Лейтенант остановил взгляд на Моисе. Невежливость Моиса разозлила его.
- Ты... ты, черный сукин сын, - обратился лейтенант к Моису, - а ну смотри на меня... просил ли я когда-нибудь тебя или какого другого черного сукиного сына спасать...
Моис обернулся. Моис смотрел на раненого лейтенанта. Его словно зачаровало это бледное, влажное от пота лицо.
- Ты... ты... - прошептал лейтенант, - да ты же... ты же Моис, Моис Крофорд! Да, и ты...
Он уставился на Моиса. Губы негра шевелились, но не издавали ни звука. Было очевидно, что они пытаются произнести какой-то звук, но не могут. Они могли воспроизвести форму звука, но не сам звук. Звук, который губы никак не могли воспроизвести, был "нет".
- Да, - сказал лейтенант, - и ты бежал, и...
- Сынок, - раздался голос.
Адам обернулся. Это был голос Джедина Хоксворта. Джед сделал шаг к лейтенанту.
- Послушай, сынок, - говорил он, - ты серьезно ранен. Лучше тебе присесть. Этот негр - это мой негр. Он со мной уже три года. Его зовут Толбат. Он бежал из Северной Каролины.
Лейтенант шатаясь, поглаживал бинт.
Джед повернулся к Моису:
- Иди отсюда. Что ты вообще тут делаешь?
- Дасэр, - сказал Моис и растворился, как тень.
Подошел хирург, тронул лейтенанта за правое плечо. И когда лейтенант оглянулся, хирург медленно покачал головой.
Лейтенант рухнул на табурет, как подкошенный, и вдруг зарыдал. В промежутках между всхлипываниями он объяснял, что никогда не просил никакого негра спасать ему жизнь.
Джедин Хоксворт исчез. Адам целую минуту смотрел, как раненый плачет. Он не мог оторвать от него глаз.
Потом побрел дальше. Он дотащился до леса и вошел под кроны деревьев. Он попытался молиться. Даже встал на колени. Но не смог вымолвить ни слова. Он не знал, какими словами нужно просить, чтобы ему самому никогда не пришлось сидеть вот так на табурете под яркой лампой и постыдно всхлипывать на глазах у любопытной публики.
Больше пойти ему было некуда. Но как он сможет лежать в темноте в одной комнате с этим человеком и его стыдом? Двойным стыдом - потому что спас его от позора не кто иной, как Джедин Хоксворт. Он подумал, как будет лежать в хижине, где стыд клубится в темноте, как туман.
Но не было места, куда бы он мог ещё пойти. Не было в целом мире. Поэтому он вернулся, и вошел.
Там Джед Хоксворт говорил:
- ... черт тебя дери, я отмазал тебя только потому что мы скоро отчаливаем. Но сейчас я тебе официально заявляю, и мое слово закон, и...
Моис стоял перед остывшей печкой, голый, если не считать кальсон. Он явно собирался ложиться, когда зашел Джед Хоксворт. Одежда его была кучей свалена на табуретке около кровати.
- ... и только попробуй ещё раз огрызнуться, стоять тебе тогда у стенки, но учти, ты не увидишь двенадцати направленных на тебя ружей, потому что на глазах у тебя будет повязка, зато услышишь, как щелкнут взводимые курки. Дезертир, значит, а?
Негр смотрел на него в тоскливом оцепенении. Плечи поникли. Черную кожу спины и плеч пересекали бледные рубцы от старых побоев, хорошо заметные при свете лампы. Раз или два губы его шевельнулись, как будто слагая слово. Но звука не последовало.
- Н-да, - сказал Джед Хоксворт, - они нарочно дали тебе драпануть, лишь бы избавиться от тебя, ты, никчемный черный сукин сын. Да-а... - он опустил взгляд на кальсоны Моиса.
- Да-а, - сказал он, и глаза его блеснули. - Ты ведь никогда не снимаешь подштанники. Вот именно, даже когда моешься. Но должна же быть причина. И как всякий безмозглый ниггер, ты не сообразил, что кто-то может до этого додуматься. Так вот, я додумался. Я знаю, что янки делают с такими, как ты.
Длинная, как у паука, правая рука Джеда Хоксворта вытянулась, двумя пальцами ухватила старенькие серые кальсоны за пояс и дернула, пуговицы разлетелись по комнате. Отпущенные кальсоны упали.
На правом бедре негра, грубо морщиня темную и гладкую поверхность кожи, светлело выжженное клеймо. Большая буква "Д".
С тупым, болезненным удивлением негр разглядывал отметину на собственном теле, как будто впервые увидел, как будто ждал, что вскоре она смертельно разрастется.
- Знаешь, что это такое? - спросил Джед Хоксворт, обернувшись к Адаму. - Насколько я понимаю, твой достойный ученик в состоянии прочесть эту букву. "Д" - это дрянь. "Д" - это дерьмо. Вот как прозвали его янки. Вот как они окрестили солдата, который ни черта не стоит. Никчемного дезертира.
Джед коротко рассмеялся.
- Н-да, - сказал он, злобно поворачиваясь к негру и тыча в него пальцем. - И эти отметины на спине. Небось, это вовсе не жестокий плантатор тебя так располосовал. Небось, это тоже янки.
- Нет! - вырвалось у Моиса Толбата. Теперь звук получился. Губы задвигались, и исторгли слова: - Нет, клянусь Господом Всемогущим, клянусь...
Он замолчал. Джед Хоксворт, качая головой, кисло улыбался из далека своего недоверия. Потом произнес:
- Ложитесь-ка спать. Вставать рано. Отчаливаем с первыми лучами. Я хочу поскорее убраться отсюда. Слышите?
Ухмылка исчезла с его лица. На её месте постепенно проявилось отвратительное, жалкое выражение.
- Хватит трепаться попусту, - заговорил он. - Теперь пойдут одни расходы. Пока не соединимся снова с армией. А вы двое - теперь вы будете экономить. Теперь придется искать, чем нам заняться. Вам заняться. Пока мы не обанкротились. Пока я не разорился. Пока я...
Он уже не смотрел на Моиса. И на Адама не смотрел. Поток слов оборвался. Потом Джедин Хоксворт почти бесшумно шагнул к двери, наклонился и вышел.
Адам очень медленно повернулся и оказался лицом к лицу с Моисом Толбатом. Тот понуро стоял, вцепившись в кальсоны.
- Это неправда, - проговорил он пересохшими губами.
Взгляд Адама поневоле скользнул на то место, где была буква "Д", как будто он мог увидеть её сквозь одежду. Проследив за его взглядом, взгляд негра в отчаянии вернулся к лицу Адама.
- Нет, - сказал он. - Нет, я имел в виду спину. Те подонки - это были не янки. Это произошло в Джорджии.
Он опустился на стул, придерживая кальсоны. Ночь была теплая, почти летняя, но он дрожал.
Адам посмотрел на него сверху вниз. Он вдруг почувствовал себя неимоверно усталым.
Моис поднял на него глаза.
- Ты должен мне верить, - вырвалось у него. - Должен!
- Давай спать, - сказал Адам, отворачиваясь. - Давай попробуем уснуть.
- Ты должен мне верить! - выкрикнул Моис, крик вырвался из его груди.
Адам посмотрел на него сверху вниз.
- Я верю, - выдавил он из себя.
И начал раздеваться. Приготовился ко сну. Ни разу больше не взглянул он на сидящего на стуле человека. Но слышал его дыхание.
Он забрался на лежанку и уставился на брезентовый потолок хижины. Утром, при первых серых проблесках зари, они снимут брезент и скатают в рулон. Он подумал о пустой хижине, открытой небесам и непогоде, ночи и дню, как тело, из которого ушла жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58