Когда пехотинцы находились уже в поле зрения наших воинов, многие ромеи приняли их за скифский отряд, наступающий на самодержца. Один воин набрался смелости и, указывая на них пальцем самодержцу, стал утверждать, что это скифы. Алексей поверил его словам и, не имея сил бороться с таким многочисленным врагом, пришел в отчаяние. Призвав к себе Радомира (этот муж был отпрыском знатного болгарского рода и по материнской линии приходился родственником Августе – моей матери), он послал его разведать, кто такие эти пришельцы. Радомир быстро выполнил приказ и, вернувшись, сообщил, что приближаются воины, посланные Мелиссином. Самодержец обрадовался и, после того как воины вскоре подошли, вместе с ними переправился через реку. Алексей приказал еще больше увеличить ров и объединил вновь прибывший отряд с остальным войском. Тем временем куманы немедля подошли к рву, который самодержец покинул вместе со всем войском, идя к переправе, и поставили там свои шатры.
На следующий день самодержец двинулся вниз по реке с намерением достичь брода, который местные жители назы-{234}вают Филокаловым. Но по дороге он встретил большой отряд скифов, напал на него и завязал жестокий бой. Обе стороны понесли в битве большие потери, но победу одержал император, наголову разбивший скифов. После битвы каждое войско вернулось в свой лагерь, и ромеи в течение всей ночи оставались на месте. С рассветом они выступили оттуда, прибыли к так называемому Левуни (это возвышающийся над равниной холм), и самодержец поднялся на него. Так как для всего войска места наверху не хватало, император велел вырыть у подножия холма ров, достаточный для всего войска, и поместил там своих воинов. В это время к самодержцу вместе с несколькими скифами вновь явился перебежчик Неанц. Увидев последнего, император припомнил ему его недавнее предательство и еще кое-что, взял его под стражу и заковал в кандалы вместе с другими скифами.
5. Так действовал император. Между тем скифы, расположившись по берегам речки под названием Мавропотам, начали тайком привлекать на свою сторону куманов, призывая их стать союзниками. Вместе с тем они непрерывно отправляли послов к императору с предложением мира. Алексей догадывался о хитром замысле скифов и давал уклончивые ответы послам, желая внушить им мысль, что к нему должно подойти наемное войско из Рима. Куманы же, поскольку обещания печенегов были двусмысленными, не перешли к ним и вечером обратились к императору со следующими словами: «До каких пор будем мы оттягивать бой? Знай, что мы больше не намерены ждать и с восходом солнца отведаем мяса волка или ягненка». Император выслушал это и, зная крутой нрав куманов, больше не стал откладывать сражения. Определив следующий день для решительной битвы, он обещал куманам назавтра вступить в бой со скифами, а сам немедленно созвал военачальников, пентеконтархов и остальных командиров и велел им объявить по всему лагерю о назначенной битве. Несмотря на принятые меры, император опасался бесчисленного множества печенегов и куманов и боялся соединения обоих войск.
К одолеваемому этими мыслями императору прибыли на подмогу перебежчики – около пяти тысяч храбрых и воинственных жителей горных областей. Не собираясь более откладывать сражения, император стал просить помощи у бога. На закате он первый приступил к молитвам, устроил торжественное факельное шествие и стал исполнять соответствующие случаю гимны. Он не оставил в покое ни одного человека в лагере; разумным людям советовал, а невежественным при-{235}казывал делать то же, что и он. В это время можно было наблюдать такую картину: солнце опускалось за горизонт, а воздух, казалось, озаряли не только лучи солнца, но и яркий свет других многочисленных звезд. Каждый воин укрепил на своем копье и зажег как можно большее число светильников и свечей. А голоса воинов, я думаю, достигали небесных сфер и даже, можно с уверенностью сказать, возносились к самому господу богу. Как я полагаю, все это было свидетельством благочестия императора, который даже не помышлял напасть на врагов без божественной помощи. Алексей не возлагал надежд ни на воинов, ни на коней, ни на свои военные хитрости, но всецело полагался на высший суд. До середины ночи свершал молитвы Алексей и лишь затем позволил себе кратковременный отдых. Восстав ото сна, император полностью вооружил легкие отряды войска, правда, некоторых воинов облачил в одежды и головные уборы, перешитые из одноцветных шелковых плащей, ибо железных доспехов на всех не хватило.
С первой улыбкой утра Алексей в полном вооружении вышел из лощины и приказал подать сигнал к бою. У подножья так называемого Левуния (это место...) он разделил свое войско и выстроил фаланги по отрядам. Сам пышащий яростью самодержец встал впереди строя, командование правым флангом принял Георгий Палеолог, левым – Константин Далассин. Справа от куманов стоял в полном вооружении вместе со своими воинами Монастра. Видя, что самодержец устанавливает фаланги, куманы также вооружили и выстроили в принятый у них боевой порядок свои отряды. Слева от них находились Уза и – фронтом на запад – Умбертопул с кельтами. Как бы огородив свое войско строем фаланг и окружив его плотным кольцом конных отрядов, самодержец приказал вновь подать трубой сигнал к бою.
Ромеи, опасаясь неисчислимого скифского войска и несметного множества крытых повозок, которые скифы использовали вместо стены, в один голос воззвали к милости всевышнего и, опустив поводья, бросились в бой со скифами; самодержец несся впереди всех. Строй принял вид серпа, и в один момент, будто по условному знаку, все войско, в том числе и куманы, ринулось на скифов. Один из самых главных скифских военачальников понял, чем все это может кончиться, и решил заранее обеспечить себе спасение: в сопровождении нескольких скифов он явился к куманам – последние говорили на одном с ним языке. Хотя куманы ревностно сражались со скифами, тем не менее он питал к ним больше доверия, чем к ромеям, {236} и хотел воспользоваться их посредничеством перед самодержцем. Самодержец заметил это и стал опасаться, как бы и другие скифы не перешли к ним, не привлекли на свою сторону куманов и не убедили их направить против ромейской фаланги как помыслы свои, так и коней. Поэтому император, который всегда умел находить выход из критического положения, немедленно приказал императорскому знаменосцу со знаменем в руках встать у куманского лагеря.
К этому времени скифский строй был уже прорван, оба войска сошлись в рукопашной схватке и началась резня, подобной которой никто никогда не был свидетелем. Страшные удары мечей поражали уже постигнутых божьим гневом скифов, а разящие устали непрерывно размахивать оружием и, утомленные, ослабили натиск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
На следующий день самодержец двинулся вниз по реке с намерением достичь брода, который местные жители назы-{234}вают Филокаловым. Но по дороге он встретил большой отряд скифов, напал на него и завязал жестокий бой. Обе стороны понесли в битве большие потери, но победу одержал император, наголову разбивший скифов. После битвы каждое войско вернулось в свой лагерь, и ромеи в течение всей ночи оставались на месте. С рассветом они выступили оттуда, прибыли к так называемому Левуни (это возвышающийся над равниной холм), и самодержец поднялся на него. Так как для всего войска места наверху не хватало, император велел вырыть у подножия холма ров, достаточный для всего войска, и поместил там своих воинов. В это время к самодержцу вместе с несколькими скифами вновь явился перебежчик Неанц. Увидев последнего, император припомнил ему его недавнее предательство и еще кое-что, взял его под стражу и заковал в кандалы вместе с другими скифами.
5. Так действовал император. Между тем скифы, расположившись по берегам речки под названием Мавропотам, начали тайком привлекать на свою сторону куманов, призывая их стать союзниками. Вместе с тем они непрерывно отправляли послов к императору с предложением мира. Алексей догадывался о хитром замысле скифов и давал уклончивые ответы послам, желая внушить им мысль, что к нему должно подойти наемное войско из Рима. Куманы же, поскольку обещания печенегов были двусмысленными, не перешли к ним и вечером обратились к императору со следующими словами: «До каких пор будем мы оттягивать бой? Знай, что мы больше не намерены ждать и с восходом солнца отведаем мяса волка или ягненка». Император выслушал это и, зная крутой нрав куманов, больше не стал откладывать сражения. Определив следующий день для решительной битвы, он обещал куманам назавтра вступить в бой со скифами, а сам немедленно созвал военачальников, пентеконтархов и остальных командиров и велел им объявить по всему лагерю о назначенной битве. Несмотря на принятые меры, император опасался бесчисленного множества печенегов и куманов и боялся соединения обоих войск.
К одолеваемому этими мыслями императору прибыли на подмогу перебежчики – около пяти тысяч храбрых и воинственных жителей горных областей. Не собираясь более откладывать сражения, император стал просить помощи у бога. На закате он первый приступил к молитвам, устроил торжественное факельное шествие и стал исполнять соответствующие случаю гимны. Он не оставил в покое ни одного человека в лагере; разумным людям советовал, а невежественным при-{235}казывал делать то же, что и он. В это время можно было наблюдать такую картину: солнце опускалось за горизонт, а воздух, казалось, озаряли не только лучи солнца, но и яркий свет других многочисленных звезд. Каждый воин укрепил на своем копье и зажег как можно большее число светильников и свечей. А голоса воинов, я думаю, достигали небесных сфер и даже, можно с уверенностью сказать, возносились к самому господу богу. Как я полагаю, все это было свидетельством благочестия императора, который даже не помышлял напасть на врагов без божественной помощи. Алексей не возлагал надежд ни на воинов, ни на коней, ни на свои военные хитрости, но всецело полагался на высший суд. До середины ночи свершал молитвы Алексей и лишь затем позволил себе кратковременный отдых. Восстав ото сна, император полностью вооружил легкие отряды войска, правда, некоторых воинов облачил в одежды и головные уборы, перешитые из одноцветных шелковых плащей, ибо железных доспехов на всех не хватило.
С первой улыбкой утра Алексей в полном вооружении вышел из лощины и приказал подать сигнал к бою. У подножья так называемого Левуния (это место...) он разделил свое войско и выстроил фаланги по отрядам. Сам пышащий яростью самодержец встал впереди строя, командование правым флангом принял Георгий Палеолог, левым – Константин Далассин. Справа от куманов стоял в полном вооружении вместе со своими воинами Монастра. Видя, что самодержец устанавливает фаланги, куманы также вооружили и выстроили в принятый у них боевой порядок свои отряды. Слева от них находились Уза и – фронтом на запад – Умбертопул с кельтами. Как бы огородив свое войско строем фаланг и окружив его плотным кольцом конных отрядов, самодержец приказал вновь подать трубой сигнал к бою.
Ромеи, опасаясь неисчислимого скифского войска и несметного множества крытых повозок, которые скифы использовали вместо стены, в один голос воззвали к милости всевышнего и, опустив поводья, бросились в бой со скифами; самодержец несся впереди всех. Строй принял вид серпа, и в один момент, будто по условному знаку, все войско, в том числе и куманы, ринулось на скифов. Один из самых главных скифских военачальников понял, чем все это может кончиться, и решил заранее обеспечить себе спасение: в сопровождении нескольких скифов он явился к куманам – последние говорили на одном с ним языке. Хотя куманы ревностно сражались со скифами, тем не менее он питал к ним больше доверия, чем к ромеям, {236} и хотел воспользоваться их посредничеством перед самодержцем. Самодержец заметил это и стал опасаться, как бы и другие скифы не перешли к ним, не привлекли на свою сторону куманов и не убедили их направить против ромейской фаланги как помыслы свои, так и коней. Поэтому император, который всегда умел находить выход из критического положения, немедленно приказал императорскому знаменосцу со знаменем в руках встать у куманского лагеря.
К этому времени скифский строй был уже прорван, оба войска сошлись в рукопашной схватке и началась резня, подобной которой никто никогда не был свидетелем. Страшные удары мечей поражали уже постигнутых божьим гневом скифов, а разящие устали непрерывно размахивать оружием и, утомленные, ослабили натиск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166