– Ну, Марс, идите ко мне. Дядя не хочет вас обидеть. Теперь не желаете ли вы поговорить с Пифагором? – продолжал он, обращаясь к ним и подзывая к себе ребенка с удивительно большой головой, маленьким личиком, острыми круглыми глазами. Ноги и руки малыша были тонки, все тело казалось хрупким и жалким. – Он покажет вам, какой он математик. Скажите, дорогой, что мы получим, если помножим 375 на 74?
Остренькие глазки мальчика закрылись на секунду и тонкий голос произнес ответ.
Мистер Клэр добросовестно проверил результат, поработав карандашом в своей записной книжке.
– Так, – сказал он, – верно. Ну, а можете ли вы, Пифагор, разделить 228566 на два?
Ребенок презрительно взглянул на англичанина и повернулся к нему спиной.
– Вы обижаете его, – сказал Макс Куинслей, – он может возводить числа в степень и извлекать корни. Все это он производит каким-то особым способом, нам недоступным. Мозг его подобен счетной машине. – С этими словами Куинслей погладил по голове Пифагора и, обратившись к третьему ребенку, сказал: – Я назвал его Соколиный Глаз, потому что он обладает невероятно острым зрением. Подойдите сюда, малютка, и расскажите мне, что вы видите отсюда на страницах записной книжки нашего гостя? Она повернута к нам так, что вы можете легко все увидеть.
Выпученные глаза мальчика уставились на книжечку Клэра, как два телескопа; он бойко начал читать то, что было записано у мистера Клэра.
– Изумительно, – проговорил англичанин. – У меня почерк очень мелкий, а карандаш уже порядочно стерся.
Герье сидел сгорбившись и смотрел на все происходившее мрачным взглядом.
Соколиный Глаз перевел свои телескопы на француза и произнес отчетливым ясным голосом:
– У этого гостя в правом кармане спрятаны две бутылки, а у того в левом – коробка.
Клэр засмеялся и повернулся боком к наблюдательному ребенку, чтобы скрыть от него револьвер, засунутый в задний карман брюк.
– Он не может видеть через материю, – сказал Куинслей, – но складки на ваших костюмах выступают резко, и он как бы ощупывает ваши карманы… Остальные дети не менее талантливы, – продолжал Макс, указывая на стоявших рядом с ним ребятишек. – Этот отличается гениальной памятью и такой же сообразительностью, у этого – руки музыканта. Пальцы его пригодны для любого самого тончайшего ремесла. А вот этот, немного неуклюжий, создан для упорного тяжелого труда. Вот тот, со слабо развитой нижней частью туловища и с отлично разбитыми грудной клеткой и руками – будущий человек-птица.
Куинслей торжествующе посмотрел на своих гостей, которые чувствовали себя в это время не особенно спокойно. Их волновал вопрос; чем кончится этот принудительный визит?
– Мне кажется, мсье Герье, вам не особенно нравятся мои милые детки? Что вы скажете, если узнаете, что весь последний посев в инкубаториях даст нам этих новых усовершенствованных людей? Что вы скажете, если узнаете, что Ворота будут открыты только тогда, когда в Долине будет не менее десяти миллионов людей этой породы? Нам не нужны будут тогда чужестранные ученые, таланты, гении. Они будут произрастать здесь, в Долине. Солдаты, рабочие и ремесленники затмят своих коллег в остальном мире. Вот тогда-то наше завоевание мира пойдет безо всяких помех, затруднений, мы победим! Дифференцированный человек унаследует землю, вытеснит прежние отживающие расы. – Куинслей встал. Он говорил все это с энтузиазмом. Глаза его горели каким-то внутренним огнем. Руки он положил на головы Марса и Пифагора. Может быть, не все способны оценить, почувствовать этот великий момент человеческой истории. Недалекое будущее покажет слепцам, какими убогими были их собственные мысли, когда они пытались противиться естественному ходу прогресса, общему закону эволюции. – Куинслей замолчал. Тень легла на его вдохновенное лицо. Он опустил голову. – Да, да, нам, людям старшего поколения, кем бы мы ни были, трудно иногда бороться с глубоко вкоренившимися в нас предрассудками и навыками. Ну, дети, – обратился он к окружающим его мальчуганам, – идите спать в свои теплые кроватки. Спокойной ночи! – Макс прошелся из угла в угол по большому кабинету. Герье и Клэр встали в ожидании решения своей участи. Клэр выступил несколько вперед, чтобы обратить внимание продолжавшего шагать хозяина. Но тот подошел вплотную к Герье и мягким голосом сказал: – Конечно, вы пришли сюда из-за мадам Гаро? Вы видели ее?
Рене отрицательно покачал головой.
– Нет еще.
– В таком случае, вы ее увидите. Вы должны увидеть ее. – Кривая усмешка пробежала по тонким губам Куинслея. – Вы ничего не слышали о ней?.. Нет?.. Тогда я не буду вам ничего рассказывать. Пусть она сама расскажет вам все! Вы не пугайтесь, она устроилась неплохо. Это ведь замечательная женщина. Я не удивляюсь, что мужчинам она так нравится. – Куинслей засмеялся.
Герье не почувствовал гнева, как прежде, когда этот человек позволял себе издеваться над ним. Почему-то Куинслей казался ему несчастным, достойным жалости.
Макс остановился и снова заговорил:
– Я дам вам пропуск в Среднюю и Высокую Долины, а там вы, прежде всего, обратитесь к моему сыну Роберту. Он скажет вам, где мадам Гаро и что она делает. Через две недели вы должны возвратиться ко мне, и мы поговорим о вашей дальнейшей судьбе. Мистер…
– Клэр, – подсказал англичанин.
– Мистер Клэр, – продолжал Куинслей, – будет вам сопутствовать. Мне очень интересно выслушать ваше беспристрастное мнение обо всем виденном в автономной Долине. Теперь, господа, я вас не задерживаю. Я знаю, у вас нет пристанища. Но вы напрасно скрывались. Механические глаза, уши и читатели мыслей делают явным все скрытое. Я приказал отвести вам две комнаты. Завтра вы отправитесь в путь. До свиданья.
… В эту ночь Герье, несмотря на сильную усталость, заснул только перед рассветом. Тяжелые думы бродили в его голове, и ему, более чем когда-либо прежде, стало казаться, что не следовало возвращаться в Долину.
Мистер Клэр долго сидел на кровати. Он снял сапоги и, забыв об этом, стал расхаживать по комнате в одних чулках.
«Ужас, ужас! – думал он. – Что может сделать этот гениальный безумец! Под его ударами погибнет весь мир, рухнет и старая добрая Англия. Нет, нет… этого нельзя допустить». Тут англичанин с испугом огляделся, ему вспомнились глаза, уши и читатели мыслей. Он выключил электрический свет и, закутавшись в одеяло с головой, приказал себе спать.
Приемная Роберта Куинслея была еще пуста. Муки и Марки находились на своих местах в ожидании посетителей, желающих видеть правителя. Часы пробили девять. На монументальной лестнице показались Рене Герье и Джон Клэр. Они медленно поднимались по широким ступеням, устланным плотным ковром.
Лицо Рене было бледно, взгляд безучастен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127