Сочтя невозможным сражаться одновременно против того и другого врага, скифы стали искать способ избежать грозящей им опасности. Они отправляют с посольством {206} сто пятьдесят человек, которые должны были предложить Алексею мир, вместе с тем в своей речи пригрозить ему и, если самодержцу будет угодно согласиться на их просьбы, пообещать по первому требованию явиться к нему на помощь с тридцатью тысячами всадников. Однако самодержец разгадал обман скифов. Он понял, что делают они это предложение лишь с целью избежать нависшей угрозы и, как только окажутся в безопасности, сразу же разожгут из искры ненависти большой пожар. Поэтому император не принял предложения скифов.
Во время беседы с послами к самодержцу подошел один из писцов – некий Николай – и на ухо шепнул ему: «Сегодня, император, жди солнечного затмения». Император сомневался, но Николай клятвенно заверил, что не лжет. Тогда самодержец со своей обычной сообразительностью обратился к скифам со словами: «Пусть бог нам будет судьей; если сегодня на небе появится какое-нибудь знаменье, да будет оно для вас знаком, что я по справедливости отвергаю ваше весьма подозрительное предложение; значит, ваши фалангархи просят о мире без серьезных намерений. Если же знамения не будет, то это послужит доказательством ошибочности моей догадки». Не прошло и двух часов, как солнечный свет затмился и весь диск, закрытый луной, стал невидим. Скифы были поражены; самодержец передал их Льву Никериту (это евнух, с детства воспитанный среди воинов, человек весьма уважаемый) с приказом под усиленной охраной доставить их в царственный город. Никерит с большой охотой отправился в Константинополь.
Но варвары только и мечтали об освобождении: по прибытии в Малую Никею убили ночью стражей, которые небрежно стерегли их, и извилистыми тропами вернулись к тем, кто их отправил с посольством. Никерит, которому еще с тремя воинами едва удалось спастись, прибыл к самодержцу в Голою.
3. Когда император узнал о случившемся, он стал опасаться, как бы эти послы не подняли всю скифскую армию и не напали на него. Он не нуждался, как некогда Атрид Агамемнон, в сне, который побудил бы его к битве, – напротив, Алексей сам горячо стремился к сражению и, пройдя с отрядами через Сидиру, разбил лагерь у Вичины (это – река, стекающая с соседних гор). В тот день многие воины, отправившись для добычи провианта, отошли на большое расстояние от лагеря и были убиты или взяты в плен. Утром самодержец быстро прибывает в Плиску, а оттуда поднимается на холм, {207} называемый «Симеоновым» (местные жители зовут его также «Скифским булевтерием»). И вновь воины, которые в поисках провианта удалились на большое расстояние от лагеря, попали в беду.
На следующий день император подошел к реке, протекающей вблизи Дристры, примерно в двадцати четырех стадиях от нее, сложил снаряжение и расположился лагерем. Но скифы неожиданно напали с другой стороны на императорский стан, убили большое число легковооруженных воинов и захватили в плен многих мужественно сражавшихся манихеев. Во время нападения в войске поднялась большая паника, и беспорядочно бегущие всадники обрушили императорскую палатку. Недоброжелателям самодержца это показалось дурным предзнаменованием. Однако император силами одного из отрядов своего войска отогнал подальше от палатки напавших на него варваров, дабы они вторично не подняли паники в его лагере, затем тотчас же сел на коня, успокоил волнение и в полном порядке выступил с войском по дороге на Дристру (это самый знаменитый среди приистрийских городов), чтобы атаковать город с помощью гелепол.
Принявшись за дело, император окружил город, разрушил с одной стороны стену и со всем войском вступил в Дристру. Два акрополя упомянутого города находились в руках родственников Татуша, сам же он еще раньше покинул Дристру, чтобы заручиться поддержкой куманов и вместе с ними вернуться на помощь скифам. Уходя, он сказал на прощанье своим людям: «Мне точно известно, что император намеревается осадить крепость. Когда он появится на равнине, займите до него самый высокий и удобный холм и разбейте там лагерь. Тогда самодержец не сможет спокойно осаждать крепость: он будет беспокоиться за свой тыл и бояться вас. А вы непрерывно, ежедневно и еженощно высылайте против него воинов».
Самодержец сообразил, что ему нужно делать, оставил осаду акрополей, отошел оттуда, расположился лагерем у речки, протекающей вблизи Истра, и стал раздумывать, следует ли ему напасть на скифов. Палеолог и Григорий Маврокатакалон стояли за то, чтобы отложить битву с печенегами, и советовали силой овладеть Большой Преславой. «Скифы, – говорили они, – увидят, что мы при оружии и движемся в таком порядке, и не отважатся вступить с нами в битву. Если же всадники осмелятся на бой без повозок, то, как вы хорошо знаете, они потерпят поражение и у нас на будущее будет прекрасно защищенное укрепление – Большая Преслава». {208}
Преслава – это знаменитый город, расположенный на Истре; некогда он носил не такое варварское имя, а назывался по-эллински Мегалополем и был таковым не только по названию. Но с тех пор как болгарский царь Мокр, его потомки и, наконец, последний представитель болгарской династии (как у иудеев Седекия) Самуил стали совершать набеги на западные земли, этот город приобрел двойное имя: к сохранившемуся греческому названию «большой» добавилось славянское слово, и он стал повсюду называться «Большая Преслава». «Из такого убежища, – говорили сторонники Маврокатакалона, – мы ежедневно будем обстреливать скифов из луков, будем непрерывно наносить им ущерб и не позволим врагам выходить из лагеря ни за провизией, ни за другими необходимыми припасами».
В то время как произносились такие речи, сыновья Диогена Никифор и Лев (они были молоды и еще не испытали горечи поражения) сошли с коней, разнуздали их, прогнали ударами в просо и сказали: «Ничего не опасайся, император, мы сами обнажим акинаки и растерзаем скифов». Император, человек отважный, предпочитавший всегда первым вступить в бой, не принял во внимание доводов тех, кто пытался отговорить его. Поручив Георгию Куцомиту позаботиться об императорской палатке и обо всем снаряжении, он отправил его в Ветрин, а войску приказал не зажигать в тот вечер светильников и вообще никаких огней, держать коней оседланными и бодрствовать до восхода солнца. Наутро Алексей выступил из лагеря, разделив войско, построил боевым строем фаланги, объехал и осмотрел армию. Затем он занял место в центре строя, где находились близкие ему по крови и свойству: брат Алексея Адриан, командовавший тогда латинянами, и другие благородные мужи. Левым флангом командовал кесарь Никифор Мелиссин – муж сестры Алексея;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Во время беседы с послами к самодержцу подошел один из писцов – некий Николай – и на ухо шепнул ему: «Сегодня, император, жди солнечного затмения». Император сомневался, но Николай клятвенно заверил, что не лжет. Тогда самодержец со своей обычной сообразительностью обратился к скифам со словами: «Пусть бог нам будет судьей; если сегодня на небе появится какое-нибудь знаменье, да будет оно для вас знаком, что я по справедливости отвергаю ваше весьма подозрительное предложение; значит, ваши фалангархи просят о мире без серьезных намерений. Если же знамения не будет, то это послужит доказательством ошибочности моей догадки». Не прошло и двух часов, как солнечный свет затмился и весь диск, закрытый луной, стал невидим. Скифы были поражены; самодержец передал их Льву Никериту (это евнух, с детства воспитанный среди воинов, человек весьма уважаемый) с приказом под усиленной охраной доставить их в царственный город. Никерит с большой охотой отправился в Константинополь.
Но варвары только и мечтали об освобождении: по прибытии в Малую Никею убили ночью стражей, которые небрежно стерегли их, и извилистыми тропами вернулись к тем, кто их отправил с посольством. Никерит, которому еще с тремя воинами едва удалось спастись, прибыл к самодержцу в Голою.
3. Когда император узнал о случившемся, он стал опасаться, как бы эти послы не подняли всю скифскую армию и не напали на него. Он не нуждался, как некогда Атрид Агамемнон, в сне, который побудил бы его к битве, – напротив, Алексей сам горячо стремился к сражению и, пройдя с отрядами через Сидиру, разбил лагерь у Вичины (это – река, стекающая с соседних гор). В тот день многие воины, отправившись для добычи провианта, отошли на большое расстояние от лагеря и были убиты или взяты в плен. Утром самодержец быстро прибывает в Плиску, а оттуда поднимается на холм, {207} называемый «Симеоновым» (местные жители зовут его также «Скифским булевтерием»). И вновь воины, которые в поисках провианта удалились на большое расстояние от лагеря, попали в беду.
На следующий день император подошел к реке, протекающей вблизи Дристры, примерно в двадцати четырех стадиях от нее, сложил снаряжение и расположился лагерем. Но скифы неожиданно напали с другой стороны на императорский стан, убили большое число легковооруженных воинов и захватили в плен многих мужественно сражавшихся манихеев. Во время нападения в войске поднялась большая паника, и беспорядочно бегущие всадники обрушили императорскую палатку. Недоброжелателям самодержца это показалось дурным предзнаменованием. Однако император силами одного из отрядов своего войска отогнал подальше от палатки напавших на него варваров, дабы они вторично не подняли паники в его лагере, затем тотчас же сел на коня, успокоил волнение и в полном порядке выступил с войском по дороге на Дристру (это самый знаменитый среди приистрийских городов), чтобы атаковать город с помощью гелепол.
Принявшись за дело, император окружил город, разрушил с одной стороны стену и со всем войском вступил в Дристру. Два акрополя упомянутого города находились в руках родственников Татуша, сам же он еще раньше покинул Дристру, чтобы заручиться поддержкой куманов и вместе с ними вернуться на помощь скифам. Уходя, он сказал на прощанье своим людям: «Мне точно известно, что император намеревается осадить крепость. Когда он появится на равнине, займите до него самый высокий и удобный холм и разбейте там лагерь. Тогда самодержец не сможет спокойно осаждать крепость: он будет беспокоиться за свой тыл и бояться вас. А вы непрерывно, ежедневно и еженощно высылайте против него воинов».
Самодержец сообразил, что ему нужно делать, оставил осаду акрополей, отошел оттуда, расположился лагерем у речки, протекающей вблизи Истра, и стал раздумывать, следует ли ему напасть на скифов. Палеолог и Григорий Маврокатакалон стояли за то, чтобы отложить битву с печенегами, и советовали силой овладеть Большой Преславой. «Скифы, – говорили они, – увидят, что мы при оружии и движемся в таком порядке, и не отважатся вступить с нами в битву. Если же всадники осмелятся на бой без повозок, то, как вы хорошо знаете, они потерпят поражение и у нас на будущее будет прекрасно защищенное укрепление – Большая Преслава». {208}
Преслава – это знаменитый город, расположенный на Истре; некогда он носил не такое варварское имя, а назывался по-эллински Мегалополем и был таковым не только по названию. Но с тех пор как болгарский царь Мокр, его потомки и, наконец, последний представитель болгарской династии (как у иудеев Седекия) Самуил стали совершать набеги на западные земли, этот город приобрел двойное имя: к сохранившемуся греческому названию «большой» добавилось славянское слово, и он стал повсюду называться «Большая Преслава». «Из такого убежища, – говорили сторонники Маврокатакалона, – мы ежедневно будем обстреливать скифов из луков, будем непрерывно наносить им ущерб и не позволим врагам выходить из лагеря ни за провизией, ни за другими необходимыми припасами».
В то время как произносились такие речи, сыновья Диогена Никифор и Лев (они были молоды и еще не испытали горечи поражения) сошли с коней, разнуздали их, прогнали ударами в просо и сказали: «Ничего не опасайся, император, мы сами обнажим акинаки и растерзаем скифов». Император, человек отважный, предпочитавший всегда первым вступить в бой, не принял во внимание доводов тех, кто пытался отговорить его. Поручив Георгию Куцомиту позаботиться об императорской палатке и обо всем снаряжении, он отправил его в Ветрин, а войску приказал не зажигать в тот вечер светильников и вообще никаких огней, держать коней оседланными и бодрствовать до восхода солнца. Наутро Алексей выступил из лагеря, разделив войско, построил боевым строем фаланги, объехал и осмотрел армию. Затем он занял место в центре строя, где находились близкие ему по крови и свойству: брат Алексея Адриан, командовавший тогда латинянами, и другие благородные мужи. Левым флангом командовал кесарь Никифор Мелиссин – муж сестры Алексея;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166