Если бы эти глаза не смотрели с такой беззащитной мольбой. Если бы...
Если бы что?
- Послушай, - сказал он. - Я хочу у тебя кое-что спросить. - И не дожидаясь, пока Моис, удивленный внезапной холодностью тона, чему Адам был удивлен не меньше него, ответит, продолжил: - Он - мистер Хоксворт - снова оскорбил тебя? В смысле, называл тебя обидным прозвищем?
- Чего? - не понял Моис вопроса. Потом лицо его скривила насмешливая гримаса. - В смысле, не называл ли он меня черным сукиным сыном?
- Да, - сказал Адам. - Черным сукиным сыном, - он услышал, как его голос выговаривает слоги с излишней четкостью. Он почувствовал, что Моис подозрительно и недоверчиво изучает его, как будто подглядывая из зарослей густого кустарника.
Потом Моис опять хмыкнул.
- Не-а, - тихо сказал он. - И не назовет. Никто меня так не назовет. Больше никто. И он это знает.
Он замолчал. Набычился, сидя на стуле - ноги широко расставлены, локти торчат в стороны, ладони с растопыренными пальцами уперты в колени и медленно поглаживают мышцы под брюками - вперед, назад.
- Но, - сказал Моис, - это не значит, что он не хочет. Он хочет назвать меня черным сукиным сыном. Прямо видно, как он сдерживается изо всех сил. Рот его надувается, старые губы кривятся, и вот он уже не может удержать слова. Они вырываются. Он говорит: "Ты... Ты...".
Моис тихо засмеялся.
- Угу, - сказал он, - и ты понимаешь, что он хочет сказать. Но он этого не делает. Не договаривает. Только смотрит.
Адам отвел глаза. Он посмотрел на буквы, которые Моис с таким прилежанием рисовал на листе бумаги. Он заставил себя взглянуть на них. Заставил себя произнести:
- Эти буквы, Толбат, они хорошо получились. Даже очень.
Но Моис не слушал. Не сводя с Адама глаз, он негромко сказал:
- Почему ты меня об этом спросил? Не называл ли он меня черным сукиным сыном? - он подождал, потом сказал ещё тише: - Чего это тебе понадобилось знать-то?
Сначала Адам не отвечал, уставившись на Моиса. Потом сказал:
- Просто так, из интереса.
- Так вот, слушай, - сказал Моис. - Слушай хорошенько. Я - я теперь буду тебе каждый вечер отчитываться. Чтобы ты больше никогда не спрашивал просто так. Из интереса.
И он сдержал слово. Каждый вечер, выбирая всегда разное время, Моис отчитывался. И Адам ждал, - считая минуты, с ужасом ждал момента, когда Моис это скажет и засмеется.
Однажды Адам думал, что Моис забыл или ему надоела эта игра. Они уже легли. Погасили лампу. Адам почти уснул. И тогда услышал голос с соседней койки.
- А старик-то, - сказал голос, - сегодня не назвал меня черным сукиным сыном.
И следом - смешок в темноте, приглушенный, мягкий, как мех.
Погода переломилась. Темнеть стало позже, а сумерки тянулись дольше. В сумерках легкий ветерок с пустоши за лагерем приносил наводящий грусть сладковатый запах не потревоженной плугом земли, смешанный с запахом дыма из печных труб. Пришло сообщение, что Грант32, который победил при Виксберге33, назначен верховным главнокомандующим в чине генерал-лейтенанта. И, скорее всего, возглавит штаб потомакской армии.
Эти новости и послужили поводом для веселья - с песнями и танцами. Веселились следующим образом. Симс Пердью с безумным гиканьем носился вокруг костра. Солдаты из роты "С" положили полдюжины выцветших банкнот на дно корыта, присыпали купюры мукой дюймов на двенадцать34 и подговорили пятерых негров попытаться со связанными за спиной руками добыть богатство, рискуя задохнуться. Адам сидел на ящике из-под крекеров у стенки маркитантской палатки и смотрел. Моис пристроился рядом на корточках. Они наблюдали за Симсом Пердью, который с воплями отплясывал кругами вокруг корыта, где негры рылись в муке, и лупил их по головам.
- Я б тоже от доллара не отказался, - сказал Моис. Он не отрывал глаз от этой сцены. - Но на такое я б не пошел, - и, помолчав, добавил: - Нет, ни за какие деньги.
То и дело Симс Пердью прерывал свою безумную пляску вокруг корыта, чтобы выхватить у приятеля кувшин и сделать жадный глоток или наклониться и, возложив огромную, как окорок, пятерню на голову одного из негров, вдавить его лицом в муку. Когда он отнимал руку, жертва принималась кашлять и отплевываться, мука летела во все стороны, а Симс Пердью подпрыгивал, испускал истошный вопль и продолжал танец. Он закатывал глаза и хохотал, в полнейшем восторге запрокидывая крупную голову, усеянную слипшимися от пота огненно-рыжими, детскими кудряшками.
Адам глядел на него во все глаза.
- Он делает им больно, - сказал он.
- Больно он сделает мятежникам, - сказал Моис. - Не говоря уж о том, скольким из них он уже сделал больно. Отправив на тот свет.
Они помолчали, наблюдая.
Потом Адам сказал:
- Кто-то должен остановить его.
- И кто же его остановит? - спросил Моис. - Он любого отправит на тот свет. Как тех мятежников. На том кукурузном поле у Антиетама, мне рассказывали. Он даже не стрелял. Не-а, просто встал и перешлепал их прикладом - чпок!
Сидя на корточках, Моис изобразил, как Симс управлялся со своей винтовкой: "Чпок! Чпок!" - выкрикивал он хриплым шепотом. "Чпок! Чпок! Чпок!"
Глаза его блестели.
Немного погодя, он сказал:
- Ему дали медаль. За то, что перечпокал мятежников.
Симс Пердью с воплями кружил в танце. Они смотрели.
- Я бы не отказался от медали, - сказал Моис.
Симс Пердью перестал вопить и кружиться. Он нагнулся, ухватил одного из связанных негров за щиколотки и поднял в воздух. Гигант стоял с невинной, широкой улыбкой на сверкающим от пота лице и держал негра над землей, но не слишком высоко, чтобы лицо его осталось погруженным в муку. Черная голова судорожно дергалась. Над корытом вздымались вулканы и гейзеры муки: видимо, утопленный в ней рот пытался закричать. Голове временами удавалось приподняться над поверхностью и сделать вдох, прежде чем снова погрузиться в муку.
Адам не отрывал глаз от этой сцены. Его охватил тошнотворный ужас. Он не знал, чего боится. Ужас поднимался изнутри.
Потом вдруг Симс Пердью загоготал. Он мотал негра за пятки и гоготал от неудержимой радости. Он запрокидывал красивую мальчишескую голову с огненно-рыжими кудряшками и от души хохотал заразительным смехом.
Адам понял, что вскочил. Что бежит к корыту, к Симсу Пердью. Но он не добежал. Не успел он сделать и четырех шагов - чья-то рука схватила его, и сиплый, дрожащий голос зашептал:
- Боже Всемогущий, тебя же убьют, полезешь, и он убьет тебя - он тебя убьет, Кривуля!
Адам вырывался из сжимающих его объятий.
- Пусти меня! - крикнул он, или пытался крикнуть, ибо в груди почти не осталось воздуха.
- Кривуля... Кривуля... - голос теперь умолял. - Тебя убьют, Кривуля...
Адам вертелся, пытаясь освободиться из объятий.
- Пусти! - крикнул он.
- Нет... нет, Кривуля... дурак ты чертов!
Адаму удалось высвободить руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Если бы что?
- Послушай, - сказал он. - Я хочу у тебя кое-что спросить. - И не дожидаясь, пока Моис, удивленный внезапной холодностью тона, чему Адам был удивлен не меньше него, ответит, продолжил: - Он - мистер Хоксворт - снова оскорбил тебя? В смысле, называл тебя обидным прозвищем?
- Чего? - не понял Моис вопроса. Потом лицо его скривила насмешливая гримаса. - В смысле, не называл ли он меня черным сукиным сыном?
- Да, - сказал Адам. - Черным сукиным сыном, - он услышал, как его голос выговаривает слоги с излишней четкостью. Он почувствовал, что Моис подозрительно и недоверчиво изучает его, как будто подглядывая из зарослей густого кустарника.
Потом Моис опять хмыкнул.
- Не-а, - тихо сказал он. - И не назовет. Никто меня так не назовет. Больше никто. И он это знает.
Он замолчал. Набычился, сидя на стуле - ноги широко расставлены, локти торчат в стороны, ладони с растопыренными пальцами уперты в колени и медленно поглаживают мышцы под брюками - вперед, назад.
- Но, - сказал Моис, - это не значит, что он не хочет. Он хочет назвать меня черным сукиным сыном. Прямо видно, как он сдерживается изо всех сил. Рот его надувается, старые губы кривятся, и вот он уже не может удержать слова. Они вырываются. Он говорит: "Ты... Ты...".
Моис тихо засмеялся.
- Угу, - сказал он, - и ты понимаешь, что он хочет сказать. Но он этого не делает. Не договаривает. Только смотрит.
Адам отвел глаза. Он посмотрел на буквы, которые Моис с таким прилежанием рисовал на листе бумаги. Он заставил себя взглянуть на них. Заставил себя произнести:
- Эти буквы, Толбат, они хорошо получились. Даже очень.
Но Моис не слушал. Не сводя с Адама глаз, он негромко сказал:
- Почему ты меня об этом спросил? Не называл ли он меня черным сукиным сыном? - он подождал, потом сказал ещё тише: - Чего это тебе понадобилось знать-то?
Сначала Адам не отвечал, уставившись на Моиса. Потом сказал:
- Просто так, из интереса.
- Так вот, слушай, - сказал Моис. - Слушай хорошенько. Я - я теперь буду тебе каждый вечер отчитываться. Чтобы ты больше никогда не спрашивал просто так. Из интереса.
И он сдержал слово. Каждый вечер, выбирая всегда разное время, Моис отчитывался. И Адам ждал, - считая минуты, с ужасом ждал момента, когда Моис это скажет и засмеется.
Однажды Адам думал, что Моис забыл или ему надоела эта игра. Они уже легли. Погасили лампу. Адам почти уснул. И тогда услышал голос с соседней койки.
- А старик-то, - сказал голос, - сегодня не назвал меня черным сукиным сыном.
И следом - смешок в темноте, приглушенный, мягкий, как мех.
Погода переломилась. Темнеть стало позже, а сумерки тянулись дольше. В сумерках легкий ветерок с пустоши за лагерем приносил наводящий грусть сладковатый запах не потревоженной плугом земли, смешанный с запахом дыма из печных труб. Пришло сообщение, что Грант32, который победил при Виксберге33, назначен верховным главнокомандующим в чине генерал-лейтенанта. И, скорее всего, возглавит штаб потомакской армии.
Эти новости и послужили поводом для веселья - с песнями и танцами. Веселились следующим образом. Симс Пердью с безумным гиканьем носился вокруг костра. Солдаты из роты "С" положили полдюжины выцветших банкнот на дно корыта, присыпали купюры мукой дюймов на двенадцать34 и подговорили пятерых негров попытаться со связанными за спиной руками добыть богатство, рискуя задохнуться. Адам сидел на ящике из-под крекеров у стенки маркитантской палатки и смотрел. Моис пристроился рядом на корточках. Они наблюдали за Симсом Пердью, который с воплями отплясывал кругами вокруг корыта, где негры рылись в муке, и лупил их по головам.
- Я б тоже от доллара не отказался, - сказал Моис. Он не отрывал глаз от этой сцены. - Но на такое я б не пошел, - и, помолчав, добавил: - Нет, ни за какие деньги.
То и дело Симс Пердью прерывал свою безумную пляску вокруг корыта, чтобы выхватить у приятеля кувшин и сделать жадный глоток или наклониться и, возложив огромную, как окорок, пятерню на голову одного из негров, вдавить его лицом в муку. Когда он отнимал руку, жертва принималась кашлять и отплевываться, мука летела во все стороны, а Симс Пердью подпрыгивал, испускал истошный вопль и продолжал танец. Он закатывал глаза и хохотал, в полнейшем восторге запрокидывая крупную голову, усеянную слипшимися от пота огненно-рыжими, детскими кудряшками.
Адам глядел на него во все глаза.
- Он делает им больно, - сказал он.
- Больно он сделает мятежникам, - сказал Моис. - Не говоря уж о том, скольким из них он уже сделал больно. Отправив на тот свет.
Они помолчали, наблюдая.
Потом Адам сказал:
- Кто-то должен остановить его.
- И кто же его остановит? - спросил Моис. - Он любого отправит на тот свет. Как тех мятежников. На том кукурузном поле у Антиетама, мне рассказывали. Он даже не стрелял. Не-а, просто встал и перешлепал их прикладом - чпок!
Сидя на корточках, Моис изобразил, как Симс управлялся со своей винтовкой: "Чпок! Чпок!" - выкрикивал он хриплым шепотом. "Чпок! Чпок! Чпок!"
Глаза его блестели.
Немного погодя, он сказал:
- Ему дали медаль. За то, что перечпокал мятежников.
Симс Пердью с воплями кружил в танце. Они смотрели.
- Я бы не отказался от медали, - сказал Моис.
Симс Пердью перестал вопить и кружиться. Он нагнулся, ухватил одного из связанных негров за щиколотки и поднял в воздух. Гигант стоял с невинной, широкой улыбкой на сверкающим от пота лице и держал негра над землей, но не слишком высоко, чтобы лицо его осталось погруженным в муку. Черная голова судорожно дергалась. Над корытом вздымались вулканы и гейзеры муки: видимо, утопленный в ней рот пытался закричать. Голове временами удавалось приподняться над поверхностью и сделать вдох, прежде чем снова погрузиться в муку.
Адам не отрывал глаз от этой сцены. Его охватил тошнотворный ужас. Он не знал, чего боится. Ужас поднимался изнутри.
Потом вдруг Симс Пердью загоготал. Он мотал негра за пятки и гоготал от неудержимой радости. Он запрокидывал красивую мальчишескую голову с огненно-рыжими кудряшками и от души хохотал заразительным смехом.
Адам понял, что вскочил. Что бежит к корыту, к Симсу Пердью. Но он не добежал. Не успел он сделать и четырех шагов - чья-то рука схватила его, и сиплый, дрожащий голос зашептал:
- Боже Всемогущий, тебя же убьют, полезешь, и он убьет тебя - он тебя убьет, Кривуля!
Адам вырывался из сжимающих его объятий.
- Пусти меня! - крикнул он, или пытался крикнуть, ибо в груди почти не осталось воздуха.
- Кривуля... Кривуля... - голос теперь умолял. - Тебя убьют, Кривуля...
Адам вертелся, пытаясь освободиться из объятий.
- Пусти! - крикнул он.
- Нет... нет, Кривуля... дурак ты чертов!
Адаму удалось высвободить руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58