Он выпрямился только в подъезде блока номер 19.
Парадное, освещенное голой лампочкой, свисающей с потолка, выглядело холодным и обшарпанным. Цементный грязный пол весь растрескался, разнокалиберный мусор громоздился в углу словно курган, а облупившаяся краска свисала со стен неопрятными буро-коричневыми лохмотьями.
Из темноты лестничной клетки навстречу Алексу выдвинулась неуклюжая фигура, и он моментально узнал тяжелую походку Гримальди.
– Не ожидал встретить тебя здесь, – сказал Алекс. Своим появлением в Печоре Гримальди окончательно подтвердил факт своего предательства. Это было бессмысленно, но Алекс мгновенно припомнил все их совместные операции и свои детские надежды на те, что известие об измене Гримальди окажется ложным и что Наполеон снова станет его верным соратником. Увидев его перед собой, Алекс не испытал ни удивления, ни разочарования, одно лишь тупое безразличие и апатию. Гримальди остановился перед ним и кивнул головой.
– Привет, Алекс. Здесь – конец пути.
Алекс посмотрел на него, не обратив внимания на банальную фразу. Если Гримальди здесь, то и Дмитрий тоже где-нибудь поблизости. Наверняка все вокруг кишит спецназовцами из группы захвата и войсками. Это была ловушка, как он и предполагал с самого начала. Путь к отступлению отрезан, но даже если бы это было не так, он все равно не побежал бы, не увидевшись с отцом. Дмитрий все это предвидел. И ждал. Игра была окончена, и его брат выиграл.
– Все совсем не гак, как ты думаешь, – сказал Гримальди невпопад, вытаскивая из кармана толстого мехового полушубка черную сигару.
– Не так? – эхом откликнулся Алекс.
– Я не предавал тебя, – быстро заговорил Гримальди. – Я ничего не сказал им, Алекс. Можешь проверить. Только... только это горбачевское дело. Он опасен, Алекс опасен для всех нас.
Алекс посмотрел на лестницу через плечо Гримальди. Там никого не было. Он знал, что его арестуют и что живым ему из России не выбраться. Он только надеялся, что ему дадут напоследок увидеться с отцом.
– Ты и я – мы оба принадлежим к отмирающему поколению, – продолжил Гримальди, слабо улыбаясь. – Мы – последние из могикан, самураи “холодной войны”.
– Ты сегодня в ударе, Франко. К чему бы это?
– С Горбачевым у руля Россия больше не будет нашим противником, – сказал Гримальди, мрачнея. – ЦРУ станет никому не нужным, неужели ты не понимаешь этого?
Алекс молча смотрел, как Гримальди раскуривает сигару.
– Мы больше им не понадобимся, – продолжал перебежчик. – Ни ты, ни я и никто. Наша жизнь закончится в какой-нибудь пыльной государственной конторе, где мы будем весьма заняты, штампуя разрешения на застройку или вылавливая мелких торговцев наркотиками. Это конец, Алекс, конец нашей большой игры. Если не убрать Горбачева, у нас больше не будет ни захватывающих приключений, ни удовольствия, ни права на существование. Ребят из Лэнгли отправят работать в страховую компанию, а “Ферму” превратят в курорт для старушек.
– Значит, ты сделал это ради фирмы? – Алекс отодвинул Гримальди в сторону и прошел к лестнице.
– Постой, Алекс, нам нужно поговорить! – крикнул ему вслед Гримальди и сделал несколько шагов, но остановился. – Постой...
Алекс поднялся по лестнице до площадки второго этажа и оказался в сером, тускло освещенном коридоре. К третьей двери справа был кнопками прикреплен картонный прямоугольник размером с почтовую открытку. На нем кто-то написал имя и фамилию владельца комнаты: “Виктор Вульф”.
Алекс набрал в грудь побольше воздуха. Он понятия не имел, что может ждать его за дверью, но старался об этом даже не думать. Пальцы его легли на ручку двери и нажали.
В квартирке было темно. На фоне окна, лишенного занавесок, виднелся силуэт человека в кресле-качалке. В воздухе пахло крепким табачным дымом.
– Привет, Сашка, – сказал голос Дмитрия, и Алекс услышал нервный смешок брата. – Какая у тебя шикарная маскировка. Присаживайся, твой отец сейчас придет.
Какое-то время Алекс неуверенно топтался на пороге, затем шагнул в комнату. Внутри было душно, и он расстегнул воротник своего офицерского “чеша”. Глупый маскарад внезапно вызвал в нем сильнейшее отвращение, ему захотелось снять советскую военную форму. Как глупо с его стороны было надеяться, что он сумеет перехитрить своего брата в его собственных владениях. Исход авантюры, которую он затеял, был предрешен с самого начала.
Когда его глаза слегка привыкли к темноте, он вытащил из-под стола стул и уселся на середине комнаты, сложив руки на коленях. Дмитрий молча покачивался в своем кресле у окна, и качалка слегка поскрипывала под его тяжестью. Оба молчали, не произнося ни слова. Говорить было не о чем. Алексу к тому же казалось, что любые несколько фраз, которыми они обменяются, закончатся дракой не на жизнь, а на смерть. Да и что он мог сказать Дмитрию? Почему ты убил Татьяну? Почему ты убил моего сына?
“Лучше всего молчать, – подумал он. – Лучше всего оставаться тихим и покорным”. Дмитрий поставил этот капкан, и он сознательно влез в него. И все же ему казалось, что между ним и братом существует молчаливое соглашение ничего не предпринимать до тех пор, пока не закончится встреча Алекса с Виктором Вульфом.
Прошло несколько минут. Дверь в комнату тихонько скрипнула, открываясь, и на пороге появилась сутулая, худая фигура. Алекс затаил дыхание. Щелкнул выключатель, и бедно обставленная комната осветилась слабым электрическим светом.
Алекс, чувствуя, как плохо слушаются и дрожат его ноги, встал и шагнул к дверям, Дмитрий – за ним. “Как мы, должно быть, неуместно выглядим здесь в своей военной форме, символизирующей для старика унижение, жестокость и смерть!” – подумалось Алексу.
Виктор Вульф действительно выглядел совершенным стариком со впалой грудью и абсолютно лысой головой. Изможденное лицо было покрыто густой сетью морщин, а кожа имела синевато-серый оттенок, свидетельствующий о болезни сердца. Нос у него был аккуратным и тонким, а высохшие и потрескавшиеся от мороза губы едва скрывали неровные, обломанные зубы с несколькими металлическим коронками. Морщинистую кожу на шее натягивал огромный острый кадык. Виктор Вульф был в толстых очках, которые держались на его голой голове благодаря тонкой резинке, а черный костюм из грубой дешевой шерсти болтался на худом теле как на вешалке. Серая рубашка без воротника была какого-то допотопного покроя.
“Боже мой! – подумал Алекс в смятении. – И это – тот самый возвышенный и тонкий поэт, околдовавший Тоню Гордон? Тот самый страстный и красивый мужчина, о котором рассказывала Нина, с гривой непокорных черных волос, чувственными губами и могучим поэтическим даром? Автор “Тысячи смертей”, человек, написавший “.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Парадное, освещенное голой лампочкой, свисающей с потолка, выглядело холодным и обшарпанным. Цементный грязный пол весь растрескался, разнокалиберный мусор громоздился в углу словно курган, а облупившаяся краска свисала со стен неопрятными буро-коричневыми лохмотьями.
Из темноты лестничной клетки навстречу Алексу выдвинулась неуклюжая фигура, и он моментально узнал тяжелую походку Гримальди.
– Не ожидал встретить тебя здесь, – сказал Алекс. Своим появлением в Печоре Гримальди окончательно подтвердил факт своего предательства. Это было бессмысленно, но Алекс мгновенно припомнил все их совместные операции и свои детские надежды на те, что известие об измене Гримальди окажется ложным и что Наполеон снова станет его верным соратником. Увидев его перед собой, Алекс не испытал ни удивления, ни разочарования, одно лишь тупое безразличие и апатию. Гримальди остановился перед ним и кивнул головой.
– Привет, Алекс. Здесь – конец пути.
Алекс посмотрел на него, не обратив внимания на банальную фразу. Если Гримальди здесь, то и Дмитрий тоже где-нибудь поблизости. Наверняка все вокруг кишит спецназовцами из группы захвата и войсками. Это была ловушка, как он и предполагал с самого начала. Путь к отступлению отрезан, но даже если бы это было не так, он все равно не побежал бы, не увидевшись с отцом. Дмитрий все это предвидел. И ждал. Игра была окончена, и его брат выиграл.
– Все совсем не гак, как ты думаешь, – сказал Гримальди невпопад, вытаскивая из кармана толстого мехового полушубка черную сигару.
– Не так? – эхом откликнулся Алекс.
– Я не предавал тебя, – быстро заговорил Гримальди. – Я ничего не сказал им, Алекс. Можешь проверить. Только... только это горбачевское дело. Он опасен, Алекс опасен для всех нас.
Алекс посмотрел на лестницу через плечо Гримальди. Там никого не было. Он знал, что его арестуют и что живым ему из России не выбраться. Он только надеялся, что ему дадут напоследок увидеться с отцом.
– Ты и я – мы оба принадлежим к отмирающему поколению, – продолжил Гримальди, слабо улыбаясь. – Мы – последние из могикан, самураи “холодной войны”.
– Ты сегодня в ударе, Франко. К чему бы это?
– С Горбачевым у руля Россия больше не будет нашим противником, – сказал Гримальди, мрачнея. – ЦРУ станет никому не нужным, неужели ты не понимаешь этого?
Алекс молча смотрел, как Гримальди раскуривает сигару.
– Мы больше им не понадобимся, – продолжал перебежчик. – Ни ты, ни я и никто. Наша жизнь закончится в какой-нибудь пыльной государственной конторе, где мы будем весьма заняты, штампуя разрешения на застройку или вылавливая мелких торговцев наркотиками. Это конец, Алекс, конец нашей большой игры. Если не убрать Горбачева, у нас больше не будет ни захватывающих приключений, ни удовольствия, ни права на существование. Ребят из Лэнгли отправят работать в страховую компанию, а “Ферму” превратят в курорт для старушек.
– Значит, ты сделал это ради фирмы? – Алекс отодвинул Гримальди в сторону и прошел к лестнице.
– Постой, Алекс, нам нужно поговорить! – крикнул ему вслед Гримальди и сделал несколько шагов, но остановился. – Постой...
Алекс поднялся по лестнице до площадки второго этажа и оказался в сером, тускло освещенном коридоре. К третьей двери справа был кнопками прикреплен картонный прямоугольник размером с почтовую открытку. На нем кто-то написал имя и фамилию владельца комнаты: “Виктор Вульф”.
Алекс набрал в грудь побольше воздуха. Он понятия не имел, что может ждать его за дверью, но старался об этом даже не думать. Пальцы его легли на ручку двери и нажали.
В квартирке было темно. На фоне окна, лишенного занавесок, виднелся силуэт человека в кресле-качалке. В воздухе пахло крепким табачным дымом.
– Привет, Сашка, – сказал голос Дмитрия, и Алекс услышал нервный смешок брата. – Какая у тебя шикарная маскировка. Присаживайся, твой отец сейчас придет.
Какое-то время Алекс неуверенно топтался на пороге, затем шагнул в комнату. Внутри было душно, и он расстегнул воротник своего офицерского “чеша”. Глупый маскарад внезапно вызвал в нем сильнейшее отвращение, ему захотелось снять советскую военную форму. Как глупо с его стороны было надеяться, что он сумеет перехитрить своего брата в его собственных владениях. Исход авантюры, которую он затеял, был предрешен с самого начала.
Когда его глаза слегка привыкли к темноте, он вытащил из-под стола стул и уселся на середине комнаты, сложив руки на коленях. Дмитрий молча покачивался в своем кресле у окна, и качалка слегка поскрипывала под его тяжестью. Оба молчали, не произнося ни слова. Говорить было не о чем. Алексу к тому же казалось, что любые несколько фраз, которыми они обменяются, закончатся дракой не на жизнь, а на смерть. Да и что он мог сказать Дмитрию? Почему ты убил Татьяну? Почему ты убил моего сына?
“Лучше всего молчать, – подумал он. – Лучше всего оставаться тихим и покорным”. Дмитрий поставил этот капкан, и он сознательно влез в него. И все же ему казалось, что между ним и братом существует молчаливое соглашение ничего не предпринимать до тех пор, пока не закончится встреча Алекса с Виктором Вульфом.
Прошло несколько минут. Дверь в комнату тихонько скрипнула, открываясь, и на пороге появилась сутулая, худая фигура. Алекс затаил дыхание. Щелкнул выключатель, и бедно обставленная комната осветилась слабым электрическим светом.
Алекс, чувствуя, как плохо слушаются и дрожат его ноги, встал и шагнул к дверям, Дмитрий – за ним. “Как мы, должно быть, неуместно выглядим здесь в своей военной форме, символизирующей для старика унижение, жестокость и смерть!” – подумалось Алексу.
Виктор Вульф действительно выглядел совершенным стариком со впалой грудью и абсолютно лысой головой. Изможденное лицо было покрыто густой сетью морщин, а кожа имела синевато-серый оттенок, свидетельствующий о болезни сердца. Нос у него был аккуратным и тонким, а высохшие и потрескавшиеся от мороза губы едва скрывали неровные, обломанные зубы с несколькими металлическим коронками. Морщинистую кожу на шее натягивал огромный острый кадык. Виктор Вульф был в толстых очках, которые держались на его голой голове благодаря тонкой резинке, а черный костюм из грубой дешевой шерсти болтался на худом теле как на вешалке. Серая рубашка без воротника была какого-то допотопного покроя.
“Боже мой! – подумал Алекс в смятении. – И это – тот самый возвышенный и тонкий поэт, околдовавший Тоню Гордон? Тот самый страстный и красивый мужчина, о котором рассказывала Нина, с гривой непокорных черных волос, чувственными губами и могучим поэтическим даром? Автор “Тысячи смертей”, человек, написавший “.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162