Это уравнение называется в просторечии единой теорией поля.
– Ничего себе просторечие, – процедил Ярослав Алексеевич.
– Я поставил эксперимент, – продолжал Малахов, не обратив внимания на ядовитую реплику разведчика, – и он удался. Проще говоря, на основе теории и того самого одного-единственного решения мне удалось создать Туннель. Так я называю временно-пространственный коридор между Москвой и Подмосковьем две тысячи пятого года и вашим городом образца лета две тысячи десятого. Это вышло произвольно, я не выбирал места и времени конечной точки Туннеля. Это не фантастика, Евгений Владимирович. Это очень просто. К этому подобрались уже давно, еще в середине века. Мне удался только последний шаг, обеспечивший переход из количества в качество. Вы спросите у своих друзей из бывшего КГБ. Я назвал этот проект довольно поэтично: «Опрокинутое небо». Когда вы пройдете сквозь время, вы поймете, почему я так назвал свою работу.
– И как… вот… – пролепетал Афанасьев.
– Мне удалось в принципе немногое. Ни о какой машине времени речи не идет. Кроме того, вскоре Туннель распался. И продублировать его мне не удалось. Максимум, на что меня хватило – это второй, менее удачный и более опасный Туннель. Вот сюда… в сентябрь две тысячи десятого, как мне удалось установить. Я проник сюда из шестого августа этого года.
– Значит, вы сейчас… – У Афанасьева захватило дух.
Малахов посмотрел на него и горько усмехнулся.
– Меня уже нет, – сказал он, – я говорю с вами из шестого августа этого года, а седьмого августа я погиб. Я читал об этом. Сейчас на носу октябрь. Это звучит дико, я понимаю, но язык, проблемы и особенно достижения фундаментальной науки вообще непостижимы для обычного, неподготовленного человека. Многое засекречено. Многое уничтожено. И я уничтожу свои работы. Ведь уничтожил же Эйнштейн перед смертью несколько хорошо проработанных им теорий! Неужели я чем-то лучше Эйнштейна? Звучит банально, правда? Сколько раз писатели-фантасты вытряхивали из своей многообразной фантазии нечто гораздо поизощреннее, чем то, что я сейчас изложил. А ведь все так просто.
– Он спрятал свои материалы вот в этот сейф, – повторил Ярослав Алексеевич. – Спрятал в две тысячи десятом году, и сейчас их здесь нет. Но они непременно появятся. Когда вы сказали, Евгений Владимирович, кого вы тут видели, я понял, что Малахов хочет забрать свои материалы и уничтожить их. То есть хотел. Но ему это не удалось – он снова не попал в 2010-й. И мы выследили его появление здесь. Но теперь у него уже нет ВРЕМЕНИ. Завтра, седьмого августа, он погибнет.
– Но неужели нельзя как-то изменить… ведь вы знаете, что случится такое?.. – заговорила Лена.
Малахов улыбнулся.
– Это уже случилось, – торжественно и даже с некоторой долей театральности сказал он, – и я не в силах изменить ничего. Там, в двух месяцах позади, я ничего не буду помнить из того, что не принадлежит МОЕМУ ВРЕМЕНИ И МОЕМУ ПРОСТРАНСТВУ. Как не помнил я там тебя, Лена. Как и ты забудешь этот разговор и меня самого, когда я вернусь назад, чтобы завтра умереть. Но мы встретимся, Леночка… обязательно встретимся. У фонтана, теплым июньским вечером 2010 года.
Женя вжался в стену и впервые в жизни показался себе жалким, куда более жалким, чем перерубленный лопатой червь. Малахов поднялся во весь свой высокий рост, и даже костлявые плечи и впалая грудь не мешали ему выглядеть величественно в этот последний момент.
– Отвернитесь, – сказал он. – Сейчас Туннель-два закроется и заберет меня. Это так просто, не надо делать большие глаза. Любой вирус или вон тот таракан устроен куда сложнее, чем эта дыра в пространстве и во времени. И если в прошлый раз, Лена, и вы, Женя, сохранили в памяти информацию обо мне, то только потому, что я не закрыл Туннель. А теперь – все.,
И он встал и под дулом пистолета парня в короткой куртке шагнул к окну.
– Ты что, сука! – вдруг заорал Ярослав Алексеевич. – Свалить!
– Хорошо, что я не уничтожил свою работу, – произнес Малахов. – Надеюсь, через много лет вы подготовитесь к тому, чтобы узнать об ее итогах. А теперь мне пора. Сейчас согласно заложенной программе Туннель закрывается.
– Свалит… – сдавленно пролепетал разведчик, с которого слетел весь его лоск. Он страшно побледнел и бросился к Малахову.
– Уйди-и-и-и! – загремел под потолком вопль Николая.
Ярослав Алексеевич прыгнул на него, как тигр, Афанасьев в ужасе зажмурился, а Лена неловко, бочком, осела на пол.
И тут ударило. Все та же ослепительная вспышка распустившегося призрачным упругим клубом невыносимо яркого белого пламени, все те же синевато-белые искры. Но только вплелся во все это страшный, звериный вопль пронзенного раскаленным прутом волка.
Афанасьев почувствовал, как что-то огромное и белое запрокидывается в его закрытых и плотно зажмуренных глазах, словно больничный потолок в широко распахнутом взгляде насильно укладываемого на койку буйнопомешанного.
И тогда он посмотрел.
В углу неподвижно лежал Ярослав Алексеевич. Вернее, то, что от него осталось. Потому что у трупа, страшно обгоревшего, отсутствовала голова, правое плечо и рука. Словно отрезало огромным ножом с волнистым лезвием. Одежда расползлась, и, когда Афанасьев, словно завороженный, подошел к останкам и тронул полу рубашки, она рассыпалась, как истлевшая за многие годы.
С пола медленно поднималась Лена.
– Как будто дурной сон, – сказала она и посмотрела на Афанасьева. И тут она увидела обгоревший труп разведчика и стеклянные, мертвые глаза парня в черной куртке. Третий, тоже неосторожно двинувшийся на Малахова, лежал без чувств.
– Откуда тут все эти люди? – хрипло спросила Лена.
И Афанасьев увидел ее наполненные ужасом глаза, потому что она уже ничего НЕ ПОМНИЛА. Как и обещал Николай. И Женя ничего не мог ей ответить, потому что и его память о том, что было минуту назад, была стерта. Потому что не может быть памяти о будущем. И Афанасьев опустился на колени и завороженно посмотрел в белый, как лицо Лены – его Лены, – потолок…
Нет надобности говорить, что тотчас же прозвучал телефонный звонок. Звонил конечно же Колян Ковалев. Он сказал:
– Как насчет рыбалки, Женек?
– П-п-п-положительно, – стуча зубами, ответил Афанасьев.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Верховный идиот и его советники
Вашингтон, Всемирные Штаты Америки, 2020 год
1
– Хамы и мерзавцы!!!
С этим жизнеутверждающим возгласом в Овальный кабинет, в котором вальяжно разместил в кресле свое упитанное седалище нынешний глава Белого дома, влетела озлобленная и растрепанная леди. Ее круглое лицо выражало всю меру гнева и ярости, отпущенную ей Господом. Не по-женски густые и широкие брови сошлись на переносице, а маленькие, близко посаженные косые глазки метали громы и молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Ничего себе просторечие, – процедил Ярослав Алексеевич.
– Я поставил эксперимент, – продолжал Малахов, не обратив внимания на ядовитую реплику разведчика, – и он удался. Проще говоря, на основе теории и того самого одного-единственного решения мне удалось создать Туннель. Так я называю временно-пространственный коридор между Москвой и Подмосковьем две тысячи пятого года и вашим городом образца лета две тысячи десятого. Это вышло произвольно, я не выбирал места и времени конечной точки Туннеля. Это не фантастика, Евгений Владимирович. Это очень просто. К этому подобрались уже давно, еще в середине века. Мне удался только последний шаг, обеспечивший переход из количества в качество. Вы спросите у своих друзей из бывшего КГБ. Я назвал этот проект довольно поэтично: «Опрокинутое небо». Когда вы пройдете сквозь время, вы поймете, почему я так назвал свою работу.
– И как… вот… – пролепетал Афанасьев.
– Мне удалось в принципе немногое. Ни о какой машине времени речи не идет. Кроме того, вскоре Туннель распался. И продублировать его мне не удалось. Максимум, на что меня хватило – это второй, менее удачный и более опасный Туннель. Вот сюда… в сентябрь две тысячи десятого, как мне удалось установить. Я проник сюда из шестого августа этого года.
– Значит, вы сейчас… – У Афанасьева захватило дух.
Малахов посмотрел на него и горько усмехнулся.
– Меня уже нет, – сказал он, – я говорю с вами из шестого августа этого года, а седьмого августа я погиб. Я читал об этом. Сейчас на носу октябрь. Это звучит дико, я понимаю, но язык, проблемы и особенно достижения фундаментальной науки вообще непостижимы для обычного, неподготовленного человека. Многое засекречено. Многое уничтожено. И я уничтожу свои работы. Ведь уничтожил же Эйнштейн перед смертью несколько хорошо проработанных им теорий! Неужели я чем-то лучше Эйнштейна? Звучит банально, правда? Сколько раз писатели-фантасты вытряхивали из своей многообразной фантазии нечто гораздо поизощреннее, чем то, что я сейчас изложил. А ведь все так просто.
– Он спрятал свои материалы вот в этот сейф, – повторил Ярослав Алексеевич. – Спрятал в две тысячи десятом году, и сейчас их здесь нет. Но они непременно появятся. Когда вы сказали, Евгений Владимирович, кого вы тут видели, я понял, что Малахов хочет забрать свои материалы и уничтожить их. То есть хотел. Но ему это не удалось – он снова не попал в 2010-й. И мы выследили его появление здесь. Но теперь у него уже нет ВРЕМЕНИ. Завтра, седьмого августа, он погибнет.
– Но неужели нельзя как-то изменить… ведь вы знаете, что случится такое?.. – заговорила Лена.
Малахов улыбнулся.
– Это уже случилось, – торжественно и даже с некоторой долей театральности сказал он, – и я не в силах изменить ничего. Там, в двух месяцах позади, я ничего не буду помнить из того, что не принадлежит МОЕМУ ВРЕМЕНИ И МОЕМУ ПРОСТРАНСТВУ. Как не помнил я там тебя, Лена. Как и ты забудешь этот разговор и меня самого, когда я вернусь назад, чтобы завтра умереть. Но мы встретимся, Леночка… обязательно встретимся. У фонтана, теплым июньским вечером 2010 года.
Женя вжался в стену и впервые в жизни показался себе жалким, куда более жалким, чем перерубленный лопатой червь. Малахов поднялся во весь свой высокий рост, и даже костлявые плечи и впалая грудь не мешали ему выглядеть величественно в этот последний момент.
– Отвернитесь, – сказал он. – Сейчас Туннель-два закроется и заберет меня. Это так просто, не надо делать большие глаза. Любой вирус или вон тот таракан устроен куда сложнее, чем эта дыра в пространстве и во времени. И если в прошлый раз, Лена, и вы, Женя, сохранили в памяти информацию обо мне, то только потому, что я не закрыл Туннель. А теперь – все.,
И он встал и под дулом пистолета парня в короткой куртке шагнул к окну.
– Ты что, сука! – вдруг заорал Ярослав Алексеевич. – Свалить!
– Хорошо, что я не уничтожил свою работу, – произнес Малахов. – Надеюсь, через много лет вы подготовитесь к тому, чтобы узнать об ее итогах. А теперь мне пора. Сейчас согласно заложенной программе Туннель закрывается.
– Свалит… – сдавленно пролепетал разведчик, с которого слетел весь его лоск. Он страшно побледнел и бросился к Малахову.
– Уйди-и-и-и! – загремел под потолком вопль Николая.
Ярослав Алексеевич прыгнул на него, как тигр, Афанасьев в ужасе зажмурился, а Лена неловко, бочком, осела на пол.
И тут ударило. Все та же ослепительная вспышка распустившегося призрачным упругим клубом невыносимо яркого белого пламени, все те же синевато-белые искры. Но только вплелся во все это страшный, звериный вопль пронзенного раскаленным прутом волка.
Афанасьев почувствовал, как что-то огромное и белое запрокидывается в его закрытых и плотно зажмуренных глазах, словно больничный потолок в широко распахнутом взгляде насильно укладываемого на койку буйнопомешанного.
И тогда он посмотрел.
В углу неподвижно лежал Ярослав Алексеевич. Вернее, то, что от него осталось. Потому что у трупа, страшно обгоревшего, отсутствовала голова, правое плечо и рука. Словно отрезало огромным ножом с волнистым лезвием. Одежда расползлась, и, когда Афанасьев, словно завороженный, подошел к останкам и тронул полу рубашки, она рассыпалась, как истлевшая за многие годы.
С пола медленно поднималась Лена.
– Как будто дурной сон, – сказала она и посмотрела на Афанасьева. И тут она увидела обгоревший труп разведчика и стеклянные, мертвые глаза парня в черной куртке. Третий, тоже неосторожно двинувшийся на Малахова, лежал без чувств.
– Откуда тут все эти люди? – хрипло спросила Лена.
И Афанасьев увидел ее наполненные ужасом глаза, потому что она уже ничего НЕ ПОМНИЛА. Как и обещал Николай. И Женя ничего не мог ей ответить, потому что и его память о том, что было минуту назад, была стерта. Потому что не может быть памяти о будущем. И Афанасьев опустился на колени и завороженно посмотрел в белый, как лицо Лены – его Лены, – потолок…
Нет надобности говорить, что тотчас же прозвучал телефонный звонок. Звонил конечно же Колян Ковалев. Он сказал:
– Как насчет рыбалки, Женек?
– П-п-п-положительно, – стуча зубами, ответил Афанасьев.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Верховный идиот и его советники
Вашингтон, Всемирные Штаты Америки, 2020 год
1
– Хамы и мерзавцы!!!
С этим жизнеутверждающим возгласом в Овальный кабинет, в котором вальяжно разместил в кресле свое упитанное седалище нынешний глава Белого дома, влетела озлобленная и растрепанная леди. Ее круглое лицо выражало всю меру гнева и ярости, отпущенную ей Господом. Не по-женски густые и широкие брови сошлись на переносице, а маленькие, близко посаженные косые глазки метали громы и молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80