Он подговорил здесь компанию, которая решила осуществить безумный план. Даже гениальный человек может заблуждаться самым глупым образом. Бунт в нашей стране, среди нашего народонаселения, невозможен. Конец этой трагедии понятен. Дело завершилось арестом всех участников. По отношению к такому великому ученому я хотел оставаться безупречно корректным. Я явился сам для ареста…
Я не в состоянии была больше слушать. Волнение душило меня, я крикнула:
– Я знаю, знаю все это! Дальше! Дальше! Где мой муж теперь?
Куинслей казался очень удивленным. Он устремил на меня пристальный взгляд, и лицо его зловеще нахмурилось.
– Вам все известно? – проговорил он мрачно. – Кто-то поспешил вас осведомить. Тем хуже. Тогда я считаю лишним продолжать рассказ.
Я спохватилась, я сделала большую неосторожность прежде всего по отношению к вам, мсье Герье. Я постаралась взять себя в руки.
– Я знаю только, что мой муж был арестован и приговорен к двум годам тюрьмы, больше ничего. Об этом знают здесь все. Умоляю вас, продолжайте. Вы должны понять мои чувства.
Куинслей быстро совладал с собой, и голос его звучал опять спокойно и нежно:
– Ваш муж бросился на меня, желая убить, но я привел его в такое состояние, в котором он сделался вполне безопасен. Больше я его не видел. В свою последнюю поездку в Европу я решил привезти вас сюда из единственного желания спасти мсье Гаро. Срок тюремного заключения подходил к концу, к этому времени вы должны были быть здесь. Без вас он, конечно, погиб бы.
При этих его словах я сделала жест нетерпения, и, вероятно, лицо мое выразило такое недоверие к его словам, что он замолчал и потом с достоинством, повысив голос, произнес:
– Вы можете мне не верить, вы имеете на это право, но я просил вас забыть некоторые моменты. Итак, я привез вас сюда. Для достижения этого я прибег к некоторой силе, иначе поступить я не мог. Цель оправдывает средства. Теперь я подошел к самому трудному месту моего рассказа. Последнее время ваш муж пользовался в тюрьме смягченным режимом: он мог выходить из казармы, гулять по коридору и заниматься в тюремной библиотеке. Однажды вечером, когда на этаже, где помещалась его камера, никого не было, он спустился вниз по лестнице и исчез. Больше его никто не видел.
Он остановился против меня, и взгляд его проницательных глаз, казалось, впивался в мой мозг. Голова моя поникла на грудь, я вся съежилась от ужаса. Слова Куинслея не внушали мне никакого доверия. Наоборот, я чувствовала, что за ними скрывается что-то страшное, таинственное, отвратительное. Куинслей опять заговорил.
– Что он ушел никем не замеченный, не удивительно. В нашей тюрьме находится мало узников, наш народ не знает преступлений и наказаний. Тюремная стража весьма неопытна и состоит из людей самого низкого уровня. Здание не обнесено оградой и помещается в лесистой местности, на утесе, близ копей.
Это случилось в скором времени после вашего прибытия сюда. В этом и состоит весь ужас, и я нисколько не стараюсь умалить свою вину в том, что я тотчас же не оповестил мсье Гаро о вашем прибытии. Я не мог предвидеть побега вашего мужа.
Я с трудом спросила, что могло случиться с ним дальше. Куинслей старался успокоить меня, высказав несколько предположений, по-моему, не выдерживающих никакой критики:
– Он скрывается у кого-либо из прежних знакомых, он мог устроиться где-либо в уединенном месте в горах или, наконец, перевалить через горы в какую-нибудь соседнюю долину. Последнее является наименее допустимым, закончил Куинслей.
Видя, в каком состоянии я нахожусь, он оставил меня, на прощанье прикоснувшись своими губами к моей руке.
Мадам Гаро кончила свой длинный рассказ. Она сидела неподвижно, уставившись глазами в одну точку. Я молчал, обдумывая, что мне сказать. Утешить ли ее, придумывая различные счастливые комбинации, или постараться подготовить к роковой развязке, которая сама собой вытекала из слов Куинслея? Для меня не было сомнения, что Гаро погиб. Когда и от какой причины – я полагал, останется навсегда неизвестным. Меня захватило чувство глубокой жалости, и, взяв руку мадам Гаро, я дружески сжал ее в своей.
– Я не считаю слова Куинслея вполне лживыми. За ними вернее всего кроется правда. Мсье Гаро, я думаю, жив и припрятан где-нибудь в отдаленном месте, чтобы друзья не могли открыть его следов. Иначе Куинслей дал бы объяснение его исчезновению.
Мадам Гаро внимательно посмотрела на меня, и взгляд ее оживился, на лице появился легкий румянец.
– Вы говорите не для моего утешения? – спросила она.
– Я говорю то, что думаю.
Мадам Гаро выпрямилась в своем кресле, поправила на голове прическу и бегло оглядела себя в зеркале, висевшем на противоположной стене.
После длинной паузы она сказала:
– В течение этого месяца Куинслей заезжал к миссис Смит еще несколько раз. Он был большой друг ее покойного мужа. При каждом свидании со мной он говорил, что до сих пор не имеется каких-либо новых сведений о моем исчезнувшем муже. Со мной он был очень деликатен и держал себя крайне сдержанно. Он привез мне заказ на выполнение целого ряда картин разных сооружений и видов, а также все необходимое для этой работы.
– И вы могли принять дары от этого человека! – вскричал я с негодованием. – Неужели вы думаете, что он приезжал ради покойного мистера Смита?
Ирония звучала в моем голосе.
Мадам Гаро бросила на меня испытующий пристальный взгляд, и я увидел, что на лице ее изобразилось недоумение.
Я устыдился тона, с которым я позволил себе обратиться к ней. Я пробормотал:
– Этот Куинслей действует почему-то мне на нервы, мне кажется, что он должен вызывать и в других подобное чувство. Конечно, это смешно. Он очень интересный и элегантный джентльмен.
Мадам Гаро окинула меня еще более удивленным взглядом, по ничего не сказала.
В дверь постучали, и Тардье вошел с приглашением к обеду. Перед отъездом, когда мадам Гаро и я остались опять одни, я чувствовал перед ней какую-то неловкость, и разговор казался мне деланным и лишенным дружеского доверия. Она смотрела на меня каким-то новым взглядом и ограничивалась малозначащими фразами.
Когда около девяти часов дамы собрались уезжать, я взял ее руку и, удерживая в своей несколько дольше, чем это полагается, сказал.
– Поверьте, мадам, что я отношусь к вам с дружеской сердечностью.
Мы попрощались. Во взгляде ее я прочел расположение и теплоту. Сердце мое сжалось от счастья.
ГЛАВА VI
Приготовления окончились, и я должен был отправиться на постройку шлюзов. Дорогу эту я проделал на аэроплане. Это был обыкновенный пассажирский аэроплан. В заднем его закрытом отделении ехали, как обыкновенно, рабочие, в переднем помещалась более привилегированная публика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Я не в состоянии была больше слушать. Волнение душило меня, я крикнула:
– Я знаю, знаю все это! Дальше! Дальше! Где мой муж теперь?
Куинслей казался очень удивленным. Он устремил на меня пристальный взгляд, и лицо его зловеще нахмурилось.
– Вам все известно? – проговорил он мрачно. – Кто-то поспешил вас осведомить. Тем хуже. Тогда я считаю лишним продолжать рассказ.
Я спохватилась, я сделала большую неосторожность прежде всего по отношению к вам, мсье Герье. Я постаралась взять себя в руки.
– Я знаю только, что мой муж был арестован и приговорен к двум годам тюрьмы, больше ничего. Об этом знают здесь все. Умоляю вас, продолжайте. Вы должны понять мои чувства.
Куинслей быстро совладал с собой, и голос его звучал опять спокойно и нежно:
– Ваш муж бросился на меня, желая убить, но я привел его в такое состояние, в котором он сделался вполне безопасен. Больше я его не видел. В свою последнюю поездку в Европу я решил привезти вас сюда из единственного желания спасти мсье Гаро. Срок тюремного заключения подходил к концу, к этому времени вы должны были быть здесь. Без вас он, конечно, погиб бы.
При этих его словах я сделала жест нетерпения, и, вероятно, лицо мое выразило такое недоверие к его словам, что он замолчал и потом с достоинством, повысив голос, произнес:
– Вы можете мне не верить, вы имеете на это право, но я просил вас забыть некоторые моменты. Итак, я привез вас сюда. Для достижения этого я прибег к некоторой силе, иначе поступить я не мог. Цель оправдывает средства. Теперь я подошел к самому трудному месту моего рассказа. Последнее время ваш муж пользовался в тюрьме смягченным режимом: он мог выходить из казармы, гулять по коридору и заниматься в тюремной библиотеке. Однажды вечером, когда на этаже, где помещалась его камера, никого не было, он спустился вниз по лестнице и исчез. Больше его никто не видел.
Он остановился против меня, и взгляд его проницательных глаз, казалось, впивался в мой мозг. Голова моя поникла на грудь, я вся съежилась от ужаса. Слова Куинслея не внушали мне никакого доверия. Наоборот, я чувствовала, что за ними скрывается что-то страшное, таинственное, отвратительное. Куинслей опять заговорил.
– Что он ушел никем не замеченный, не удивительно. В нашей тюрьме находится мало узников, наш народ не знает преступлений и наказаний. Тюремная стража весьма неопытна и состоит из людей самого низкого уровня. Здание не обнесено оградой и помещается в лесистой местности, на утесе, близ копей.
Это случилось в скором времени после вашего прибытия сюда. В этом и состоит весь ужас, и я нисколько не стараюсь умалить свою вину в том, что я тотчас же не оповестил мсье Гаро о вашем прибытии. Я не мог предвидеть побега вашего мужа.
Я с трудом спросила, что могло случиться с ним дальше. Куинслей старался успокоить меня, высказав несколько предположений, по-моему, не выдерживающих никакой критики:
– Он скрывается у кого-либо из прежних знакомых, он мог устроиться где-либо в уединенном месте в горах или, наконец, перевалить через горы в какую-нибудь соседнюю долину. Последнее является наименее допустимым, закончил Куинслей.
Видя, в каком состоянии я нахожусь, он оставил меня, на прощанье прикоснувшись своими губами к моей руке.
Мадам Гаро кончила свой длинный рассказ. Она сидела неподвижно, уставившись глазами в одну точку. Я молчал, обдумывая, что мне сказать. Утешить ли ее, придумывая различные счастливые комбинации, или постараться подготовить к роковой развязке, которая сама собой вытекала из слов Куинслея? Для меня не было сомнения, что Гаро погиб. Когда и от какой причины – я полагал, останется навсегда неизвестным. Меня захватило чувство глубокой жалости, и, взяв руку мадам Гаро, я дружески сжал ее в своей.
– Я не считаю слова Куинслея вполне лживыми. За ними вернее всего кроется правда. Мсье Гаро, я думаю, жив и припрятан где-нибудь в отдаленном месте, чтобы друзья не могли открыть его следов. Иначе Куинслей дал бы объяснение его исчезновению.
Мадам Гаро внимательно посмотрела на меня, и взгляд ее оживился, на лице появился легкий румянец.
– Вы говорите не для моего утешения? – спросила она.
– Я говорю то, что думаю.
Мадам Гаро выпрямилась в своем кресле, поправила на голове прическу и бегло оглядела себя в зеркале, висевшем на противоположной стене.
После длинной паузы она сказала:
– В течение этого месяца Куинслей заезжал к миссис Смит еще несколько раз. Он был большой друг ее покойного мужа. При каждом свидании со мной он говорил, что до сих пор не имеется каких-либо новых сведений о моем исчезнувшем муже. Со мной он был очень деликатен и держал себя крайне сдержанно. Он привез мне заказ на выполнение целого ряда картин разных сооружений и видов, а также все необходимое для этой работы.
– И вы могли принять дары от этого человека! – вскричал я с негодованием. – Неужели вы думаете, что он приезжал ради покойного мистера Смита?
Ирония звучала в моем голосе.
Мадам Гаро бросила на меня испытующий пристальный взгляд, и я увидел, что на лице ее изобразилось недоумение.
Я устыдился тона, с которым я позволил себе обратиться к ней. Я пробормотал:
– Этот Куинслей действует почему-то мне на нервы, мне кажется, что он должен вызывать и в других подобное чувство. Конечно, это смешно. Он очень интересный и элегантный джентльмен.
Мадам Гаро окинула меня еще более удивленным взглядом, по ничего не сказала.
В дверь постучали, и Тардье вошел с приглашением к обеду. Перед отъездом, когда мадам Гаро и я остались опять одни, я чувствовал перед ней какую-то неловкость, и разговор казался мне деланным и лишенным дружеского доверия. Она смотрела на меня каким-то новым взглядом и ограничивалась малозначащими фразами.
Когда около девяти часов дамы собрались уезжать, я взял ее руку и, удерживая в своей несколько дольше, чем это полагается, сказал.
– Поверьте, мадам, что я отношусь к вам с дружеской сердечностью.
Мы попрощались. Во взгляде ее я прочел расположение и теплоту. Сердце мое сжалось от счастья.
ГЛАВА VI
Приготовления окончились, и я должен был отправиться на постройку шлюзов. Дорогу эту я проделал на аэроплане. Это был обыкновенный пассажирский аэроплан. В заднем его закрытом отделении ехали, как обыкновенно, рабочие, в переднем помещалась более привилегированная публика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127