: да отступят от тебя сатанинский умысел, коварная злоба дьяволов и всякая нечистая сила перед именем того, кто грядет судить живых и мертвых и очистит мир огнем. Аминь.
– Аминь! – повторили хором судьи, обвинитель, палач, а за ними и зеваки, толпившиеся у сарая.
– Покорись! – закричал кармелит, воздевая руки к небу. – Покорись, а то будешь проклят!
В это время палач, не обнаружив раскаяния на лице преступника, привязал к его ногам камень, чтобы увеличить вес тела, которое он собирался подтянуть под потолок.
– Отец! – обратился квестарь к монаху, когда палач закончил последние приготовления и ждал позволения приступить к делу.
Кармелит, еще не опустив воздетых кверху рук, нерешительно остановил палача.
– Что тебе?
– Я не вполне расслышал твои слова и поэтому боюсь, что они не причинят дьяволам вреда.
Отец Ипполит посмотрел испытующе, не веря просительному тону квестаря, но, желая показать, что хочет применить все средства для изгнания из грешника бесов, сидящих в нем, закрыв глаза и молитвенно сложив руки, произнес:
– Oremus! Заклинаю тебя, Макария…
– Еще поближе, а то мне что-то уши заложило и я ничего не слышу.
– Смотри-ка, ему черти мешают! – пролетело по толпе.
Отец Ипполит отважился сделать два шага вперед и подошел вплотную к квестарю.
– Oremus! Заклинаю тебя, Макария, заблудшего, но отмеченного святым крестом…
Брат Макарий наклонил голову и тихонько прошептал так, чтобы его мог услышать только монах:
– Я знаю местечко, где зарыты сокровища, – и тут же поднял голову, сделав вид, будто он внимательно слушает.
– …заклинаю богом живым, истинным… – отец Ипполит перешел на шепот, делая вид, что читает молитву: – Скажи, окаянный, где они, и я избавлю тебя от пыток, слышишь? – Голос его затем снова набрал полную силу. – …да отступят от тебя всякий сатанинский умысел…
– Под дубом на перепутье, – прошептал брат Макарий.
– …коварная злоба дьяволов и всякая нечистая сила… Говори, где этот дуб?
Квестарь наклонился и сказал прямо в ухо монаху:
– В деревне Черна.
Отец Ипполит закончил заклинания. Под конец он громко вскрикнул, опустился на колени и стал неразборчиво бормотать что-то себе под нос. Дрожащие от страха судьи отступили подальше от осужденного.
Войт разрешил палачу приступить к пытке. Подручные схватились за цепи и потянули их. Зубчатый вал под потолком заскрежетал, цепь навилась на его зубцы в несколько рядов. Затрещали суставы и кости, брат Макарий застонал от боли. Услышав этот стон, монах опомнился.
– Опустите! – закричал он палачам, которые собирались подтянуть брата Макария еще выше.
Те ослабили цепь, и вал быстро начал раскручиваться. Квестарь, к ногам которого были привязаны камни, упал на пол.
Монах о чем-то переговаривался с обвинителем и судьями. Он, вероятно, сумел убедить их: все вышли из сарая, приказав палачу приостановить пытку. Тут же отец Ипполит вскочил на коня, которого подвел к крыльцу один из крестьян, и куда-то помчался.
Квестарю было приятно лежать. Палачи развязали ему руки и ноги, и теперь он мог потянуться. Все ждали, что будет дальше. А войт и судьи, прекратив дальнейшее разбирательство дела, приказали палачу отправить преступника обратно в хлев и запереть его там. Брата Макария привели опять туда, где он сидел.
Ведьма в бочке встретила его ругательствами.
– Замолчи, бестолковая, – пытался урезонить ее квестарь. – Дело-то еще не кончено.
– Все вы одинаковы, – прохрипела женщина. – Суд тебя милует потому, что ты служил попам. Ты – дьявольское отродье, хуже всех чертей! Подохни ты! Пропади ты пропадом!
Квестарь наставительно ответил:
– В книге Иова написано о том, как Елифаз говорил Иову: «Нечестие твое настроило так уста твои, и ты избрал язык лукавых». Вот и я тоже говорю тебе, глупая ты женщина. Ведь ты невинна, а мелешь языком всякую скверну, словно в тебе дьявол сидит.
– Сидит, целая куча дьяволов сидит, и в животе, и в груди, и в чреслах моих, знай вонючий поп!
– Да отвернись ты от меня, ведь я голый не по своей вине. А у меня есть все, что должно быть, – как бы я тебя не склонил к греху.
– Были у меня и получше на Лысой горе.
– Дура ты!
– Нет, не дура, – они потомство со мной плодили.
– Помолчи, глупая, а не то я тебе всыплю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71