де Водрейль стоял во главе партии креолов и никогда не упускал случая, когда к тому представлялась возможность, притеснять французов. Впрочем, человек честный, но мало развитой, он совершенно подпал под власть интенданта Биго, который делал с ним все, что хотел, не встречая никогда сопротивления.
— А! Какой попутный ветер занес вас, г-н губернатор, в наши края, — обратился к нему Биго, придвигая кресло. — Дело, должно быть, очень важное?
— Действительно так, г-н интендант, — отвечал губернатор, садясь.
— Вы получили известия, г-н губернатор.
— Из армии, г-н интендант.
— И эти известия хороши, конечно. Монкальм не из тех людей, который для первого своего дебюта позволил бы разбить себя англичанам. Мне хочется скорее услышать эти известия, в особенности, если они утешительны.
— Судите о них. Вот в чем дело. Рига де Водрейль, мой брат, которого вы знаете…
— Он, кажется, подполковник канадских милиционеров?
— Он должен был быть полковником, его обошли, но оставим это.
— Он храбрый солдат и храбрый офицер, весьма чтимый в армии.
— Действительно. Итак, Риго де Водрейль прибыл в Квебек курьером от главнокомандующего.
— Так это официально?
— Вполне.
— Англичане разбиты?
— Наголову.
— Я знал хорошо, — произнес интендант, делая гримасу, — я знал хорошо, что Монкальм выйдет победителем.
— Блистательная победа. Наш главнокомандующий, располагая небольшим количеством людей, взял, почти в присутствии графа Лондона, командовавшего внушительными силами, взял, повторяю, укрепления Шуежена; овладел фортами Онтарио, Освего и Св. Георгия; взял в плен тысячу шестьсот человек, пять военных пароходов, не знаю сколько пушек. Короче сказать, наша победа стоит английскому правительству более пятнадцати миллионов. В руки генерала перешло также громадное количество съестных и боевых припасов и т.д., и т.п. Армия в восторге, энтузиазм не знает границ.
— И есть из-за чего! — сказал Биго. — Это блистательная удача, и ею мы отомстили за поражение несчастного барона Диеско.
— О, вполне! Что, вы думаете, мне нужно делать в этих обстоятельствах?
— Ваша обязанность вполне намечена, господин губернатор, — распространить повсюду это известие; отслужить благодарственный молебен в соборе; раздать милостыню хлебом и деньгами бедным; иллюминировать город, а когда генерал с армией возвратится, дать большой обед и потом бал.
— Да, все будет так. Меня стесняет одно только.
— Что же именно?
— Раздача милостыни бедным.
— Неужели я более не друг вам, что вас тревожит такое пустое обстоятельство?
— О, г-н Биго, как вы любезны.
— Такие пустяки!..
— Может быть, но эти пустяки меня весьма затрудняли.
— Теперь вы успокоились?
— О, совершенно.
— Раньше двух часов все, в чем вы нуждаетесь, будет доставлено к вам на дом.
— Благодарю тысячу раз.
— Не стоит благодарности. Главнокомандующий назначил в точности день своего возвращения?
— Нет; он говорит только в депеше: «Я возвращусь с армией через несколько дней». Но, конечно, он меня уведомит.
— Вероятно.
— Теперь позвольте, г-н интендант, проститься; у меня много дела, надо все приготовить для празднования нашей победы. Конечно, мы ее отпразднуем завтра, сегодня уже очень поздно.
— Я того же мнения.
— Итак, до свидания.
— До свидания, г-н губернатор. — И Биго проводил его до дверей, которые тотчас же затворились.
Когда Биго возвратился, то он увидел графа сидящим на стуле, который был занят губернатором.
— Что за несносный этот Водрейль, — проговорил граф.
— Да, но известия официальны.
— К несчастью. Делать нечего, приходится притворяться.
— Я так и делаю, как мне кажется.
— Вы были удивительно хороши все время вашегосвидания.
— Вы, значит, одобряете?
— Другого ничего не оставалось делать; не следует, чтобы враги торжествовали вашу неудачу, делайте вид, что вы в восторге, и они придут в бешенство.
— Я не доставлю им возможности радоваться, показав свою досаду.
— Это было бы безумством, и одного этого обстоятельства было бы достаточно, чтобы погубить вас; напротив, надо стараться высказывать как можно живее радость, которой вы не разделяете.
— Положитесь на меня.
— Я их проведу. Но вы? Что вы думаете делать?
— Не знаю. Вы были для меня последней соломинкой, за которую я ухватился; надеюсь отыскать негодяя, так обманувшего меня. Вы выскользнули у меня из рук, и теперь я не знаю, что делать.
— У вас нет никаких нитей?
— Ровно никаких.
— Вот в каком я положении! Не забудьте, что этот негодяй меня знает, а я его не знаю; что у него в руках мои самые драгоценные бумаги.
— Какого же черта вы носили с собой подобные бумаги?
— Очень просто, чтобы их у меня не похитили.
— Вы удивительно успели в этом!
— Нельзя было предвидеть случая, жертвою которого я сделался.
— Гм! Я не стану нападать на вас в беде. Есть ли у вас деньги?
— Вы мне их предлагаете?
— Если вы нуждаетесь, да.
— Благодарю вас за такое сердечное предложение, но мне ничего не нужно, при мне есть сумма, которую я, конечно, не издержу. Мне нужно то, чего именно у вас и нет.
— Быть может, и есть?
— Что вы хотите этим сказать?
— Выслушайте меня; средство, которое я вам предлагаю, может быть, иневажно, но в общем, и оно лучше, чем ничего.
— Говорите же!
— В нескольких шагах отсюда есть человек, о котором никто не знает, кто он есть в действительности. Только своего искреннейшего друга я могу свести с ним для переговоров.
— Благодарю вас за помощь, я не окажусь неблагодарным; впрочем, вы сами знаете, что вы можете вполне рассчитывать на меня вВерсале.
— Я знаю, вы уже доказали это мне не один раз.
— Не будем обращаться к этим мелочам, мой друг.
— Хорошо. Человек, о котором я вам говорю, был одним из лучших агентов сыскной полиции. Я не знаю, по какому случаю Сартин, начальник полиции, так любивший этого человека и имевший к нему полное доверие, внезапно уволил его и препроводил в Канаду с приказанием губернатору сбыть его с рук тотчас по прибытии.
— Гм! Вероятно, опасались раскрытия какого-нибудь скандалезного дела.
— Должно быть; губернатор, с которым, как вам известно, я делаю все, что хочу, и который не имеет от меня тайн, показал мне приказание и просил совета, как ему поступить. Я посоветовал ему отвечать, что приказание выполнено, и сказал ему, что беру на себя справиться с этим человеком; он был мне благодарен, так как роль палача не нравится ему.
— Понимаю.
— Ни губернатор, ни кто другой не видел этого человека. Во все время его переезда он был заперт в глубине трюма. Его высадили только ночью и по прибытии в тюрьму посадили в секретное отделение. Я был у этого человека и вел с ним долгую беседу. Короче говоря, я спас ему жизнь, и он готов пойти за меня в огонь и в воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— А! Какой попутный ветер занес вас, г-н губернатор, в наши края, — обратился к нему Биго, придвигая кресло. — Дело, должно быть, очень важное?
— Действительно так, г-н интендант, — отвечал губернатор, садясь.
— Вы получили известия, г-н губернатор.
— Из армии, г-н интендант.
— И эти известия хороши, конечно. Монкальм не из тех людей, который для первого своего дебюта позволил бы разбить себя англичанам. Мне хочется скорее услышать эти известия, в особенности, если они утешительны.
— Судите о них. Вот в чем дело. Рига де Водрейль, мой брат, которого вы знаете…
— Он, кажется, подполковник канадских милиционеров?
— Он должен был быть полковником, его обошли, но оставим это.
— Он храбрый солдат и храбрый офицер, весьма чтимый в армии.
— Действительно. Итак, Риго де Водрейль прибыл в Квебек курьером от главнокомандующего.
— Так это официально?
— Вполне.
— Англичане разбиты?
— Наголову.
— Я знал хорошо, — произнес интендант, делая гримасу, — я знал хорошо, что Монкальм выйдет победителем.
— Блистательная победа. Наш главнокомандующий, располагая небольшим количеством людей, взял, почти в присутствии графа Лондона, командовавшего внушительными силами, взял, повторяю, укрепления Шуежена; овладел фортами Онтарио, Освего и Св. Георгия; взял в плен тысячу шестьсот человек, пять военных пароходов, не знаю сколько пушек. Короче сказать, наша победа стоит английскому правительству более пятнадцати миллионов. В руки генерала перешло также громадное количество съестных и боевых припасов и т.д., и т.п. Армия в восторге, энтузиазм не знает границ.
— И есть из-за чего! — сказал Биго. — Это блистательная удача, и ею мы отомстили за поражение несчастного барона Диеско.
— О, вполне! Что, вы думаете, мне нужно делать в этих обстоятельствах?
— Ваша обязанность вполне намечена, господин губернатор, — распространить повсюду это известие; отслужить благодарственный молебен в соборе; раздать милостыню хлебом и деньгами бедным; иллюминировать город, а когда генерал с армией возвратится, дать большой обед и потом бал.
— Да, все будет так. Меня стесняет одно только.
— Что же именно?
— Раздача милостыни бедным.
— Неужели я более не друг вам, что вас тревожит такое пустое обстоятельство?
— О, г-н Биго, как вы любезны.
— Такие пустяки!..
— Может быть, но эти пустяки меня весьма затрудняли.
— Теперь вы успокоились?
— О, совершенно.
— Раньше двух часов все, в чем вы нуждаетесь, будет доставлено к вам на дом.
— Благодарю тысячу раз.
— Не стоит благодарности. Главнокомандующий назначил в точности день своего возвращения?
— Нет; он говорит только в депеше: «Я возвращусь с армией через несколько дней». Но, конечно, он меня уведомит.
— Вероятно.
— Теперь позвольте, г-н интендант, проститься; у меня много дела, надо все приготовить для празднования нашей победы. Конечно, мы ее отпразднуем завтра, сегодня уже очень поздно.
— Я того же мнения.
— Итак, до свидания.
— До свидания, г-н губернатор. — И Биго проводил его до дверей, которые тотчас же затворились.
Когда Биго возвратился, то он увидел графа сидящим на стуле, который был занят губернатором.
— Что за несносный этот Водрейль, — проговорил граф.
— Да, но известия официальны.
— К несчастью. Делать нечего, приходится притворяться.
— Я так и делаю, как мне кажется.
— Вы были удивительно хороши все время вашегосвидания.
— Вы, значит, одобряете?
— Другого ничего не оставалось делать; не следует, чтобы враги торжествовали вашу неудачу, делайте вид, что вы в восторге, и они придут в бешенство.
— Я не доставлю им возможности радоваться, показав свою досаду.
— Это было бы безумством, и одного этого обстоятельства было бы достаточно, чтобы погубить вас; напротив, надо стараться высказывать как можно живее радость, которой вы не разделяете.
— Положитесь на меня.
— Я их проведу. Но вы? Что вы думаете делать?
— Не знаю. Вы были для меня последней соломинкой, за которую я ухватился; надеюсь отыскать негодяя, так обманувшего меня. Вы выскользнули у меня из рук, и теперь я не знаю, что делать.
— У вас нет никаких нитей?
— Ровно никаких.
— Вот в каком я положении! Не забудьте, что этот негодяй меня знает, а я его не знаю; что у него в руках мои самые драгоценные бумаги.
— Какого же черта вы носили с собой подобные бумаги?
— Очень просто, чтобы их у меня не похитили.
— Вы удивительно успели в этом!
— Нельзя было предвидеть случая, жертвою которого я сделался.
— Гм! Я не стану нападать на вас в беде. Есть ли у вас деньги?
— Вы мне их предлагаете?
— Если вы нуждаетесь, да.
— Благодарю вас за такое сердечное предложение, но мне ничего не нужно, при мне есть сумма, которую я, конечно, не издержу. Мне нужно то, чего именно у вас и нет.
— Быть может, и есть?
— Что вы хотите этим сказать?
— Выслушайте меня; средство, которое я вам предлагаю, может быть, иневажно, но в общем, и оно лучше, чем ничего.
— Говорите же!
— В нескольких шагах отсюда есть человек, о котором никто не знает, кто он есть в действительности. Только своего искреннейшего друга я могу свести с ним для переговоров.
— Благодарю вас за помощь, я не окажусь неблагодарным; впрочем, вы сами знаете, что вы можете вполне рассчитывать на меня вВерсале.
— Я знаю, вы уже доказали это мне не один раз.
— Не будем обращаться к этим мелочам, мой друг.
— Хорошо. Человек, о котором я вам говорю, был одним из лучших агентов сыскной полиции. Я не знаю, по какому случаю Сартин, начальник полиции, так любивший этого человека и имевший к нему полное доверие, внезапно уволил его и препроводил в Канаду с приказанием губернатору сбыть его с рук тотчас по прибытии.
— Гм! Вероятно, опасались раскрытия какого-нибудь скандалезного дела.
— Должно быть; губернатор, с которым, как вам известно, я делаю все, что хочу, и который не имеет от меня тайн, показал мне приказание и просил совета, как ему поступить. Я посоветовал ему отвечать, что приказание выполнено, и сказал ему, что беру на себя справиться с этим человеком; он был мне благодарен, так как роль палача не нравится ему.
— Понимаю.
— Ни губернатор, ни кто другой не видел этого человека. Во все время его переезда он был заперт в глубине трюма. Его высадили только ночью и по прибытии в тюрьму посадили в секретное отделение. Я был у этого человека и вел с ним долгую беседу. Короче говоря, я спас ему жизнь, и он готов пойти за меня в огонь и в воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115