“Когда-нибудь я тоже въеду в Кремль на черной “чайке”, – подумал Дмитрий.
Однако, больше чем Кремль и Красную площадь, Дмитрий хотел увидеть площадь Дзержинского. Одна из центральных площадей Москвы, названная в честь аскетичного польского аристократа, первого руководителя органов ВЧК, как раз и была тем местом, где располагалась главная цитадель государственной безопасности и печально известная внутренняя тюрьма.
Площадь была пустынна. Накрапывал мелкий дождь, затянутое низкими облаками небо хмурилось, а по тротуарам гулял пронзительный осенний ветер. Дмитрий пересек площадь, остановился в тени зловещего памятника Феликсу Дзержинскому, который стоял на чугунном постаменте в своей черной шинели палача, и долго смотрел на огромное здание, нависающее над северной оконечностью площади. Темные слепые окна и массивный фасад излучали угрозу, словно какой-нибудь легендарный замок или мрачный бастион средневековья.
Здесь, в одной из камер, была казнена его мать, однако Дмитрий почти не думал о ней. Он думал только об отце, воображая себе те страшные минуты, когда несколько офицеров, может быть, столь же молодых, как и он сам, с такими же эмблемами в петлицах вошли в кабинет Бориса Морозова, приказали сдать пистолет и следовать за ними. Должно быть, последовала унизительная и позорная сцена, когда с отца срывали погоны и награды. Оскорбления, темная камера, обвинение в измене. И, наконец, лагерь под Воркутой, пронизывающий холод, голод, побои и комендантский взвод.
Чувствуя, как черная пелена ненависти застилает ему глаза, Дмитрий поклялся самому себе: “Вы, убийцы моего отца! Однажды я найду вас, кто бы вы ни были, найду и уничтожу. Но знайте же, что я не брошусь на вас в самоубийственном порыве. Сначала я вскарабкаюсь на самый верх, стану вашим начальником, может быть, даже председателем КГБ. А уж тогда я воспользуюсь своей властью, чтобы добраться до вас!”
Взрыв звонкого детского смеха вывел его из состояния мрачной задумчивости. Дмитрий увидел стайку детей, прильнувших к огромным, ярко освещенным витринам “Детского мира”.
“Как странно, – подумал Дмитрий, – что этот дворец игрушек, самый большой магазин детских товаров в СССР, символ детской радости, был воздвигнут напротив страшных казематов Лубянки”.
Еще некоторое время Дмитрий рассматривал чугунный памятник Дзержинскому. Даже Хрущев, осудив преступления Сталина и Берии и обвинив их в смерти десятков тысяч человек, не осмелился убрать зловещую статую, и она осталась возвышаться в самом сердце Москвы.
“Что за народ мы, русские! – подумал Дмитрий. – Что в прошлом, что в настоящем мы ненавидим сильную власть и дисциплину и в то же время восхищаемся ею. Мы презирали тайную полицию и в то же время пресмыкались перед ней. Мы выступали против жестокостей и пыток, боролись за свои человеческие права, не переставая возносить на трон собственных катов и палачей. Какой другой народ создал бы памятник человеку, основавшему самую кровавую секретную службу в мире? Какой другой народ назвал бы именем этого человека одну из главных площадей своей столицы и превратил одно из красивейших зданий города в тюрьму, в которой приводят в исполнение смертные приговоры?”
“Я буду чекистом, – размышлял он на пути в казарму. – Я стану самым надежным, самым рьяным, но никогда не стану преданным. Вся вера и чистота, которые были даны мне при рождении, остались далеко в прошлом, в детском доме имени Панфилова. Я расстался со всем этим еще до того, как потерял свою невинность с дочерью повара Валей...”
* * *
– Сони в артиллерии... – рявкнул высокий плотный сержант, инструктор по физподготовке, и шестьдесят две глотки дружно подхватили незамысловатую частушку, отмеряя ритм грохотом сапогов по плацу:
– Франты в кавалерии... Пьяницы во флоте... Идиот в пехоте!..
– Ну а кто такие вы? – снова завопил сержант, и они отвечали:
– Бравые парни КГБ!
Они уже минут пятнадцать носились кругами по внутреннему дворику Высшей школы, топча усталыми ногами неровный плац. Стояло морозное февральское утро, однако Дмитрий чувствовал себя превосходно. Утренняя зарядка всегда нравилась ему. Его тренировки в детдоме принесли свои плоды: в отличие от многих своих сокурсников, которые пыхтели и спотыкались елею и справа от него, Дмитрий был в превосходной физической форме.
Сержант, огромный, наголо стриженный латыш, снова что-то крикнул, и Дмитрий подумал, что инструктора больше заботят его глупые прибаутки, чем физические упражнения. В этот раз сержант вспомнил шутку, основанную на интерпретации известной аббревиатуры ОГПУ – так раньше называлось КГБ:
– О, господи, помоги убежать!
Дмитрий и остальные курсанты хором проорали ответ, основанный на том же наборе букв, прочитываемых в обратном порядке:
– Убежишь – поймаем, голову оторвем!
Сержант громко заржал.
“Жуть как смешно!” – сердито подумал Дмитрий.
И все же зарядка нравилась ему, как нравилась и напряженная учеба. Сегодня рано утром, проведя бессонную ночь в библиотеке, он закончил свое небольшое исследование по истории органов КГБ. Это была захватывающая драматичная история, напомнившая ему бескомпромиссную и жестокую борьбу средневековых баронов за влияние и власть. Каждый претендовал на трон, и каждый новый руководитель секретной службы уничтожал своего предшественника.
Начиналась история с Феликса Дзержинского, который в декабре 1917 года основал Всероссийскую Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. ВЧК проводила в жизнь политику красного террора, провозглашенную в сентябре 1918 года Лениным.
Романтический ореол, окружавший первых чекистов, притягивал к себе Дмитрия, однако вскоре ВЧК превратилась в ОГПУ, которое, следуя ленинским курсом, разоблачало и уничтожало уцелевших врагов революции: белогвардейцев, дворян, кулаков, коварных иностранных шпионов. ОГПУ было реорганизовано и переименовано в НКВД, превосходную организацию, которая, к несчастью, превратилась в инструмент сталинских чисток в 30-х годах, погубивших немало преданных коммунистов.
В 1936 году первый нарком внутренних дел Генрих Ягода был убран со своего поста по приказу Сталина, и его место занял кровожадный заплечных дел мастер Николай Ежов, прозванный в народе “кровавым карликом”. Однако и Ежову была уготована незавидная судьба: он был расстрелян в той же камере Лубянской тюрьмы, в которой сам казнил своего предшественника Ягоду.
В своем исследовании Дмитрий писал, что “в эти мрачные годы Сталин использовал аппарат советских секретных служб для своих преступных целей”.
В 1938 году на сцене появился Лаврентий Берия, верный сподвижник Сталина. В разные годы возглавляемая им организация называлась НКВД, НКГБ, Министерство внутренних дел, объединившее милицию и госбезопасность, Министерство государственной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Однако, больше чем Кремль и Красную площадь, Дмитрий хотел увидеть площадь Дзержинского. Одна из центральных площадей Москвы, названная в честь аскетичного польского аристократа, первого руководителя органов ВЧК, как раз и была тем местом, где располагалась главная цитадель государственной безопасности и печально известная внутренняя тюрьма.
Площадь была пустынна. Накрапывал мелкий дождь, затянутое низкими облаками небо хмурилось, а по тротуарам гулял пронзительный осенний ветер. Дмитрий пересек площадь, остановился в тени зловещего памятника Феликсу Дзержинскому, который стоял на чугунном постаменте в своей черной шинели палача, и долго смотрел на огромное здание, нависающее над северной оконечностью площади. Темные слепые окна и массивный фасад излучали угрозу, словно какой-нибудь легендарный замок или мрачный бастион средневековья.
Здесь, в одной из камер, была казнена его мать, однако Дмитрий почти не думал о ней. Он думал только об отце, воображая себе те страшные минуты, когда несколько офицеров, может быть, столь же молодых, как и он сам, с такими же эмблемами в петлицах вошли в кабинет Бориса Морозова, приказали сдать пистолет и следовать за ними. Должно быть, последовала унизительная и позорная сцена, когда с отца срывали погоны и награды. Оскорбления, темная камера, обвинение в измене. И, наконец, лагерь под Воркутой, пронизывающий холод, голод, побои и комендантский взвод.
Чувствуя, как черная пелена ненависти застилает ему глаза, Дмитрий поклялся самому себе: “Вы, убийцы моего отца! Однажды я найду вас, кто бы вы ни были, найду и уничтожу. Но знайте же, что я не брошусь на вас в самоубийственном порыве. Сначала я вскарабкаюсь на самый верх, стану вашим начальником, может быть, даже председателем КГБ. А уж тогда я воспользуюсь своей властью, чтобы добраться до вас!”
Взрыв звонкого детского смеха вывел его из состояния мрачной задумчивости. Дмитрий увидел стайку детей, прильнувших к огромным, ярко освещенным витринам “Детского мира”.
“Как странно, – подумал Дмитрий, – что этот дворец игрушек, самый большой магазин детских товаров в СССР, символ детской радости, был воздвигнут напротив страшных казематов Лубянки”.
Еще некоторое время Дмитрий рассматривал чугунный памятник Дзержинскому. Даже Хрущев, осудив преступления Сталина и Берии и обвинив их в смерти десятков тысяч человек, не осмелился убрать зловещую статую, и она осталась возвышаться в самом сердце Москвы.
“Что за народ мы, русские! – подумал Дмитрий. – Что в прошлом, что в настоящем мы ненавидим сильную власть и дисциплину и в то же время восхищаемся ею. Мы презирали тайную полицию и в то же время пресмыкались перед ней. Мы выступали против жестокостей и пыток, боролись за свои человеческие права, не переставая возносить на трон собственных катов и палачей. Какой другой народ создал бы памятник человеку, основавшему самую кровавую секретную службу в мире? Какой другой народ назвал бы именем этого человека одну из главных площадей своей столицы и превратил одно из красивейших зданий города в тюрьму, в которой приводят в исполнение смертные приговоры?”
“Я буду чекистом, – размышлял он на пути в казарму. – Я стану самым надежным, самым рьяным, но никогда не стану преданным. Вся вера и чистота, которые были даны мне при рождении, остались далеко в прошлом, в детском доме имени Панфилова. Я расстался со всем этим еще до того, как потерял свою невинность с дочерью повара Валей...”
* * *
– Сони в артиллерии... – рявкнул высокий плотный сержант, инструктор по физподготовке, и шестьдесят две глотки дружно подхватили незамысловатую частушку, отмеряя ритм грохотом сапогов по плацу:
– Франты в кавалерии... Пьяницы во флоте... Идиот в пехоте!..
– Ну а кто такие вы? – снова завопил сержант, и они отвечали:
– Бравые парни КГБ!
Они уже минут пятнадцать носились кругами по внутреннему дворику Высшей школы, топча усталыми ногами неровный плац. Стояло морозное февральское утро, однако Дмитрий чувствовал себя превосходно. Утренняя зарядка всегда нравилась ему. Его тренировки в детдоме принесли свои плоды: в отличие от многих своих сокурсников, которые пыхтели и спотыкались елею и справа от него, Дмитрий был в превосходной физической форме.
Сержант, огромный, наголо стриженный латыш, снова что-то крикнул, и Дмитрий подумал, что инструктора больше заботят его глупые прибаутки, чем физические упражнения. В этот раз сержант вспомнил шутку, основанную на интерпретации известной аббревиатуры ОГПУ – так раньше называлось КГБ:
– О, господи, помоги убежать!
Дмитрий и остальные курсанты хором проорали ответ, основанный на том же наборе букв, прочитываемых в обратном порядке:
– Убежишь – поймаем, голову оторвем!
Сержант громко заржал.
“Жуть как смешно!” – сердито подумал Дмитрий.
И все же зарядка нравилась ему, как нравилась и напряженная учеба. Сегодня рано утром, проведя бессонную ночь в библиотеке, он закончил свое небольшое исследование по истории органов КГБ. Это была захватывающая драматичная история, напомнившая ему бескомпромиссную и жестокую борьбу средневековых баронов за влияние и власть. Каждый претендовал на трон, и каждый новый руководитель секретной службы уничтожал своего предшественника.
Начиналась история с Феликса Дзержинского, который в декабре 1917 года основал Всероссийскую Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. ВЧК проводила в жизнь политику красного террора, провозглашенную в сентябре 1918 года Лениным.
Романтический ореол, окружавший первых чекистов, притягивал к себе Дмитрия, однако вскоре ВЧК превратилась в ОГПУ, которое, следуя ленинским курсом, разоблачало и уничтожало уцелевших врагов революции: белогвардейцев, дворян, кулаков, коварных иностранных шпионов. ОГПУ было реорганизовано и переименовано в НКВД, превосходную организацию, которая, к несчастью, превратилась в инструмент сталинских чисток в 30-х годах, погубивших немало преданных коммунистов.
В 1936 году первый нарком внутренних дел Генрих Ягода был убран со своего поста по приказу Сталина, и его место занял кровожадный заплечных дел мастер Николай Ежов, прозванный в народе “кровавым карликом”. Однако и Ежову была уготована незавидная судьба: он был расстрелян в той же камере Лубянской тюрьмы, в которой сам казнил своего предшественника Ягоду.
В своем исследовании Дмитрий писал, что “в эти мрачные годы Сталин использовал аппарат советских секретных служб для своих преступных целей”.
В 1938 году на сцене появился Лаврентий Берия, верный сподвижник Сталина. В разные годы возглавляемая им организация называлась НКВД, НКГБ, Министерство внутренних дел, объединившее милицию и госбезопасность, Министерство государственной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162