Ах, если бы только они могли не разлучаться больше, если бы они могли прожить вместе до самого конца! Но она отлично понимала, что это невозможно, что каждый из них обречен был и дальше идти своим путем.
В общем, это была замечательная неделя, и ее не испортили даже несколько печальных моментов, которые Нине довелось пережить. Однажды вечером они забрели на площадь Дзержинского, и Нина чуть было не потеряла сознание, глядя на здание тюрьмы, где была расстреляна ее сестра. Когда она сказала об этом Саше, он печально покачал головой. Конечно, он знал и о Тоне с Виктором, и о всех остальных. “Сталин, – сказал он, – Сталин стал настоящей трагедией революции”.
Во второй раз Нина расстроилась во время довольно странного интервью для телевидения. Трое русских с каменными лицами снимали их на пленку на фоне Кремля и храма Василия Блаженного, в то время, как четвертый задавал дурацкие вопросы на плохом английском. Все это нисколько не напоминало настоящие интервью, которые Нине приходилось видеть в Америке, но Саша успокоил ее, сказав, что вопросы не имеют никакого значения – все равно Би-би-си будет редактировать пленку и выбросит все лишнее.
Что касается самого Саши, то несколько оправившись от своего первоначального восторга, Нина обнаружила, что он почти постоянно пребывает в подавленном, угрюмом настроении, что было заметно даже, несмотря на его попытки скрыть это от нее. Большую часть времени Саша был беспокоен и хмур, хотя с ней держался очень ласково, с неподдельной любовью. Временами в его взгляде мелькало мрачное, почти отчаянное выражение. Когда же она спрашивала, что его беспокоит, он все отрицал с необычной горячностью.
В последнюю ночь, которую они провели вместе, он плакал, когда Нина рассказала ему об их умершем сыне. В аэропорту он крепко обнял ее и поцеловал в губы, поцеловал удивительно нежно и ласково.
– Ниночка, милая моя, – прошептал Саша. – Я люблю тебя, любил всю свою жизнь. Помни об этом, что бы ни случилось, – добавил он загадочно.
Она вспомнила эти его слова, когда в Нью-йоркском аэропорту двое агентов ФБР арестовали ее по обвинению в шпионаже и пособничестве иностранной разведке.
– Я бы сказал, что все это выглядит довольно убедительно, – сказал сотрудник спецотдела ФБР Норман Нейв, извлекая документы из толстой папки досье. Бумаги и фотографии были выложены ровными рядами, словно на столе раскладывали пасьянс огромными картами.
– Убедительно, как моя задница! – фыркнул Алекс Гордон, наклоняясь над столом.
Они находились в штаб-квартире СИ-3, Третьей группы контрразведки, которая располагалась на одиннадцатом этаже Вашингтонского центра оперативной деятельности. Было уже за полночь, и большой зал с его тремя десятками металлических столов был почти пуст. Только один агент просматривал у окна какие-то бумаги, сидя под большой доской объявлений, увешанной фотографиями девочек в бикини. В воздухе противно пахло застоявшимся табачным дымом даже несмотря на то, что стол Нейва был отделен от остального зала плексигласовой перегородкой.
– Посмотри сам, – сказал Норман, указывая на ряды глянцевых фотографий. – Нина Крамер и офицер КГБ Александр Колодный, известный под псевдонимом “Шеф”. Вот они на Красной площади, на фоне Кремля, в парке Горького, в аэропорту Шереметьево... – каждый раз, указывая на очередной снимок, он постукивал по нему костяшками пальцев.
– Ради всего святого, Норм, она же была за ним замужем! – возмутился Алекс.
– Когда? Шестьдесят лет назад? – Нейв сверкнул на него глазами, взвешивая в руках пухлый доклад. Руки у него были ухоженные, розовые. – Она сказала тебе, куда едет?
– Нет, – ответил Алекс. – Ну и что же?
– Что она тебе сказала?
– Сказала, что поедет отдохнуть в Лондон, – неохотно признался Алекс.
– А что она говорит теперь? Ты видел ее? “Да, – подумал Алекс. – Я ее видел”. Его Нина, униженная и сломленная, содержалась под арестом в женском изоляторе предварительного содержания на Одиннадцатой авеню вместе с воровками и проститутками нью-йоркского Вест-Сайда.
– Она говорит, что ездила в Лондон для того, чтобы записать телевизионное интервью с этим Колодным, который звонил ей из Москвы. В Лондоне ей сообщили, что он болен – все же ему за восемьдесят – и что он не сможет приехать. Ее попросили приехать в Москву, и интервью было заснято там.
– Вот как? В самом деле? – иронично парировал Нейв, приглаживая свои рыжеватые усы. Его округлое брюхо надменно выпятилось вперед. – Эти ответы я знаю уже наизусть. Не забывай, я сам ее допрашивал. Так вот, в том, что она говорит, нет ни слова правды. Во-первых, никто и никогда не собирался снимать никакого телеинтервью, ни в Лондоне, ни в Москве.
– Но Нина сказала... – начал было Алекс, но вдруг замолчал.
– Ни Би-би-си, ни Ай-ти-ви не планировали ничего подобного. Фирма, выпустившая книгу об Александре Колодном, – очень известное и уважаемое лондонское издательство, пользующееся безупречной репутацией. Они не приглашали в Лондон ни его, ни Нину Крамер. Никто из их представителей или служащих не встречал Нину Крамер в аэропорту. Она даже не платила за свой билет – он был предварительно оплачен в Лондоне и передан в Нью-Йорк по телекоммуникационной сети. Мы проследили заказчика – билет был оплачен советским торговым представительством в Лондоне.
– Торгпредство, – прошептал Алекс, чувствуя, как по спине его забегали мурашки.
– То же самое было и с гостиницей! – с торжеством продолжал Нейв. – За пребывание в отеле тоже заплатило Торгпредство. И за ее перелет из Лондона в Москву и обратно. Советская виза уже ждала ее в Лондоне, а ведь ты сам должен хорошо знать, что никто не может получить советскую визу в день обращения. Вся процедура с анкетой и прочим занимает минимум две недели.
Алекс глубоко вздохнул и обошел стол оперативного агента. На стене висела фотография четырех мужчин; в одном из них Алекс узнал самого Нейва, который выглядел гораздо более стройным, чем теперь. На лицах всех четверых было написано радостное облегчение. Мужчины окружали двух молодых парней испуганного вида. Под фотографией была сделанная от руки надпись: Бойс и Ли, Сокол и Снеговик. Январь 1977-го.
– А что твоя тетка скажет на это? – спросил Нейв, вручая Алексу пачку фотокопий. Алекс быстро просмотрел глянцевые листки. На снимках были буквы и цифры, расположенные группами по пять или по четыре, и Алекс с недоумением посмотрел на сотрудника спецотдела.
– Микропленка, – пояснил Нейв. – Мы извлекли ее из путеводителя по Кремлю, который был в багаже миссис Крамер. Шифр мы пока не раскололи, но это, без сомнения, просто вопрос времени.
– Книгу ей подарил Александр Колодный, – пробормотал Алекс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
В общем, это была замечательная неделя, и ее не испортили даже несколько печальных моментов, которые Нине довелось пережить. Однажды вечером они забрели на площадь Дзержинского, и Нина чуть было не потеряла сознание, глядя на здание тюрьмы, где была расстреляна ее сестра. Когда она сказала об этом Саше, он печально покачал головой. Конечно, он знал и о Тоне с Виктором, и о всех остальных. “Сталин, – сказал он, – Сталин стал настоящей трагедией революции”.
Во второй раз Нина расстроилась во время довольно странного интервью для телевидения. Трое русских с каменными лицами снимали их на пленку на фоне Кремля и храма Василия Блаженного, в то время, как четвертый задавал дурацкие вопросы на плохом английском. Все это нисколько не напоминало настоящие интервью, которые Нине приходилось видеть в Америке, но Саша успокоил ее, сказав, что вопросы не имеют никакого значения – все равно Би-би-си будет редактировать пленку и выбросит все лишнее.
Что касается самого Саши, то несколько оправившись от своего первоначального восторга, Нина обнаружила, что он почти постоянно пребывает в подавленном, угрюмом настроении, что было заметно даже, несмотря на его попытки скрыть это от нее. Большую часть времени Саша был беспокоен и хмур, хотя с ней держался очень ласково, с неподдельной любовью. Временами в его взгляде мелькало мрачное, почти отчаянное выражение. Когда же она спрашивала, что его беспокоит, он все отрицал с необычной горячностью.
В последнюю ночь, которую они провели вместе, он плакал, когда Нина рассказала ему об их умершем сыне. В аэропорту он крепко обнял ее и поцеловал в губы, поцеловал удивительно нежно и ласково.
– Ниночка, милая моя, – прошептал Саша. – Я люблю тебя, любил всю свою жизнь. Помни об этом, что бы ни случилось, – добавил он загадочно.
Она вспомнила эти его слова, когда в Нью-йоркском аэропорту двое агентов ФБР арестовали ее по обвинению в шпионаже и пособничестве иностранной разведке.
– Я бы сказал, что все это выглядит довольно убедительно, – сказал сотрудник спецотдела ФБР Норман Нейв, извлекая документы из толстой папки досье. Бумаги и фотографии были выложены ровными рядами, словно на столе раскладывали пасьянс огромными картами.
– Убедительно, как моя задница! – фыркнул Алекс Гордон, наклоняясь над столом.
Они находились в штаб-квартире СИ-3, Третьей группы контрразведки, которая располагалась на одиннадцатом этаже Вашингтонского центра оперативной деятельности. Было уже за полночь, и большой зал с его тремя десятками металлических столов был почти пуст. Только один агент просматривал у окна какие-то бумаги, сидя под большой доской объявлений, увешанной фотографиями девочек в бикини. В воздухе противно пахло застоявшимся табачным дымом даже несмотря на то, что стол Нейва был отделен от остального зала плексигласовой перегородкой.
– Посмотри сам, – сказал Норман, указывая на ряды глянцевых фотографий. – Нина Крамер и офицер КГБ Александр Колодный, известный под псевдонимом “Шеф”. Вот они на Красной площади, на фоне Кремля, в парке Горького, в аэропорту Шереметьево... – каждый раз, указывая на очередной снимок, он постукивал по нему костяшками пальцев.
– Ради всего святого, Норм, она же была за ним замужем! – возмутился Алекс.
– Когда? Шестьдесят лет назад? – Нейв сверкнул на него глазами, взвешивая в руках пухлый доклад. Руки у него были ухоженные, розовые. – Она сказала тебе, куда едет?
– Нет, – ответил Алекс. – Ну и что же?
– Что она тебе сказала?
– Сказала, что поедет отдохнуть в Лондон, – неохотно признался Алекс.
– А что она говорит теперь? Ты видел ее? “Да, – подумал Алекс. – Я ее видел”. Его Нина, униженная и сломленная, содержалась под арестом в женском изоляторе предварительного содержания на Одиннадцатой авеню вместе с воровками и проститутками нью-йоркского Вест-Сайда.
– Она говорит, что ездила в Лондон для того, чтобы записать телевизионное интервью с этим Колодным, который звонил ей из Москвы. В Лондоне ей сообщили, что он болен – все же ему за восемьдесят – и что он не сможет приехать. Ее попросили приехать в Москву, и интервью было заснято там.
– Вот как? В самом деле? – иронично парировал Нейв, приглаживая свои рыжеватые усы. Его округлое брюхо надменно выпятилось вперед. – Эти ответы я знаю уже наизусть. Не забывай, я сам ее допрашивал. Так вот, в том, что она говорит, нет ни слова правды. Во-первых, никто и никогда не собирался снимать никакого телеинтервью, ни в Лондоне, ни в Москве.
– Но Нина сказала... – начал было Алекс, но вдруг замолчал.
– Ни Би-би-си, ни Ай-ти-ви не планировали ничего подобного. Фирма, выпустившая книгу об Александре Колодном, – очень известное и уважаемое лондонское издательство, пользующееся безупречной репутацией. Они не приглашали в Лондон ни его, ни Нину Крамер. Никто из их представителей или служащих не встречал Нину Крамер в аэропорту. Она даже не платила за свой билет – он был предварительно оплачен в Лондоне и передан в Нью-Йорк по телекоммуникационной сети. Мы проследили заказчика – билет был оплачен советским торговым представительством в Лондоне.
– Торгпредство, – прошептал Алекс, чувствуя, как по спине его забегали мурашки.
– То же самое было и с гостиницей! – с торжеством продолжал Нейв. – За пребывание в отеле тоже заплатило Торгпредство. И за ее перелет из Лондона в Москву и обратно. Советская виза уже ждала ее в Лондоне, а ведь ты сам должен хорошо знать, что никто не может получить советскую визу в день обращения. Вся процедура с анкетой и прочим занимает минимум две недели.
Алекс глубоко вздохнул и обошел стол оперативного агента. На стене висела фотография четырех мужчин; в одном из них Алекс узнал самого Нейва, который выглядел гораздо более стройным, чем теперь. На лицах всех четверых было написано радостное облегчение. Мужчины окружали двух молодых парней испуганного вида. Под фотографией была сделанная от руки надпись: Бойс и Ли, Сокол и Снеговик. Январь 1977-го.
– А что твоя тетка скажет на это? – спросил Нейв, вручая Алексу пачку фотокопий. Алекс быстро просмотрел глянцевые листки. На снимках были буквы и цифры, расположенные группами по пять или по четыре, и Алекс с недоумением посмотрел на сотрудника спецотдела.
– Микропленка, – пояснил Нейв. – Мы извлекли ее из путеводителя по Кремлю, который был в багаже миссис Крамер. Шифр мы пока не раскололи, но это, без сомнения, просто вопрос времени.
– Книгу ей подарил Александр Колодный, – пробормотал Алекс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162