Внезапно штурм прекратился. Фургон приподняли, раскачали и опрокинули набок. Все содержимое с грохотом и треском рассыпалось. Лошадь стояла с опущенной головой и дергала повод, - он укоротился, оказавшись под нижним колесом.
Мужчины ползали по земле на карачках, выхватывали друг у друга банки, вскрывали, запихивали в рот содержимое, глотали огромные куски и повизгивали. А один все время повторял: "Господи Иисусе, Господи Иисусе!" Насколько это ему удавалось с набитым ртом.
Мальчик с золотыми волосами, голубыми глазами и чистым лбом все тыкал в живот Адаму штыком, правда, не сильно, и звучным, интеллигентным голосом взывал к мужчинам:
- Дайте и мне что-нибудь! Дайте мне что-нибудь, слышите? Дайте поесть, сукины дети! Сукины дети, дайте!
Один из сукиных детей дал. Тот самый, нескладный, угловатый прыгун появился над листьями папоротника, стоя на коленях, - щеки его были так туго набиты, что бакенбарды торчали, как иглы дикобраза, - и сунул мальчику в руки открытую банку тушенки. Парнишка выронил оружие, начисто забыв о своем долге, и схватил банку. Запустил в неё два пальца, сложенные наподобие ложки, открыл рот, натолкал в него до отказа мяса и начал жевать. Он жевал, зажмурив глаза.
Когда же наконец проглотил, глаза его выкатились из орбит, лицо побагровело, и на какой-то миг показалось, что он не справится с таким напряжением. Но нет, справился. Отдышался.
- Два дня, - проговорил он, - два дня, и...
Но его собственная рука не дала ему договорить. Она затолкнула еду прямо в слова. Подбородок задвигался, глаза прикрылись, чистый лоб оросило потом.
И в этот миг вне времени и пространства - как будто невидимкою глядя на это чистое лицо, покрытое испариной от чрезмерного усилия и наслаждения, сердце Адама наполнилось сладкой печалью. Он любил этого мальчика, потому что мальчик очень оголодал, и теперь у него была еда.
Но стоявший на коленях оборванец вдруг заорал:
- Гляди-ка, Головастик!
Мальчик с чистым лбом открыл глаза и посмотрел, куда указывал лохматый.
- Ботинки! - в восторге выкрикнул лохматый, и тут Адам заметил, что тот босиком. Это все, что он успел заметить, прежде чем лохматый, даже не удосужившись встать, ухватил его под коленками, дернул и швырнул на землю с сокрушительной силой.
Он боролся со шнуровкой на правой ноге, Адам, ошеломленный, пытался вырваться.
- Черт-тя подери, Головастик, - взвизгнул лохматый пареньку с золотыми волосами. - Черт-тя подери, прирежь этого сукиного сына или подержи, что ли!
Головастик решил проблему по-своему. Он просто уселся на Адама. Повернулся и плюхнулся задом ему на грудь, да так сильно, что Адам едва дух не испустил.
- Пожалуйста, - проговорил он своим звучным голосом, - пожалуйста, лежите спокойно. Пожалуйста, не создавайте трудностей.
Адам лежал спокойно, а парнишка, сидя на нем, как на бревне, выковыривал из банки содержимое, заталкивал в рот и, жмурясь, жевал.
Правый ботинок был снят. Лохматый принялся сдергивать второй. Внезапно он встал.
- Вот сукин сын! - в ярости воскликнул он.
Он стоял, комично дергаясь от злобы, высоко подняв ботинок на фоне ярко-синего неба.
- Глянь-ка! - крикнул он Головастику, - только глянь, какая пакость!
Головастик послушно поднял взгляд на ботинок.
Но лохматый теперь тыкал пальцем вниз, на левую ногу Адама.
- Сукин сын! - орал он в безутешном горе. - Сукин сын-то - как есть козлоногий!
Горе его было невыносимым. С некоторым риском для собственных босых пальцев, лохматый со всей силы пнул Адама в бок. Пальцы если и пострадали, то, вероятно, не слишком, поскольку лохматый прошипел: "У-у, проклятый сукин сын!" - и пнул ещё раз.
Адам не то крякнул, не то застонал.
Головастик бесстрастно повернулся на груди Адама, чтобы посмотреть на его покалеченную ногу, потом снова поднял глаза к ботинку на фоне синего неба.
- Пинать его совершенно бесполезно, - спокойно сказал Головастик.
- Сукин сын, - сказал лохматый и замахнулся для пинка, не опуская ботинок.
- Послушай, - рассудительно проговорил Головастик, - почему бы тебе пока второй ботинок не примерить?
Лохматый стал натягивать нормальный ботинок. Головастик повернулся на груди Адама, и приняв прежнее положение, запустил в рот пригоршню мяса и принялся жевать.
- Впору! - провозгласил лохматый.
Головастик проглотил еду. Потом через силу произнес:
- Может, тебе и второй удастся подогнать под себя.
Лохматый приторачивал второй ботинок к поясу.
- Сейчас нет времени подгонять, - сказал он. - Но, черт возьми, один и то лучше, чем ничего!
Головастик пихал в рот мясо. Прикрыв глаза, жевал. Но неожиданно глаза вновь распахнули свою синеву. Но на сей раз это не от усилия протолкнуть в кричащую пустоту желудка непомерный и плохо пережеванный кусок.
Глаза широко распахнулись, потому что из зарослей на северном краю лужайки раздался резкий треск; потому что мимо прожужжал шершень, поразивший Адама своим необычайным проворством и злобностью; и потому что лошадь, видно, ужаленная этим насекомым, вскинулась на дыбы, испустила булькающий храп, рванулась, порвала узду и завалилась набок.
Адам увидел, как широко распахнулись синие глаза мальчика. Потом повернул голову и увидел завиток дыма, поднимающийся из зеленых зарослей на северном краю поляны. Повернул голову обратно: задняя нога лошади дергалась - снова и снова. Потом опять повернул голову в противоположную сторону: из леса выбежали мужчины. На них была синяя форма39. На стали штыков сверкало солнце.
Головастик поднялся с груди Адама. Он ринулся было к своему оружию, валявшемуся на земле в двух шагах от него. Но не дотянулся до него, шлепнулся набок, разок перевернулся и сел, схватившись за правое плечо. Лицо его выражало сильную досаду, даже гнев. Между пальцами левой руки, сжимавшей правое плечо, сочилась кровь.
Люди в синем, шестеро или семеро, бросились к задку фургона - все, кроме одного. Он и лохматый оборванец в одном ботинке - второй болтался и подпрыгивал на поясе - обменивались приемами штыковой атаки, то нападая, то защищаясь. Пять раз они скрещивали штыки, пять раз Адам слышал громкий лязг, потом краткий скрежет металла в момент, когда они расходились. Эти двое были полны решимости и настолько поглощены своей работой, будто от этого зависела их жизнь. Оба тяжело дышали.
Адам обнаружил, что Головастик исчез. Из-за фургона послышались ругательства и звон оружия. Потом крик.
Оборванец - другой, без бороды - вылез из-за фургона. Он перепрыгнул через лежащую лошадь и стал со штыком подкрадываться к человеку в синем, который так упорно дрался с лохматым оборванцем в одном ботинке. Видя, что второй оборванец подбирается сзади, Адам апатично и отрешенно - наверное, из-за боли от пинков - подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58