Мюррей разбил район Большого Вашингтона на секторы и послал агентов в каждый из них, чтобы они опросили все торговые точки о шинах этого типа. Если они не добьются результатов, придется расширить район поисков. А Фрэдди прекрасно осознавал, что поиски скорее всего положительных результатов не дадут.
Здесь требовалась самая обыкновенная, кропотливая полицейская работа, и будь у него побольше людей и достаточно времени, результаты не заставили бы себя ждать. Проблема заключалась в том, что Мюррей испытывал недостаток и в том, и в другом. И тем не менее, как бы громко ни вопили политики, какие бы сроки они ни устанавливали, убийца не будет пойман раньше, чем его удастся схватить. Рано или поздно народным избранникам придется с этим смириться. Но пока до них доходит, агенты вроде Мюррея вынуждены затыкать дыры.
В течение трех минут он дважды прослушал пленку. Все верно, голос Фримэна Мак-Нэлли. Фрэдди узнал бы этот голос из сотни других.
– И что все это значит, – спросил он эксперта. – Вся эта пленка?
– Не знаю, кусок про друзей достаточно ясен. Я хочу посадить кого-нибудь этому Т. Джефферсону Броуди на хвост, чтобы выяснить, кого он считает «нашими друзьями».
– У нас нет людей.
– Хотя бы одного или двоих.
– Нет! У нас вообще никого нет. Отложи пока пленку и займись делом.
– Тебе виднее, ты – начальник.
Не успела за экспертом закрыться дверь, как раздался телефонный звонок.
– Мюррей.
– Харрисон Рональд. Что происходит?
– Включи телевизор, – отрезал Мюррей. Времени у него и так не было.
– Я не про балаган насчет убийцы. Я имею в виду обвинительное заключение и Большое жюри, тоже мне умник.
– Пока отложено.
– Помнишь меня? Такого маленького и сочного черного червячка, который десять месяцев болтался в выгребной яме у тебя на крючке?
– Возможно, на следующей неделе. Я дам тебе знать.
– Ты позвонишь. Ха! А я, выходит, должен сидеть здесь, засунув нос себе в задницу, пока ты не объявишься, чтобы разбираться с этими ребятами?
– Харрисон, я…
– Интересно, каким по счету стою я в твоем проклятом списке?
– Харрисон, я понимаю, к чему ты клонишь. Но не я здесь решаю, что важнее. Я позвоню…
Фрэдди умолк, когда понял, что Харрисон Рональд уже повесил трубку.
* * *
Члену Конгресса Саманте Стрейдер было чуть больше пятидесяти и она носила модную стрижку. Представляя избирательный округ, в который входила столица государства, она занимала одно из самых безопасных положений в стане демократов и фактически до конца своих дней обеспечила себе место в Конгрессе. Проведя в водовороте столичной жизни двадцать лет, Сэм Стрейдер воплощала в себе предубеждения всех американских белых женщин среднего и высшего класса. Бескомпромиссная, антимилитаристка, ревностная феминистка, следуя политической моде, она придерживалась левых взглядов. Она подвергала гневным нападкам профессиональное лицемерие своих коллег по Конгрессу, будучи абсолютно уверенной в собственном чистосердечии и беспорочности.
Политические карикатуристы находили ее привлекательной для своих рисунков.
Эта женщина, которая отличалась необычайной чувствительностью к любым проявлениям мужского шовинизма, обладала также смелостью заявлять представителям прессы: «У меня есть и влагалище, и мозги, и я с успехом пользуюсь и тем, и другим.» При малейшем, пусть даже призрачном, упреке она не снисходила до оправданий, – она швыряла встречные обвинения, метала их, как гранаты, особенно если поблизости находились журналисты, так, чтобы до их ушей долетал грохот разрывов. Ее жертвы, большинство из которых имели и мозги, и пенис, но никогда не отваживались хвастаться и тем, и другим, мудро держали рот на замке и поджидали благоприятного случая.
Таким образом, Сэм Стрейдер легко могла представить себя – острый язык, мозги и все прочие прибамбасы при ней, – уютно устроившейся в Овальном кабинете в качестве первой женщины – Президента Соединенных Штатов. Она с достаточной настойчивостью и постоянством проводила кампании, преследуя цель убедить остальных смотреть на нее ее же глазами. Политические обозреватели, способные объективно оценить ситуацию, считали, что у нее нет шансов стать Президентом, до тех пор, пока республиканская партия в самоубийственном порыве не выдвинула на этот пост Джима Беккера.
Одной из причин, по которой язык Стрейдер навлекал на нее неприятности, была ее нетерпимость по отношению к людям, которых она считала глупцами. Этот недостаток, между прочим, роднил ее с Уильямом С. Дорфманом, которого она также презирала. Первым номером в ее списке глупцов, выводивших ее из себя, числился вице-президент Куэйл, чей недуг высокомерия, в отличие от такового у Стрейдер, проистекал из недостаточной образованности и не был таким агрессивным.
Именно этот человек сказал: «Я могу оговориться». И таких оговорок было множество, сколько – одному Богу известно. Однажды, объясняя, почему он не отправился с дружественным визитом в Латинскую Америку, он на полном серьезе заявил журналистам: «Дело в том, что я не знаю латыни». Он же сказал по поводу стратегического значения Гавайев: «Этот остров находится в Тихом океане. Он – часть Соединенных Штатов и всегда был таковым». Жителям Самоа он сказал от всего сердца: «Вы счастливо живете под открытым небом. Вы счастливо жили под открытым небом. И мне хочется, чтобы вы и дальше так же счастливо жили под открытым небом.»
Самым любимым «куэйлизмом» для Стрейдер стал перл из обращения к Объединенному фонду негритянских колледжей: «Это большая беда – потерять разум – или не иметь его вообще. Вам, как и мне, легко понять, насколько это верно». Услышав это, Стрейдер выдала первому же встреченному журналисту: «Такого чистосердечного признания слышать еще не доводилось».
Во время визита в Чили, состоявшегося десять месяцев назад, Куэйл – на виду у десятков журналистов – купил куклу-сувенир с задранным подолом. Это проявление дурного вкуса возмутило всех феминисток от побережья до побережья, включая саму Стрейдер.
По мнению Стрейдер, Дэн Куэйл воплощал в себе все неблагополучие Америки. Этот избалованный привилегиями сын до неприличия богатого белого американца, который в колледже в основном пьянствовал и бегал по девкам и до такой степени все запустил, что даже провалил экзамен на звание специалиста по общественным связям в Национальной гвардии, смог стать конгрессменом, сенатором, затем вице-президентом, и теперь, выполняя обязанности Президента, может стать лидером нации, к ее несчастью.
Пока Дорфман объяснял, для чего в федеральном округе Колумбия так необходимо присутствие Национальной гвардии, Сэм Стрейдер, наблюдая за Дэном Куэйлом, внезапно, будто ее кто-то толкнул, поняла, наконец, что ждет страну в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Здесь требовалась самая обыкновенная, кропотливая полицейская работа, и будь у него побольше людей и достаточно времени, результаты не заставили бы себя ждать. Проблема заключалась в том, что Мюррей испытывал недостаток и в том, и в другом. И тем не менее, как бы громко ни вопили политики, какие бы сроки они ни устанавливали, убийца не будет пойман раньше, чем его удастся схватить. Рано или поздно народным избранникам придется с этим смириться. Но пока до них доходит, агенты вроде Мюррея вынуждены затыкать дыры.
В течение трех минут он дважды прослушал пленку. Все верно, голос Фримэна Мак-Нэлли. Фрэдди узнал бы этот голос из сотни других.
– И что все это значит, – спросил он эксперта. – Вся эта пленка?
– Не знаю, кусок про друзей достаточно ясен. Я хочу посадить кого-нибудь этому Т. Джефферсону Броуди на хвост, чтобы выяснить, кого он считает «нашими друзьями».
– У нас нет людей.
– Хотя бы одного или двоих.
– Нет! У нас вообще никого нет. Отложи пока пленку и займись делом.
– Тебе виднее, ты – начальник.
Не успела за экспертом закрыться дверь, как раздался телефонный звонок.
– Мюррей.
– Харрисон Рональд. Что происходит?
– Включи телевизор, – отрезал Мюррей. Времени у него и так не было.
– Я не про балаган насчет убийцы. Я имею в виду обвинительное заключение и Большое жюри, тоже мне умник.
– Пока отложено.
– Помнишь меня? Такого маленького и сочного черного червячка, который десять месяцев болтался в выгребной яме у тебя на крючке?
– Возможно, на следующей неделе. Я дам тебе знать.
– Ты позвонишь. Ха! А я, выходит, должен сидеть здесь, засунув нос себе в задницу, пока ты не объявишься, чтобы разбираться с этими ребятами?
– Харрисон, я…
– Интересно, каким по счету стою я в твоем проклятом списке?
– Харрисон, я понимаю, к чему ты клонишь. Но не я здесь решаю, что важнее. Я позвоню…
Фрэдди умолк, когда понял, что Харрисон Рональд уже повесил трубку.
* * *
Члену Конгресса Саманте Стрейдер было чуть больше пятидесяти и она носила модную стрижку. Представляя избирательный округ, в который входила столица государства, она занимала одно из самых безопасных положений в стане демократов и фактически до конца своих дней обеспечила себе место в Конгрессе. Проведя в водовороте столичной жизни двадцать лет, Сэм Стрейдер воплощала в себе предубеждения всех американских белых женщин среднего и высшего класса. Бескомпромиссная, антимилитаристка, ревностная феминистка, следуя политической моде, она придерживалась левых взглядов. Она подвергала гневным нападкам профессиональное лицемерие своих коллег по Конгрессу, будучи абсолютно уверенной в собственном чистосердечии и беспорочности.
Политические карикатуристы находили ее привлекательной для своих рисунков.
Эта женщина, которая отличалась необычайной чувствительностью к любым проявлениям мужского шовинизма, обладала также смелостью заявлять представителям прессы: «У меня есть и влагалище, и мозги, и я с успехом пользуюсь и тем, и другим.» При малейшем, пусть даже призрачном, упреке она не снисходила до оправданий, – она швыряла встречные обвинения, метала их, как гранаты, особенно если поблизости находились журналисты, так, чтобы до их ушей долетал грохот разрывов. Ее жертвы, большинство из которых имели и мозги, и пенис, но никогда не отваживались хвастаться и тем, и другим, мудро держали рот на замке и поджидали благоприятного случая.
Таким образом, Сэм Стрейдер легко могла представить себя – острый язык, мозги и все прочие прибамбасы при ней, – уютно устроившейся в Овальном кабинете в качестве первой женщины – Президента Соединенных Штатов. Она с достаточной настойчивостью и постоянством проводила кампании, преследуя цель убедить остальных смотреть на нее ее же глазами. Политические обозреватели, способные объективно оценить ситуацию, считали, что у нее нет шансов стать Президентом, до тех пор, пока республиканская партия в самоубийственном порыве не выдвинула на этот пост Джима Беккера.
Одной из причин, по которой язык Стрейдер навлекал на нее неприятности, была ее нетерпимость по отношению к людям, которых она считала глупцами. Этот недостаток, между прочим, роднил ее с Уильямом С. Дорфманом, которого она также презирала. Первым номером в ее списке глупцов, выводивших ее из себя, числился вице-президент Куэйл, чей недуг высокомерия, в отличие от такового у Стрейдер, проистекал из недостаточной образованности и не был таким агрессивным.
Именно этот человек сказал: «Я могу оговориться». И таких оговорок было множество, сколько – одному Богу известно. Однажды, объясняя, почему он не отправился с дружественным визитом в Латинскую Америку, он на полном серьезе заявил журналистам: «Дело в том, что я не знаю латыни». Он же сказал по поводу стратегического значения Гавайев: «Этот остров находится в Тихом океане. Он – часть Соединенных Штатов и всегда был таковым». Жителям Самоа он сказал от всего сердца: «Вы счастливо живете под открытым небом. Вы счастливо жили под открытым небом. И мне хочется, чтобы вы и дальше так же счастливо жили под открытым небом.»
Самым любимым «куэйлизмом» для Стрейдер стал перл из обращения к Объединенному фонду негритянских колледжей: «Это большая беда – потерять разум – или не иметь его вообще. Вам, как и мне, легко понять, насколько это верно». Услышав это, Стрейдер выдала первому же встреченному журналисту: «Такого чистосердечного признания слышать еще не доводилось».
Во время визита в Чили, состоявшегося десять месяцев назад, Куэйл – на виду у десятков журналистов – купил куклу-сувенир с задранным подолом. Это проявление дурного вкуса возмутило всех феминисток от побережья до побережья, включая саму Стрейдер.
По мнению Стрейдер, Дэн Куэйл воплощал в себе все неблагополучие Америки. Этот избалованный привилегиями сын до неприличия богатого белого американца, который в колледже в основном пьянствовал и бегал по девкам и до такой степени все запустил, что даже провалил экзамен на звание специалиста по общественным связям в Национальной гвардии, смог стать конгрессменом, сенатором, затем вице-президентом, и теперь, выполняя обязанности Президента, может стать лидером нации, к ее несчастью.
Пока Дорфман объяснял, для чего в федеральном округе Колумбия так необходимо присутствие Национальной гвардии, Сэм Стрейдер, наблюдая за Дэном Куэйлом, внезапно, будто ее кто-то толкнул, поняла, наконец, что ждет страну в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148