Смерть никого не красит.
Странно видеть убитого вампира и горько. Вампиры слишком ассоциируются с бессмертием. Вампир не может тебя оставить. Я помнил, как после очередного боя в Перелесье Клод с усмешечкой выдернул стрелу из груди, из того места, где у людей сердце, и посетовал, что ему испортили любимый камзол. Как это – Клода убили?
Я забыл про монаха. Про все забыл. Я смотрел, как Питер плачет и гладит труп Клода по щеке. Я вспоминал, сколько неописуемо тяжелых дорог прошел вместе с этим вампиром, сколько смертей, – и медленно осознавал, до какой степени он был мне дорог. Как это – Клод умер? Вечный… Не может быть. Я собирался состариться в его компании и знал, что его юное лицо никогда не изменится. У меня не умещалась в сознании эта потеря.
Вампиры – друзья, которые тебя никогда не бросят. С тех давних пор, как я познакомился с Оскаром, я видел их вечно молодые лица, и их бессмертие было постулатом моей веры. Ну как это – Оскар умрет? Или Агнесса… Или Клод…
Какой ужас…
Питер посмотрел на меня мокрыми глазами, спросил:
– Он уже не встанет больше, да? Он совсем… совсем мертвый?
Я обнял его за плечи. Я думал о том, что ощутил Оскар, когда мир подлунный оставил его младший и один из его любимых учеников.
– Да, – говорю, – совсем мертвый. У вампиров, как и у людей, есть души – если душа отошла, то вернуть ее не в моих силах. Скелеты и чучела я подниму снова, а Клод… Питер, мальчик, что ж я теперь буду делать?
Питер ткнулся лицом мне в грудь, пробормотал:
– Старая сволочь, монах хренов, в рот ему дышло…
И тут я вспомнил.
– Питер, – говорю, – он убил Клода, правда, а мы-то почему живы?
Питер поднял голову – с той странной полусочувственной миной, означающей, что я не понимаю некую, по его разумению, простую вещь.
– Так ведь он-то тоже, гад, помер, государь, – говорит. – Монах-то был человек, верно? А люди – они мрут, если им закатать ножик в переносицу. Вот он и помер, в лучшем виде. Не успел доколдовать, сука.
– Ты швырнул в него нож?! – говорю. – Ты?! Так просто?! Но как ты смог? Ведь слуги Роджера и не дернулись, я думал – живых нашим Даром просто парализовало…
Питер пожал плечами.
– Может, их-то, – говорит, – и парализовало с непривычки. Я, пока не привык к вашим этим… чарам, тоже вроде как ошалевал слегка, но у меня-то уж было время притерпеться. Я бы раньше его прибил, и Клод бы остался цел – так ведь за солдатами прятался, падла. И зыркал на меня. Надо было наверняка, чтоб он меня первый не грохнул, – так я долго момент выбирал…
Да, подумал я, резонно. И вдруг почувствовал, что совершенно не могу дышать. Мне показалось, что это – приступ кашля.
Я уже забыл, как плачут.
Мы с Питером знали предубеждение жителей Сумерек против погребения. Ясно – если гроб долгое время служил тебе опочивальней, дико представить его себе в качестве последнего пристанища. Поэтому мы сделали то, что доставило бы душе Клода удовольствие, – предали его тело огню.
Удивительно, как быстро и чисто – как бабочка, влетевшая в огонек свечи. Трупы людей так не горят. Пустая оболочка, тень Сумерек – вспыхнула, погасла, и ночной ветер унес пепел. Это сожжение не сняло тяжести с души, но появилось смутное чувство правильности и покоя. И мы смогли рассмотреть стоянку монаха и обыскать его труп.
Клод угадал: шатер оказался действительно вышитым изнутри защитной каббалой против Приходящих В Ночи. Эти знаки я знал. Вампиры их терпеть не могут, поэтому я никогда не воспроизводил эту гадость. Оскар говаривал, что защищающиеся от Проводников накликают на свою голову грязную смерть, и в случае со старцем это оказалось правдой.
Кроме знаков защиты я нашел в шатре чудесное Священное Писание, молитвенник чистого древнего письма с белыми рунами на переплете и несколько разных амулетов – против разных порождений Сумерек, но главным образом – против вампиров. Старец, похоже, терпеть неумерших не мог – вероятно, Сила вампиров каким-то образом его ослабляла. Клод причинил монаху серьезное неудобство, когда в последний раз прикрыл меня, отдавая мне Силу во время поединка.
И он отомстил вампиру. Сучий потрох.
Важного гостя и союзника Роджера охраняли пятнадцать человек. Все эти бедолаги были совершенно не готовы к приятным ощущениям от ментального сражения двух ведьмаков – и погибли поголовно, в чем в конечном счете Роджер был виноват больше меня и монаха, вместе взятых.
Тело старца оказалось с ног до головы обмотано шелковыми ленточками с вытканными на них охранными знаками – куда там моему панцирю! А в руке у него мы нашли ту чудовищную штучку, которая едва не закончила наши земные пути, – золотой диск, гравированный Святым Словом и прожженный насквозь каплей крови демона. Я едва заставил себя прикоснуться к этому. Даже думать не могу, откуда монахи раздобыли такую исключительную мерзость. Не стал бы использовать такое даже против заклятого врага – надо совсем себя не уважать, чтобы применить вот это и с легкой душой называть себя монахом, святым человеком и белым магом.
Святость, на мой взгляд, нечто совсем иное, чем отказ от любовных утех и соблюдение постов. Но у Святого Ордена на это имеется личная точка зрения. Отцы считают, что главное условие святости – втаптывание в грязь собственной природы. Ну, Бог им судья.
Метательный нож Питера вошел монаху в лоб, как в тыкву – глубоко и мягко. Точно между бровей. И Питер его выдернул, обтер и забрал с собой – он серьезно относился к оружию, которому доверил жизнь. Прелесть был Питер, прелесть. Кого бы хватило на такое отчаянное дело… Да уж, только моего милого лиса, к личному списку злодеяний которого добавилось убийство святого человека.
Возможно, всем моим друзьям и возлюбленным гореть в аду, но я не променял бы вечные муки в их замечательной компании на рай в одиночестве. И по-прежнему плевать я хотел на предрассудки.
Поднять гвардейцев и лошадей было самым пустым делом. Заодно я поднял и солдат Роджера – сделать ему приятное при встрече. Потом мы залили тлеющий костер и покинули место бойни. Старосте ближайшей деревни, куда мы добрались к утру, я приказал послать человека в монастырь, из которого притащился монах. Сообщить его братии, чтобы они забрали своего святого старца, если он им нужен. Впоследствии я передал настоятелю его амулеты, книги и защитные знаки – все, кроме той поганой вещи, с помощью которой монах отразил мой удар. Эту дрянь я закопал. Очень глубоко, в очень тайном месте – надеюсь, ее найдут не скоро, я хорошенько прикрыл ее каббалой.
Уничтожить не посмел – не предвижу последствий. Но если бы мог – уничтожил бы. Нельзя иметь в мире абсолютное оружие. Если есть такая вещь, с помощью которой любой идиот может убить не глядя толпу народу, – найдется несметное количество идиотов, можете мне поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Странно видеть убитого вампира и горько. Вампиры слишком ассоциируются с бессмертием. Вампир не может тебя оставить. Я помнил, как после очередного боя в Перелесье Клод с усмешечкой выдернул стрелу из груди, из того места, где у людей сердце, и посетовал, что ему испортили любимый камзол. Как это – Клода убили?
Я забыл про монаха. Про все забыл. Я смотрел, как Питер плачет и гладит труп Клода по щеке. Я вспоминал, сколько неописуемо тяжелых дорог прошел вместе с этим вампиром, сколько смертей, – и медленно осознавал, до какой степени он был мне дорог. Как это – Клод умер? Вечный… Не может быть. Я собирался состариться в его компании и знал, что его юное лицо никогда не изменится. У меня не умещалась в сознании эта потеря.
Вампиры – друзья, которые тебя никогда не бросят. С тех давних пор, как я познакомился с Оскаром, я видел их вечно молодые лица, и их бессмертие было постулатом моей веры. Ну как это – Оскар умрет? Или Агнесса… Или Клод…
Какой ужас…
Питер посмотрел на меня мокрыми глазами, спросил:
– Он уже не встанет больше, да? Он совсем… совсем мертвый?
Я обнял его за плечи. Я думал о том, что ощутил Оскар, когда мир подлунный оставил его младший и один из его любимых учеников.
– Да, – говорю, – совсем мертвый. У вампиров, как и у людей, есть души – если душа отошла, то вернуть ее не в моих силах. Скелеты и чучела я подниму снова, а Клод… Питер, мальчик, что ж я теперь буду делать?
Питер ткнулся лицом мне в грудь, пробормотал:
– Старая сволочь, монах хренов, в рот ему дышло…
И тут я вспомнил.
– Питер, – говорю, – он убил Клода, правда, а мы-то почему живы?
Питер поднял голову – с той странной полусочувственной миной, означающей, что я не понимаю некую, по его разумению, простую вещь.
– Так ведь он-то тоже, гад, помер, государь, – говорит. – Монах-то был человек, верно? А люди – они мрут, если им закатать ножик в переносицу. Вот он и помер, в лучшем виде. Не успел доколдовать, сука.
– Ты швырнул в него нож?! – говорю. – Ты?! Так просто?! Но как ты смог? Ведь слуги Роджера и не дернулись, я думал – живых нашим Даром просто парализовало…
Питер пожал плечами.
– Может, их-то, – говорит, – и парализовало с непривычки. Я, пока не привык к вашим этим… чарам, тоже вроде как ошалевал слегка, но у меня-то уж было время притерпеться. Я бы раньше его прибил, и Клод бы остался цел – так ведь за солдатами прятался, падла. И зыркал на меня. Надо было наверняка, чтоб он меня первый не грохнул, – так я долго момент выбирал…
Да, подумал я, резонно. И вдруг почувствовал, что совершенно не могу дышать. Мне показалось, что это – приступ кашля.
Я уже забыл, как плачут.
Мы с Питером знали предубеждение жителей Сумерек против погребения. Ясно – если гроб долгое время служил тебе опочивальней, дико представить его себе в качестве последнего пристанища. Поэтому мы сделали то, что доставило бы душе Клода удовольствие, – предали его тело огню.
Удивительно, как быстро и чисто – как бабочка, влетевшая в огонек свечи. Трупы людей так не горят. Пустая оболочка, тень Сумерек – вспыхнула, погасла, и ночной ветер унес пепел. Это сожжение не сняло тяжести с души, но появилось смутное чувство правильности и покоя. И мы смогли рассмотреть стоянку монаха и обыскать его труп.
Клод угадал: шатер оказался действительно вышитым изнутри защитной каббалой против Приходящих В Ночи. Эти знаки я знал. Вампиры их терпеть не могут, поэтому я никогда не воспроизводил эту гадость. Оскар говаривал, что защищающиеся от Проводников накликают на свою голову грязную смерть, и в случае со старцем это оказалось правдой.
Кроме знаков защиты я нашел в шатре чудесное Священное Писание, молитвенник чистого древнего письма с белыми рунами на переплете и несколько разных амулетов – против разных порождений Сумерек, но главным образом – против вампиров. Старец, похоже, терпеть неумерших не мог – вероятно, Сила вампиров каким-то образом его ослабляла. Клод причинил монаху серьезное неудобство, когда в последний раз прикрыл меня, отдавая мне Силу во время поединка.
И он отомстил вампиру. Сучий потрох.
Важного гостя и союзника Роджера охраняли пятнадцать человек. Все эти бедолаги были совершенно не готовы к приятным ощущениям от ментального сражения двух ведьмаков – и погибли поголовно, в чем в конечном счете Роджер был виноват больше меня и монаха, вместе взятых.
Тело старца оказалось с ног до головы обмотано шелковыми ленточками с вытканными на них охранными знаками – куда там моему панцирю! А в руке у него мы нашли ту чудовищную штучку, которая едва не закончила наши земные пути, – золотой диск, гравированный Святым Словом и прожженный насквозь каплей крови демона. Я едва заставил себя прикоснуться к этому. Даже думать не могу, откуда монахи раздобыли такую исключительную мерзость. Не стал бы использовать такое даже против заклятого врага – надо совсем себя не уважать, чтобы применить вот это и с легкой душой называть себя монахом, святым человеком и белым магом.
Святость, на мой взгляд, нечто совсем иное, чем отказ от любовных утех и соблюдение постов. Но у Святого Ордена на это имеется личная точка зрения. Отцы считают, что главное условие святости – втаптывание в грязь собственной природы. Ну, Бог им судья.
Метательный нож Питера вошел монаху в лоб, как в тыкву – глубоко и мягко. Точно между бровей. И Питер его выдернул, обтер и забрал с собой – он серьезно относился к оружию, которому доверил жизнь. Прелесть был Питер, прелесть. Кого бы хватило на такое отчаянное дело… Да уж, только моего милого лиса, к личному списку злодеяний которого добавилось убийство святого человека.
Возможно, всем моим друзьям и возлюбленным гореть в аду, но я не променял бы вечные муки в их замечательной компании на рай в одиночестве. И по-прежнему плевать я хотел на предрассудки.
Поднять гвардейцев и лошадей было самым пустым делом. Заодно я поднял и солдат Роджера – сделать ему приятное при встрече. Потом мы залили тлеющий костер и покинули место бойни. Старосте ближайшей деревни, куда мы добрались к утру, я приказал послать человека в монастырь, из которого притащился монах. Сообщить его братии, чтобы они забрали своего святого старца, если он им нужен. Впоследствии я передал настоятелю его амулеты, книги и защитные знаки – все, кроме той поганой вещи, с помощью которой монах отразил мой удар. Эту дрянь я закопал. Очень глубоко, в очень тайном месте – надеюсь, ее найдут не скоро, я хорошенько прикрыл ее каббалой.
Уничтожить не посмел – не предвижу последствий. Но если бы мог – уничтожил бы. Нельзя иметь в мире абсолютное оружие. Если есть такая вещь, с помощью которой любой идиот может убить не глядя толпу народу, – найдется несметное количество идиотов, можете мне поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79